Георг Борн - Бледная графиня
— Старый Вит опять там, — пробормотал он, и в голосе его послышался почтительный страх. — Старый Вит показался — значит, к ночи быть буре! — Тут рыбак поглядел в другую сторону и перевел взгляд на небо. — Вон там, на горизонте, уже тучи собираются, — тревожно добавил он.
— Старый Вит? Кто же это? — спросил асессор.
— Это старый, верный слуга покойного графа. Он всегда появляется перед бурей, предостерегая нас, рыбаков, часа эдак за два до ее приближения. В молодости он был рыбаком, и когда господина его не стало, он вернулся к своей профессии. Однажды он вышел в море и не вернулся. Видите, вон он там, внизу, в тени, на скале, — продолжал Енс, указывая на берег. — Он стоит на вершине остроконечной скалы. До него, наверное, долетают брызги от разбивающихся внизу волн.
— И впрямь, там виднеется что-то, напоминающее человека, — согласился асессор.
— Видите, вот он кивает, подает какие-то знаки! Он предупреждает о появлении бури, — продолжал Енс. — Да его тут знает каждый ребенок. Всем известно, что сулит его появление.
— Но вы, конечно, понимаете, что это мираж, а не живой человек. Не так ли, Енс? Как бы он мог попасть туда? А духи и призраки не существуют.
— Конечно, это он. Посмотрите хорошенько! — воскликнул рыбак. — Отсюда его отлично видно.
— Это не что иное, как обломок скалы или случайная тень.
Енс рассмеялся и нетерпеливо махнул рукой.
— Ни то, ни другое. Это старый Вит. Обломок скалы или тень не может то появляться, то исчезать, а потом снова появляться на том же месте.
Асессор не стал спорить. Все это казалось ему странным и непостижимым. Он понимал, что переубедить рыбака не удастся.
Ветер между тем все усиливался, появились волны. Они с шумом ударялись о скалистый берег. Брызги взлетали высоко вверх, достигая остроконечного утеса, изрезанного трещинами, на темном фоне которого отчетливо выделялось что-то белое. Действительно, это нечто напоминало человеческую фигуру. Хотя молодой асессор уверен был в обратном.
Дикий и в то же время живописный береговой пейзаж, величие бушующего моря, таинственная, загадочная фигура на скале — все это производило на молодого человека странное, гнетущее впечатление.
— Если вы считаете, что это действительно человек или призрак старого Вита, то почему же до сих пор ни один из вас не попытался убедиться в этом? Почему никто не осмотрел это место? И почему белая фигура бывает видна именно перед бурей? — допытывался асессор.
А челнок в это время, подгоняемый крепнувшим ветром, быстро несся по волнам и покачивался из стороны в сторону.
— Но кто же может взобраться туда? — возражал Енс. — Ни один человек не доберется до того места ни по суше, ни с моря. Берег весь в скалах, трещинах и обрывах. Пройти туда никак невозможно. А морем — так ни одна лодчонка не сумеет пристать там: сплошные камни, чуть прикрытые водой. Нет, туда, где появляется старый Вит, человеку пробраться невозможно.
На скале все еще виднелась белая фигура.
Оба собеседника замолчали. Варбургская деревня была уже близко. Вскоре челнок причалил к берегу. С этого места не видно было утеса с белым призраком старого Вита.
В деревне, населенной преимущественно рыбаками и перевозчиками, царила воскресная тишина. Несколько рыбаков сидели на берегу, чиня свои развешенные для просушки сети.
Асессор ловко спрыгнул на песок. Енс еще раз поблагодарил его за щедрую плату и указал на дорогу, которая круто поднималась в гору и вела к лесу, а там уже через лес — к замку. Но молодой человек и сам отлично знал дорогу. Благодарно кивнув услужливому перевозчику, асессор стал быстро взбираться по горной тропинке.
Из-за горизонта быстро наползали тучи, заволакивали все небо. Жара стала еще удушливей.
Бруно снял шляпу и вытер пот со лба.
Был шестой час. Лили, как передал Губерт, обещала прийти в условленное место к семи часам. Значит, в его распоряжении еще около двух часов. До трех дубов, где назначена встреча, можно дойти менее чем за час. Остальное же время надо потратить на отдых.
Поднявшись до вершины, Бруно, не доходя до леса, решил устроить привал. Ему необходимо было отдохнуть и собраться с мыслями.
