Джеральд Даррелл - Птица-пересмешник
– Превосходно! Объявляю всем благодар-рность! – сказал губернатор.
– П'изнаюсь вам, ваше п'евосходительство, сколько не'вов я пот'епала с моими ку очками! Это все ‘авно что де'жать собаку на запо'е и не выпускать на дво'. Какого туда стоило убедить их в сп'аведливости общего дела!
– Благородное женское тело – становой хребет Империи! – заключил губернатор.
Наконец в разговор включилась Изумрудная леди, вставив себе в ухо слуховой рожок.
– Приходите почаще к нам на обед, – сказала она с удивительным радушием. – Мы так редко видим вас и ваших очаровательных девочек.
– Охотно, – сказала Кармен, розовея от удовольствия, –
если вы действительно хотите видеть их в Доме п'авительства, то уве'яю вас, они будут де'жать себя достойно и не докучать джентльменам.
– Черт возьми, – сказал губернатор.
Одри и Питер последовали далее, по пути выпив еще по стакану. Внезапно до них долетел сердитый голос капитана Паппаса, о чем-то торговавшегося с лордом Хамме-ром.
– Точно, – говорил Паппас. – У меня остались все бумаги, которые этот недоносок Лужа отдал мне на хранение. Но это было еще до того, как мы его раскусили.
– Так, – сказал лорд Хаммер, – а что конкретно представляют собой эти бумаги?
Паппас нахмурился еще больше.
– А почем я знаю? Я никогда не читаю чужих частных бумаг. Теперь этот недоносок изгнан с острова – так, как по-вашему, что мне делать с ними?
Он уставился на лорда Хаммера своими крохотными черными глазками, стараясь изобразить на лице святую невинность.
– Ну а если, – осторожно начал лорд Хаммер, – мы вместе изучим бумаги Лужи, то, может быть, вместе придем к заключению, что с ними делать? А?
– О'кей, – сказал капитан Паппас и улыбнулся широкой золотозубой улыбкой мошенника с большой дороги. – Ну что, завтра я принести их все гуртом, чохом! Идет?
– Откуда у него бумаги Лужи?! – в изумлении прошептала Одри.
– Он грек, и этим все сказано, – объяснил Питер.
Следующими звуками, которые долетели до ушей наших влюбленных, было гоготанье швейцарцев из природоохранной делегации, которым адмирал читал долгую, несколько путаную лекцию по европейской истории.
– Когда мы бились при Ютландии, ваши бравые парни находились справа от нас, – произнес он, и от волнения его глаза увлажнились. – Развертывание кораблей в боевой порядок…
– Да как же так, сэр? – перебил его швейцарец, который во всем любил точность. – У нас же нет флота.
– Как нет?! – изумленно спросил адмирал. – Не может такого быть! У всех есть.
– Но Швейцария – маленькая страна, – сказал швейцарец, складывая руки чашечкой, словно изображая птичье гнездо. – Мы со всех сторон окружены сушей!
– Тьфу! – сказал адмирал. – Терпеть не могу сражаться на суше! Прислушайтесь к моему совету: обзаведитесь флотом – и будете непобедимы!
Одри и Питеру не хотелось больше слушать. Так, а вот и сам Кинги в своем изысканном халате! Он с нежностью смотрит на сэра Ланселота, который так захвачен всеобщей атмосферой празднества, что на его всегда суровом лице нет-нет да и проскользнет улыбка.
– Я очень рад, – проворковал сэр Ланселот, – что привез вам добрые новости от герцога Пейзанского. Он очень просил меня вам о нем напомнить.
– О, милый Бертрам, – сказал Кинги, просветлев лицом. – Он был моим замечательным однокашником в Итоне! Не знаю почему, но мы все его звали «Бертрам-тарарам»!
Не было похоже, чтобы сэра Ланселота это как-то тронуло. Он крепче сжал в руке стакан и оглянулся.
– Я очень рад, что нам удалось найти столь блестящее решение этой проблемы, – сказал он.
– Нам здесь, на Зенкали, – сказал Кинги, – обычно худо-бедно удавалось вести дела на благо острова. Корю себя за то, что недооценивал вас, видя в вас лишь разумного и сочувствующего мне человека.
– Спасибо, спасибо, – сказал сэр Ланселот, сияя от удовольствия. – Я так рад слышать это, ваше величество! Мы, ревнители охраны природы, всегда во все суемся, всегда вставляем палки в колеса, и нам ой как трудно убеждать людей, что все это для их же блага. Люди думают, что мы помешались на любви к животным, ставя их выше интересов человека.
– Согласен, – сказал Кинги. – По-моему, все, что здесь произошло, лишний раз подчеркивает сказанное вами. Без понимания биологической архитектоники нашего острова мы могли бы в одночасье погубить и его экономику, и самих себя.
