Луиджи Капуана - Маркиз Роккавердина
Она улыбалась, пытаясь сгладить дурное впечатление, которое невольно произвела на маркиза, и удивлялась, что он по-прежнему молчит и даже перестал есть.
— Никогда бы не подумала, что это так огорчит вас! — воскликнула она.
— Это от суеверия, извините меня, — ответил он. — Возможно, я заблуждаюсь… И потом… Я привыкну к этому мальчику… Поговорим о другом…
Он взял из вазы большую гроздь винограда и положил на тарелку маркизы:
— Это ваш, из Поджогранде.
Видя, что она, попробовав лишь две-три виноградинки, снова стала рассеянно постукивать по столу кончиком вилки, маркиз в некотором смущении спросил:
— Не нравится?
— Превосходный… Вы сказали «убитый»?..
Маркиз посмотрел ей в глаза, пораженный тем, что она возвращается к прерванному разговору.
— Убитый, я понимаю, был человеком из вашего дома, — продолжала она, — его звали «маркизов Рокко»! Вы любили его, потому что он был толковый и преданный слуга. Вы до сих пор не нашли ему замену… Но… раз уж мы случайно заговорили об этом, я хочу откровенно сказать вам, что я об этом думаю.
— Говорите.
— Будь этот человек жив, он вызывал бы у меня отвращение.
— Отвращение?
— Да. Человек, который может жениться на любовнице хозяина… из корысти, а не ради чего-либо другого… О! Его поведение доказывает это. Если бы он женился на ней по любви, я бы ему сочувствовала! Но он не любил ее, даже не пытался сделать вид… Приставал к чужим женам. Вы, мужчины, однако, рассуждаете по-своему… Его же супруга должна была, наверное, презирать его… Видите? Я напоминаю вам о людях и событиях, о которых мне хотелось бы, чтобы вы забыли, и которые, как вы не раз говорили мне, едва помните, словно это был давний сон…
— Вы не поверили мне?
— Не поверила бы, так не стала бы говорить с вами об этом. Хотя иногда… Так вот, я поэтому и говорю. Мне бы надо прямо и смело спросить вас… А вместо того я поступаю, как те, кто делает большой круг в объезд, чтобы как можно дольше не приближаться к тому месту, где боятся получить печальное известие, словно задержка заранее облегчит…
— Что с вами, Цозима? — воскликнул маркиз, встал из-за стола и, подойдя к ней, участливо спросил: — Что вам наговорили?.. Что вы подозреваете? Эта глупая Грация, наверное…
— Нет, не она, бедняжка!.. У меня исстрадалась душа. Знайте же это, Антонио. Я чувствую… что вы не любите меня!
Рыдания заглушили ее последние слова.
— Но почему? Почему? — пробормотал маркиз.
— Это вы должны сказать мне — почему!
27
Он ничего не смог ответить ей, только с трудом выдавил из себя несколько шутливых слов, стараясь своим тоном успокоить ее, но она разволновалась еще больше.
Он тоже был очень взволнован. Ему казалось, что, взяв в дом этого мальчика, маркиза ввела в него нечто большее, нежели дурное предзнаменование, — сам рок в зародыше. И он соображал, как бы помешать этому, но так, чтобы она не догадалась, что это дело его рук.
Но в конце концов, разве все это не ребячество?
Он пожал плечами. И, желая показать маркизе, что он не из тех, кто поддается всяким суевериям, на другой день перед отъездом в Марджителло сказал ей:
— Вам бы следовало заказать для этого мальчика ливрею, брюки, курточку из темного сукна, обшитую желтым позументом — это цвет Роккавердина, — и фуражку с галуном.
— О!
— Когда был жив дедушка, наши слуги одевались так. Матушка Грация знает, где лежат старые, изъеденные молью ливреи и большие фетровые шляпы.
— Другие времена, другие нравы.
— Хотите, чтобы я занялся этим?
— Нет. Мы отправим его в деревню. Пастух в Поджогранде говорил мне на прошлой неделе, что ему нужен помощник.
— Скорее всего, так будет лучше для мальчика.
— И для нас, — с легкой грустью в голосе добавила маркиза.
Маркиз стоя медленно допивал кофе, а маркиза, сидя у столика, задумчиво размешивала ложечкой сахар в дымившейся перед ней чашке.
— Я боялся, что вы уже уехали в Марджителло, — сказал кавалер Пергола, внезапно появляясь на пороге. — Извините, кузина. Ого! Какая ранняя пташка! А я думал, вы еще в постели. Доброе утро. Чашку кофе? Охотно. Не успел выпить дома, торопился сюда.
— Что случилось? — спросил маркиз.
— Мой приятель… ну, тот, из супрефектуры, прислал мне письмо. Вы первый в тройке. Выстрел попал в цель!..
— Напрасно. Я не хочу быть мэром!
— Как? После всего, что мы провернули?
