Аркадий Крупняков - Вольные города
Потому что мы ослы! — послышалось из зала.
- Г-ге! Попробуй осла не покормить неделю, он тебе покажет!
Потому,— еще громче заговорил Батисто,— что нет у вас
го защитника. Вы знаете — я сам моряк, прожил много лет
•С о ци я (лат.) — рабочие по найму. Стипендарии (лат.) — рабочие м *«лонаньи.
и скажу вам: прежде люди были смелее, они в обиду себя не давали. Я тоже, как и вы, терпел страшную нужду. Судовладелец выдавал нам по двадцать унций сухарей в день на каждого, одну соленую рыбу и кусочек сыра. Тогда пришел ко мне капитан Ачел- лино Леркари и сказал: «Батисто! Пойдем за мной на жирных! Я хочу защитить бедный народ». Это было ровно двадцать лет назад. И тогда все — и рыбаки, и матросы, и грузчики — пошли за капитаном. Пустили кровь жирным, вытряхнули их из сената, посадили туда наших людей. И все пошло по-другому.
— А Леркари жив еще? — спросил Клементо.
— Жив, что ему сделается,— ответил Батисто,— только нет его в городе. Он собирается на своем корабле в Геную.
- Жалко! Он бы нам понадобился,— прогудел Леоне.
— Про вино забыли, мошенники! — неожиданно весело сказал Батисто.— И я тоже хорош! Надо угощать друзей, а я разболтался, как последний чарпалья1.
Батисто подошел к Леоне и что-то сказал ему, указывая на дверь кухни. Рыбак выслушал хозяина таверны, поднялся, подошел к Джудиче и Клементо, что-то им тоже сказал, и все трое скрылись в кухне. За ними прошел Батисто.
— Видал? И так каждый вечер,— сказал Ионаша.— Стоит только кому-нибудь заговорить про тяжелую жизнь, сразу вступит в разговор хозяин таверны. Всем рассказывает про Леркари а кончится разговор — тянет самых отчаянных на кухню.
— Я думал, только у нас простой народ в нужде,— задумчиво произнес Ивашка.— И здесь, видно, не сладко живется.
— А этот Леркари...
— Погоди, грек, помолчи малость. Дума пришла в голову хорошая.
Ивашка долго сидел молча. Ионаша несколько раз пытался заговорить с ним, но безуспешно. Когда Леоне и Клементо вышли ид кухни, Ивашка встал и решительно сказал:
- Веди меня к хозяину. !
— Что ты надумал?
— Там узнаешь. Веди.
За кухней оказалась еще одна комната, в которой, видимо, жил сам хозяин таверны. Он удивленно посмотрел на гостей и молча ждал, когда они заговорят.
— Уважаемый Батисто,— начал Ионаша,-тут мой друг хочет с вами поговорить. Можно?
— Пусть говорит.
— Я хочу спросить, знает ли он про Сокола?
Ионаша перевел вопрос Ивашки.
• Чарпалья (ит.) — болтун, сплетник, хвастун.
22
- У меня всего одна просьба,— сказал Ивашка.— Когда ка- ! питан или кто другой пойдут на жирных, дайте знать об этом Соколу. Все его люди смело встанут за это святое дело.
Ты — Сокол? —глядя в упор на Ивашку, спросил хозяин I шерпы.
Нет. Но я знаю, что думают его люди.
Почему с этой просьбой вы обратились ко мне? Вдруг я выдам вас.
Человек, ходивший на богатеев рядом с Леркари, не способен на это,— ответил Ионаша.— Мы верим вам и просим также иверить и нам.
- На каком языке говорит этот человек? — спросил Батисто.— | Много ли людей у Сокола, что это за люди и кто такой Сокол?
- Я русский,— ответил Ивашка, выслушав перевод Ионаши.— Р Сокол из украинцев. Люди у нас — все более из татарской неволи
жившие. Нас много, гораздо больше, чем здесь думают.
Я скажу об этом, кому следует, завтра же. Приходите снова вечером, и мы поговорим.
Атаман тебе не простит этого самовольства,— сказал Ионаша, когда они вышли из таверны.
- - Еще спасибо скажет. За волю вольную драться — это тебе не купцов грабить. Самое наше дело. Недаром мечи из цепей сде- лали.
- Капитан опять поставит своих людей в сенат, а нам-то что с того? Ведь власть будет ихняя, а не наша.
А это мы еще поглядим!
ЗА БЛАГОВЕЩЕНЬЕМ, В ЗАУЛКЕ
Около полудня на подворье у Чуриловых теснился весь посольский поезд. Боярин Беклемишев собрался обратно в Москву.
Пока посол прощался с хозяевами и купцами, Иван Рун распределил езду. Сам он с молодцами будет открывать путь. За ними ими к боярина, за возком колымага княжны Мангупской. Потом 110" I и пил повозки со слугами да служанками, а далее телеги с
1и л некими помощниками да писцами. В хвосте снова молодцы
с оружием.
