Александр Хьелланн - Яд
Но вот уроки на завтра были приготовлены. И тогда Абрахам, захлопнув книгу, сказал своему маленькому другу:
— Вот чем я отомщу телеграфисту Эриксену!
Мариус вопросительно взглянул на Абрахама. Тот добавил:
— Я отомщу наукой! Я постараюсь закончить университет с отличием. И если я встречу ее тогда с этим жалким телеграфистом, я так посмотрю на них, что им, клянусь, не поздоровится! Вот в чем будет заключаться моя месть!
Абрахам сурово сдвинул брови и так посмотрел на Мариуса, что тот наглядно понял: эта месть и в самом деле будет ужасной!
В коридоре, который соединял комнату Абрахама со спальней родителей и вел дальше на кухню, послышались шаги. Абрахам сказал:
— Это моя мама идет…
Фру Венке Левдал вошла в комнату с тарелкой орехов и яблок.
— Добрый вечер, маленький Мариус, — сказала она. — Как поживает твоя матушка?
Мариус поднялся и смущенно ответил:
— Спасибо, хорошо.
— Кушайте, мальчики. Вам, бедняжкам, необходимо подкрепиться после всей этой сухой премудрости.
Эти слова фру Левдал произнесла на торопливом, звучном бергенском наречии. Затем, улыбаясь, она стала приглаживать сыну его взъерошенную прическу, которая все еще напоминала о несчастном событии в жизни влюбленного.
Фру Венке Левдал была очень красива и так по-девически молода, что всегда с истинным удовольствием знакомила с гостями своего высоченного сына, которому пошел пятнадцатый год.
Да, пятнадцать лет прошло с тех пор, как она вышла замуж за Карстена Левдала, молодого глазного врача, который тогда только что вернулся из Парижа с блестящими аттестациями от медицинских светил. Помимо того, у Карстена Левдала были отличные европейские манеры, и это окончательно решило вопрос о замужестве. В ту пору ей было всего девятнадцать лет. Он был лет на пять старше.
Фру Левдал подсела к мальчикам и начала чистить яблоко.
— Ну, позвольте узнать, — спросила она, — какую чепуху вам задали на завтра?
Абрахам принялся перечислять то, что было задано: математика, греческий, латынь…
Фру Венке Левдал сказала:
— Мне кажется, что греческий язык — это нечто отвратительное!
Маленький Мариус не привык к такой оценке классики, и поэтому он с жаром заговорил:
— Мы изучаем «Илиаду» Гомера. Это о греческих воинах, которые сражались под Троей…
Абрахам прервал своего маленького друга:
— Уж не думаешь ли ты, что мама не знает «Илиаду» Гомера?
Мариус густо покраснел, но фру Левдал сделала вид, что не заметила его смущения, и многозначительно взглянула на сына. Улыбаясь, она сказала мальчикам:
— Не вижу ничего хорошего в том, что вы изучаете этих греков. И что это может вам дать? Конечно, мы не очень-то знаем, какими они были в древние времена, но сейчас, в наши дни, по словам моряков, это, пожалуй, самые вероломные люди.
Фру Левдал поспешно добавила:
— А разве в прошлом у нас не было героических воинов? Были, и даже получше, чем греки!.. Абрахам, где у тебя Снорри?[1]
— Снорри? Он, кажется, на полке…
— Да ты, видимо, даже не перелистал эту книгу?
Абрахам с комической мольбой поднял руки, как бы защищаясь от слов матери.
Фру Левдал шутливо бросилась к сыну, чтоб оттрепать его за волосы.
— Вот тебе сейчас достанется от меня, несчастный грек!
Абрахам, смеясь, отбивался от матери. И эта шутливая борьба так насмешила Мариуса, что он едва не свалился под стол.
Борьба кончилась не в пользу фру Левдал. Ее волосы растрепались, и пряди их падали на глаза и уши. Брошка оказалась на полу. А манжеты совсем помялись.
Сын открыто торжествовал победу, Мариус — втихомолку.
Приведя себя в порядок, фру Левдал сказала сыну:
— А теперь вам придется все же с головой окунуться в настоящую древнюю норвежскую сагу.[2]
— Ой нет, мама, избавь нас от этого!
— Нет, не избавлю! А за то, что ты пренебрегаешь Снорри, ты послушаешь теперь повествование о нем.
Взяв с полки книгу, фру Венке стала читать, и читала она превосходно, так как хорошо знала стиль саг и любила их.