— Какое мне до этого дело? Разбирайтесь сами. У меня своих забот выше головы.
— Маркиз прав, кузен.
— Вот те на!.. На вас ведь рассчитывали. Во всяком случае, пока достаточно только вашего имени, а потом надо будет окружить себя верными советниками.
— Я и себе-то не очень доверяю, — ответил маркиз.
— Вот этого уж никто не ожидал! Подумайте как следует, кузен!
— Раз я сказал нет, значит, нет!.. Хотите поехать со мной в Марджителло?! Сегодня будем заливать белое вино… Его немного, но зато из отборнейшего винограда.
— Я еще успею попробовать его!
Маркиз уехал, оставив кавалера, чертыхавшегося из уважения к кузине про себя.
— Он бросает нас в самый трудный момент! Вы должны бы убедить его, — сказал он маркизе, с мольбой складывая руки. — Женщины творят чудеса, когда захотят.
— Вы же слышали его: «Раз я сказал нет, значит, нет!» И потом… Вы знаете его лучше меня.
— К сожалению, он — Роккавердина… Если упрется, ничего с ним не поделаешь. Нужно дожидаться, пока ему не надоест. Сейчас у него в голове только оливковое масло и вино. С ним нельзя говорить ни о чем другом. Возможно, через год-другой он пошлет к черту все эти машины, бочки и кувшины! С той женщиной — я говорю вам об этом, потому что дело прошлое, — он поступил точно так же. Всем уже казалось, что спустя десять лет он совершит глупость и женится на ней… А он в один прекрасный день отдает ее в жены Рокко Кришоне. Сам отдал, почти навязал… Рокко не мог отказать ему… Он дал бы четвертовать себя ради хозяина… Она была его женой и не женой, как болтали злые языки… И когда Рокко был убит, все думали: теперь Сольмо вернется к хозяину. Да где там!.. Я говорю о ней потому, что вы ведь не станете его ревновать. Теперь разве что к машинам и к аграрному обществу… В своем отношении к женщинам он не похож на других Роккавердина. Все они были известными волокитами — старый маркиз, отец кузена, даже в преклонные годы… Конечно, к тому времени у него появилось оправдание — паралич жены… Бедная тетушка! Сколько ей пришлось пережить… А она была очень красива… Вы знали ее? Нет, вы не могли ее знать. А что с выборами? Еще одна прихоть. Но ему быстро надоело… Сотворите чудо, кузина! Не оставлять же нам город во власти каких-то проходимцев? Что люди подумают? Что маркиз Роккавердина испугался? Это неправда. Но так подумают и станут болтать!.. Я прямо готов локти себе кусать! Хорошо же мы будем выглядеть перед супрефектом! Он его выдвинул, не сомневаясь, что маркиз согласится на это назначение. Мы так старались! Сотворите чудо!..
Ах, она хотела бы сотворить чудо, только совсем другое! Но чувствовала, что не в силах. И в тот же день сказала об этом своей матери, которая все допытывалась:
— Ну что с тобой творится? Что происходит?
— Наверное, я ошиблась, мама!
— Как так?
— Я чувствую себя совсем одинокой, мама!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Мы обманулись, и он, и я. Его сердце закрыто для меня. Он взял меня в жены, как мог взять любую другую женщину… Возможно, не права была я… Я не должна была входить в этот дом… В нем еще жив призрак той, «другой». Я чувствую это, вижу…
— Что же ты чувствуешь? Что видишь?
— Ничего! Не знаю… И все же я уверена, что не ошибаюсь.
— Пресвятая богородица! И зачем так изводить себя!
— Ах, мама! Я не хотела говорить об этом, чтобы не огорчать тебя. Но у меня бы сердце разорвалось, если б я не отвела душу… Дай мне сказать тебе все. Я смирилась, давно смирилась. Ты ничего не знала об этом еще несколько месяцев назад. У тебя своих горестей хватало. Зачем было говорить тебе об этом? И когда то, на что, казалось, уже глупо было надеяться, стало вдруг возможным, ты помнишь, я заколебалась, я долго не решалась, опасаясь того, что, к сожалению, и случилось! Да, мама. Между мною и им все время стоит та, «другая», — живое воспоминание!.. Я не ошибаюсь. Разве я человек, разве я здесь свой человек, близкий друг?.. Я — мебель.
— Как ты ошибаешься, дочь моя! Ну, вышло между вами какое-то недоразумение, так надо объясниться. Муж и жена должны так поступать, иначе все усложняется. Каждый воображает, будто за этим кроется что-то серьезное… А на самом деле и нет ничего!
— А если есть нечто худшее, чем то, что предполагаешь?
— Не может быть. Всего-то через полгода! У маркиза столько забот в голове. Дела поглощают его, доставляют немало хлопот. А ты выдумываешь все и мучаешься… Как же ты хочешь, чтоб он узнал обо всем этом? Как он догадается?