– Именно так, – сказал сэр Ланселот. – Истории, подобные той, что имела место в нашем микрокосме, происходят повсюду в мире, и, как правило, последствия их бывают более прискорбными.
– Хорошо, что мы здесь, на Зенкали, обладаем достаточной властью для принятия решений, – сказал Кинги. – Я всегда чувствовал, что во многих странах мира власть слишком распылена, чтобы быть эффективной. Демократия по-своему хороша, но подчас при помощи диктатуры – в мягкой, разумеется, форме – можно добиться большего.
– Положимте, что так, – с сомнением сказал сэр Ланселот.
– А вот и счастливая парочка, благодаря которой заварилась вся эта каша, – сказал Кинги и обхватил своими могучими руками Питера и Одри за плечи. – Милая Одри, – сказал он. – Вы сегодня выглядите счастливой как никогда! Не потому ли, что вы решили взять себе в мужья честного малого в лице Питера Флокса?
– О да, – сказала улыбающаяся Одри. – Я решила: в чем он нуждается больше всего, так это в сварливой жене.
– Ему следовало бы почитать за счастье, что на него будет ворчать такая красавица, как вы, – сказал Кинги. – И я открою вам секрет: наш благодарный остров подарит вам на свадьбу плантацию деревьев амела.
– О, Кинги, – сказала Одри. – Вы так щедры!
– Скорее предусмотрителен, – сказал Кинги. – Я надеюсь, что благодаря этому Зенкали станет вашим родным домом навсегда.
– Не сочтете ли вы «оскорблением величества», если я поцелую вас? – спросила Одри.
– Сочту, если откажетесь, – твердо сказал Кинги. Ну, Питер, пошли, сообщим обо всем папочке, – сказала Одри.
– Заодно передайте, что если он еще раз тиснет обомне какую-нибудь гадость, то я выкину его за шкирку с острова. «КОРОЛЬ УКУШЕН БОГОМ». Какой подрыв репутации монарха, а!
…Под гигантской бугенвиллеей, где била ключом жизнь насекомых, плавно покачивался королевский гамак, в котором восседали Ганнибал и Джу. Под гамаком, скрестив ноги по-турецки, сидел папаша Дэмиэн.
– Ну, уважаемый и обожаемый предок, у меня для тебя новость! – сказала Одри. – Наш высокочтимый король подарил нам с Питером плантацию амела!
– Как – плантацию амела? – спросил Симон. – Что бы моя родная дщерь позорила отцовские седины, живя во грехе у него под боком на плантации амела?
– Боже, да что ты несешь! – сказала Одри. – Разве я собираюсь жить во грехе?!
– Не хочешь ли ты сказать, о моя дражайшая дщерь, что ты по глупости решила повести сего неоперившегося отрока к церковному алтарю? Смилуйся, о Матерь Божия, это еще хуже, чем жить во грехе!
– Ну, ничего, немножечко греха тоже не помешает, – сказала практичная Джу. – В конце концов, грехи – это мой хлеб, без них я осталась бы без работы! Но, я надеюсь, у вас все серьезно? Могу я вас обвенчать?
– А где же еще им завязать брачные узы, как не здесь? – сказал Ганнибал. – О Господи! Я теряю не только ту единственную девушку, которую искренне любил, но и добрую помощницу. А я ведь так рассчитывал на тебя еще на девяносто ближайших лет!
– На все воля Божья, – сказал Питер.
– Что ж, – произнес, Ганнибал, – теперь, когда всю эту заваренную вами кашу удалось расхлебать, я отниму у Питера еще немножечко времени – если, конечно, эта паршивка хоть ненадолго оставит его в покое… Питер, у меня к тебе будет вот какое задание: я задумал выпуск нового, исправленного издания своей книги.
– Это какой же?
– «Зенкали. Фрагментарный путеводитель для случайного приезжего».
– Так это… ваша?! – спросил изумленный Питер.
– «Ваша»! Ты еще спрашиваешь «ваша»! Ну а кто еще на острове, по-твоему, обладает такой эрудицией и таким блестящим знанием английского, чтобы проделать столь титаническую работу? – спросил Ганнибал.
– Так вы действительно собираетесь готовить новое, исправленное издание? – спросил Питер.
– Безусловно, – ответил Ганнибал, – если ты готов мне помочь.
– Я-то готов, но мы сначала хотели бы провести медовый месяц, – сказал Питер.
– Как – медовый месяц? Вы же еще не повенчаны! –
удивился Ганнибал.
– Мы решили поступить наоборот, – как бы извиняясь, объяснила Одри. – Сначала медовый месяц, потом венчаться.
– О Святой Павел и двенадцать апостолов! Так, стало быть, моя дочь будет стоять перед алтарем и каяться во всех грехах?! – воскликнул Симон, бия себя в лоб. – Только из-за чистоты души моей я не потерплю такого!