Когда-то, в девические ее годы, в доме ее отца — весьма состоятельного Абрахама Кнорра — собирались все те бергенцы, которые оставались истинными патриотами-норвежцами, несмотря на разгул сине-желтой реакции.[3]
В доме ее отца сходилось пестрое, разнообразное общество — и дюжие моряки и всякого рода национальные гении. Но все были истинными сторонниками всего норвежского. Появились первые сторонники ланнсмола[4] — упорные и восторженные люди, которые носили одежду из домотканого сукна. И на их костюмах были пришиты роговые пуговицы — норвежские роговые пуговицы.
Многословие не считалось в то время добродетелью. Собравшиеся предпочитали говорить кратко, но в их веских, хотя и затрудненных изречениях, таились глубины народной мудрости.
В восторженных сердцах этих людей пылала истинная любовь к отечеству, свободе и народу — пылала любовь, к которой, как к каждой любви, примешивалось некое полуосознанное сомнение.
В своей борьбе эти люди были ожесточены и непримиримы, хотя они и не были уверены, что стоят на совершенно правильном пути. Тем не менее они до конца были преданы своей борьбе, так как им что-то подсказывало, что надо крепко держаться своего дела.
Среди таких людей выросла Венке Кнорр, и она была до некоторой степени их валькирией и вообще много значила для них. Ее семья принадлежала к старинному роду в Бергене. Этот род из поколения в поколение передавал любовь к родине и чувство национального достоинства, того высокого достоинства, которое обычно крепнет в борьбе там, где была одержана победа над иноземной кровью.
Венке Кнорр была полна национального воодушевления. Более того, во имя свободы и народа она готова была пойти на любую жертву. Будучи девушкой, она ходила в платьях из домотканой материи и умела говорить на ланнсмоле. И постоянно огорчалась тем, что от нее не требовалось чего-нибудь большего.
И вот в один чудесный день она обручилась с новоиспеченным профессором Левдалом, происходившим из старой датской чиновничьей фамилии, крайне сухой и закостеневшей. О нем мало что было известно. Знали только, что он отлично закончил университет. И был видным кавалером на танцевальных вечерах в столице.
Это неожиданное обручение доставило бергенцам немалое разочарование. В этом событии многие увидели как бы даже поражение самого народа. А более горячие сердца склонны были считать это обручение бедствием для всей страны.
Да, сейчас каждый из неженатых борцов за ланнсмол и ревнителей свободы охотно женился бы на ней либо уступил бы ее любому из своих товарищей, только бы не видеть свою божественную валькирию рядом с этим лощеным шарлатаном Левдалом.
К свадебному дню бергенцы сочинили двадцать одну песню, обращенную к невесте, причем в шести из этих песен явно сквозила эта вышеуказанная печаль и даже отчаяние.
Однако были некоторые основательные причины, повлекшие за собой этот брак. Венке Кнорр проживала в тот год в Кристиании, в аристократическом предместье, где в ту пору находился шведский королевский двор. Среди красивых и элегантных людей она увидела еще более красивого соотечественника Левдала. Он долгое время пробыл за границей, и Венке показалось, что в нем чудесно соединилось то, что она так любила, — европейский лоск в сочетании с истинным духом Норвегии. Именно поэтому Венке согласилась стать женой Левдала.
Фру Венке не потребовалось много времени для того, чтобы увидеть свою ошибку.
Венке осталась точно такой же, как была прежде, — истинной норвежкой, неустрашимой в своем свободомыслии, тем не менее ее друзья уже не питали к ней прежнего непоколебимого доверия. Но ей стало совсем не по себе, когда она переехала в маленький старомодный город и там оказалась совсем одна среди друзей своего мужа.
По временам ее угнетало мрачное настроение, и тогда она чувствовала, что теперь ничего хорошего ей не следует ожидать от жизни. Такое настроение приходило к ней в особенности в те дни, когда перед ней снова оживали идеи ее юности.
Абрахам, слушая чтение матери, сначала дурачился — строил Мариусу гримасы, но вскоре помрачнел, вспомнив о своей несчастной любви.
Маленький Мариус, напротив того, внимательно слушал чтение. Его заинтересовали герои саг — эти воинственные люди, которые рассыпали сокрушительные удары направо и налево и буквально не расставались с мечом. Да, их тревожное существование напоминало Мариусу его собственную жизнь среди постоянно нападающих скунсов.
Неожиданно Абрахам сказал:
— Отец идет!
Фру Венке прервала чтение, но прежде чем закрыть книгу, она про себя дочитала абзац до конца.
Профессор Левдал вошел в комнату. Он был без пиджака, с засученными рукавами, с полотенцем в руках.