Как славно было наверху! Полной грудью вдыхал Бруно чистый горный воздух, любуясь превосходным морским пейзажем, открывающимся внизу. Подле самой дороги увидел он природную дерновую скамью, с удовольствием уселся на нее, положил рядом с собой шляпу и принялся мечтать о своей ненаглядной Лили, которую любил горячо и искренне. Сгорая от нетерпения признаться ей в этом и спросить, отвечает ли она взаимностью, он сейчас задавал себе вопрос: не сделать ли ему это сегодня же.
И вдруг над самым его ухом раздался тихий, почти безумный смех.
Бруно вздрогнул и резко обернулся. Эта неожиданная помеха вывела его из равновесия. Да и смех был очень уж неприятный.
— Это я, мой пригожий молодой господин, больше тут никого нет, — послышался тихий хриплый голос. — Я, Лина Трунц, деревенская нищая. Ах, милосердный Боже! Вся наша деревня нищенствует, мой господин, а я меж ними слыву за нищую. Стало быть, нищая из нищих… Ха-ха-ха! Хороша, значит. Что ж, не я первая, не я последняя… Хоть бы скорей пришел конец всей этой каторге.
Дряхлая, сгорбленная старушонка сидела на дороге в нескольких шагах от Бруно. Костлявые руки ее тряслись от старости. В одной она держала посох, другой прижимала к себе несколько собранных в лесу сухих веток. Вся одежда ее состояла из лохмотьев. Из-под ветхого платка, покрывавшего ее голову и тощую, жилистую шею, выбивались жидкие пряди спутанных седых волос. Худое, сморщенное лицо цветом своим напоминало медь. Бруно, сжалившись над бедной старушкой, полез в карман за милостыней.
— Сколько вам лет? — спросил он.
— Право же, и сама не знаю, мой пригожий молодой господин. Куда это вы идете? Верно, в замок? — спросила нищая, с благодарностью принимая от молодого человека монету и проворно кладя ее в карман.
— Нет, не в замок, — отвечал Бруно.
— А я уж думала, что туда. Там теперь такая кутерьма. Богатым ведь все дозволено, — произнесла старуха с такой неподдельной горечью, что Бруно невольно взглянул на нее и стал прислушиваться к ее словам. — А нашему брату приходится всю жизнь голодать и просить милостыню. Да, пока жива была покойная госпожа, старая Лина могла ходить туда каждый день и никому не мешала, а теперь…
— Что же, разве теперь там стало иначе?
— Совсем иначе. Теперь там хозяйничает сущая ведьма. Пригожий молодой господин, вероятно, не знает этого.
— Нет, ничего не знаю. А что вы хотите сказать?
— Это тайна, — отвечала старуха, нагнувшись к самому уху Бруно. — Нынешняя графиня — не женщина, не человек, она высасывает кровь из тех, кто стоит ей поперек дороги, все они должны умереть. И они вовсе не замечают, как мало-помалу тают, приближаясь к смерти, не замечают даже и ту, кто отнимает у них жизнь. Почему бы ей когда-нибудь не попробовать высосать кровь из меня? — продолжала старуха прежним тоном, скаля зубы. — Но, должно быть, я ей не по вкусу. И слава Богу.
— Не женщина, не человек… — улыбаясь, повторил Бруно. — Что за истории случаются у вас в Варбурге? Внизу у моря появляется старый Вит, наверху в замке — графиня-вампир…
— Да, старый Вит — это тоже одна из тайн замка, — важно заметила старуха, сопровождая свои слова многозначительным жестом. — С него-то все и началось. Он был правой рукой покойного графа и вот в конце концов стал графине поперек дороги. И первым оказался ее жертвой. Всегда был здоров, а тут вдруг захворал, стоило ей появиться в замке, и вынужден был убраться оттуда. Он выглядел тогда так, будто в жилах его не осталось ни кровиночки — она все высосала.
— Гм! — вырвалось у Бруно, с трудом скрывавшего недоверчивую улыбку, которая так и просилась ему на уста.
Рассказ старухи, несмотря на всю свою фантастичность, все-таки заинтересовал его. Бруно придерживался того мнения, что во всякой лжи всегда есть доля правды. Вот эту-то крупицу истины и хотелось ему раскопать в тех нелепых обвинениях, которые народное суеверие возводило на графиню Камиллу.
— Разве старый Вит что-нибудь говорил об этом? — спросил он старуху.
— Никогда ничего не говорил. Но он и не чувствовал, что из него пьют кровь, и другие ничего не чувствовали. Но все старые люди знают, что это — правда. А посмотрите на нее — она красива, но всегда бледна как смерть. Жалко мне юную госпожу, дочку покойной графини, царство той небесное.