Боярина вышли провожать Никита и Семен Чуриловы, Василь-Сокол, купцы Степанко Васильев, Гаврюшка Петров да Семка В|И1И«ш и Шомелька. Посольский толмач порешил осесть в Ка- Нк » семью завести. Боярин опять-таки своевольно Шомельку от- РУ< I ИЛ. ( >МЬ бед — один ответ.
!о»кломишев с каждым облобызался, каждому сказал ласковое тмим ильное слово. Сокола толкнул под бок: «Жди в гости на Дим» Поблагодарив хозяев за хлеб, за соль, сел в возок. Открыли
ворота, и поезд, громыхая коваными колесами по мостовой, тронулся в дорогу. Последний раз высунулась из возка рука боярина, качнулась, блестя перстнями, и исчезла.
Добрый путь вам, русские люди!
Когда посол уехал, Гаврюшка Петров подошел к Соколу и как бы между прочим сказал:
— Зашел бы ты, парень, ко мне. Наши люди больно поговорить с тобой хотят. Сегодня вечером.
— Где найти двор твой?
— За Благовещеньем, в заулке. Спроси коморы Гаврюшки Петрова — всяк скажет.
— Приду непременно.
Вечером Сокол и Никита вышли из дома. Они долго блуждали по неровным и кривым улицам. Весь город стоял на холмах, и прохожим то и дело приходилось взбираться по каменистым ступенькам улиц. По улицам шлялись мелкие чиновники, матросы и рыбаки. Иные были уже пьяные, другие разыскивали таверну или кабачок.
Коморы Гаврюшки Петрова были на другом конце Кафы. И потому купцу и Васильку пришлось идти через весь город. Никита шел не спеша и тихо рассказывал:
— Смотри, вон за крепостной стеной пригород, сиречь антибург. Живут тут ремесленники, видишь, насколько ветхи жилища их и грязны улицы. Тяжко им тут, народишко совсем бесправный.
Улица, по которой шли купец и Василько, поднялась на вершину, открылся порт и береговые огоньки. I
— Что-то за портом костров палят много? — спросил Василько.1
— Страшнейшее то место,— ответил Никита.— Людишки живут в лачугах, а то и просто в земляных норах.
— Кто они?
— Всякий сброд. Генуэзцы зовут их одним словом — чомпи.
— Это как будет по-нашему?
— Стало быть, низший, бесправный человек.
Никита вдруг остановился, снял шляпу, перекрестился. Подняв голову, Василько увидел перед собой церковь.
— Это и есть храм Благовещенья. Церковь наша — русская. За ней скоро и коморы.
-- Никогда не думал, что в Кафе столь много русских людей живет. Верно, боле всего купцы? '
— Не только. Хотя и нашего брата не мало, одначе больше мастеровых. Есть и оружейники, плотники, бочары, швальщики, сапожники да кожемяки.
— Мастеровые наши отколь тут взялись?
— Мало ли отколь. Сколько веков из русской земли невольников сюда тянут. Многие тысячи побывали здесь. Ловкие да с та- митом сами из неволи выкупились, иные сбегали от хозяев своих. І їм много ль у Черного камня стоишь, а сколь к нему житейскими Ношами народу прибило. Так и тут. Вот придем к Гаврюшке, поглушим, что люди говорят, а после мой совет выслушай. Давно я тут живу и все одну думку вынашиваю. Сейчас пришла самая пора
и 11у вот, мы, кажись, и пришли,— сказал Никита, подойдя к нфнким дубовым воротам.— Это Гавриловы коморы и есть.
купца Гаврюшки полна горница народу.
Когда Василько и Никита вошли, коренастый, весь в шрамах и повел громкую речь. Увидев вошедших, замолчал, а хозяин
им крикнул:
Сказывай дальше. Это наши люди.
Никита на ухо Соколу шепнул: «Шкипер Родольфо, фряг. Слушай чего он скажет».
Мон капитан, синьор Леркари, отважный и справедливый пвгк. Он сказал: — Иди, Родольфо, к ремесленникам, среди них много честных и смелых парней. Они тоже, как весь городской терпят страшную нужду. Скажи им прямо: капитан Леркари поднимает свою шпагу на жирных и знатных. Пусть ответят готовы ли выступать на общего врага нашего. Говорите! — Кнпеї) сел на край скамьи.
Ты бы хоть пару деньков подумать нам дал,— сказал купец никои.— А то сразу так.
Что там думать! — выкрикнул угловатый, в кожаном фартукe мужик.— Уж терпежу совсем не стало. Приходят в кузню — и то, сделай и это. А платить не хотят. Сенька, брат мой, намедни ІІІнніу задаром отдать отказался — на пытошной машине руки отняли.
