Григорий Терещенко - Горячее лето
— Он, сыночек! — счастливо заговорила мать.? — Наконец-то нашла!
— Что нашла? — удивился заготовитель.
— Тебя, сыночек, нашла! — ответила мать. — Да про бычка я красного с белыми пятнами на лбу. Про того, что, видать, от вас сбежал.
— Где же он сейчас? — спросил заготовитель.
— Во дворе у меня, сынок, где же ему быть!
— Цел, невредим? Ну, спасибо, мамаша! Сберегла государственное добро!
— Сберегла, как не сберечь, — согласилась мать. — Приезжайте поскорее и заберите. И как я сразу не сообразила вас здесь искать? Сколько пришлось походить по учреждениям. Куда я только ни обращалась — и в милицию, и в исполком. Да где я только не побывала.
— Значит, походила?..
— Походила. Ну хорошо, что вас нашла. Теперь есть кому передать-то.
— Нет, гражданочка, тот бычок не наш.
— А чей же он, сынок? Вам же я продала. И деньги взяла. Вы мне двести десять рублей из своих рук отсчитали.
— Это, гражданочка, ровным счетом ничего не значит. Скотину по акту списали.
И вытащил он из пухлого портфеля перед ошарашенной матерью акт.
— Вот, смотрите, под номером тридцать один — бычок рыжей масти. Вот акт и подписи.
— Что-то вы темните.
— А что тут темнить? Вот пять подписей. Кроме моей, еще четыре. Поняла?
Мать даже дара речи лишилась на время, а как успокоилась, стала уговаривать его забрать скотину.
— Нет, мамаша, и не проси! Твой бычок давно пошел на колбасу.
— Ну и пройдохи, ну и жулики! Целого бычка списали! Я на вас управу найду! — сказала мать и ушла.
— Ну и что же с бычком? Куда его определили? — спросила Татьяна.
— Председатель колхоза Василий Игнатьевич разрешил привести на колхозную ферму. Но я, кажется, отклонился: вместо того, чтобы о Зорьке, о красном бычке с белыми пятнами на лбу рассказываю.
— Да-а, — протянула Татьяна. — Целого бычка списали. Вот прохвосты! А не судили их?
— За бычка нет. Рассказывала мать, прошел слух — потом попались. А там кто его знает! Я ведь тогда в институт уехал учиться.
— Алексей Иванович, а как первое пальто купили, ведь вы про это вспомнили?
— Это позже, когда мать корову на мясокомбинат сдала. Помню, мама ушла, а я долго оставался один возле Зорьки, у которой из глаз катились слезы, словно животное догадывалось, что обратно мы его уже не поведем. Как жалко мне было расставаться с Зорькой. А когда я узнал от долговязого мужика, что ее отправят на мясокомбинат, совсем огорчился.
— Мама, я не хочу пальто! — завидев мать, бросился к ней со слезами. — Поедем домой!
— Что ты надумал, сынок?!
— Поведем Зорьку домой. Зачем ее убивать?
— Нельзя ее домой вести. Она старая, еще по дороге сдохнет.
— Мы ее по дороге пасти будем.
— Уже поздно, сынок. Я ее продала. Сейчас заберут. А кто тебе сказал, что Зорьку убивать будут? Может, вылечат, здесь больницы для животных имеются.
— Тут дядя один сказал, что ее на колбасу пустят.
— Ничего не знает тот дядя. А пальто тебе надо. Как же ты зимой в школу ходить будешь?
Конечно, хорошо бы перед ребятами в новом пальто показаться. Но и Зорьку жалко. Молоком она нас кормила, бычков приводила. И продавать привели ее потому, что в прошлом году телочкой отелилась. Телочку решили ростить на корову, а Зорьку продать.
Пришел здоровенный дядя, как сейчас помню, с мрачным бурым лицом и увел Зорьку на весы. Мама вслед за ним пошла, строго предупредив меня: никуда не отлучаться от повозки.
Вернулась мать невеселая и сказала:
— А теперь, сыпок, поедем покупать пальто.
Ехали мы по главной улице Чернигова. Дома казались высоченными, особенно одна труба, посмотришь — шапка надает, такая высокая. В магазине не одно пальто мать примерила, прежде чем купить. Наверное, выбирала подешевле. Но то, что выбрала, мне понравилось, как сейчас помню, из темно-серого сукна, правда, пальто было великовато, но мать успокаивала: не на один год пальто куплено, на вырост. Обрадованный покупкой, я некоторое время забыл о Зорьке. Только когда подходили к телеге, я снова загрустил. Возвращались домой без Зорьки.
Когда подъезжали к глубокой балке, мать шепнула:
— Половину денег спрячь себе. В бандитской балке часто деньги отбирают.
Половину денег я спрятал под рубаху. А как только спустились в балку, я заложил два пальца в рот да как свистнул. Мать в спину толкает:
— Ты что, сдурел?
— Это я, мама, бандитов пугаю.
Проехали мы эту балку благополучно. А вообще, там не раз в то время отбирали у крестьян продукты и деньги.
И захотелось мне в тот же день перед ребятишками похвастаться новым пальто. Но как? Погода теплая стояла. И вечер предвещался тоже теплым. Я притворился больным. Мать поверила мне и предложила лечь в постель. Пришлось вместо того чтобы идти к ребятам, под одеяло залезть. Но не долго я под одеялом лежал.
— Мам, а мам, — обратился к матери, — мне уже лучше. Можно, я к мальчишкам схожу?
— Ну иди, пальто надень, вечером может захолодать.
Иду я по улице, ног под собой не чую, кажется мне, что все, от мала до велика, на мое пальто смотрят. И действительно, когда я подошел к детворе, они обратили внимание. Девочки даже пощупали материал руками, как будто они что-то смыслили в материи.
— Ну, сбрасывай пальто, будем играть в жмурки, — сказал мой друг, известный вам Володя Иващенко.
Пальто я снял и спрятал под бревна. Игра так увлекла, что я и не заметил, как подошла мать.
— Алеша, а где пальто? — спросила она.
Увидев мать, я испугался. Язык словно отнялся, и ноги будто свинцом налились: ни повернуть, ни сдвинуть.
— Он пальто в колоды спрятал, тетя Настя, — нашлись девочки и опередили мать, показывая, где я спрятал пальто.
— О боже!
Пальто было испачкано дегтем. Им номеровали бревна да там и припрятали. А я недосмотрел.
— Ну пойдем, сынок, домой, я вылечу тебя от твоей хворобы! — сказала мать и направилась домой, держа перед собой пальто.
Я поплелся, как нашкодивший кот, за матерью. А мальчишки и девочки долго провожали меня своими взглядами, уже заранее предугадывая, какую трепку зададут мне дома. Одни сожалели, другие злорадствовали.
К большому моему удивлению, когда пришли домой, мать не стала наказывать, а села и расплакалась приговаривая:
— Ну что мне с тобою делать? Первое новое пальто испортил!
— Мам, не плачь, — сказал я тогда. — Я эти деньги тебе заработаю.
— Где ты заработаешь?
— Подпаском пойду к деду Гавриле.
— Подпасок ты мой маленький! — вдруг обняла меня мать и горько заплакала.
Плакал и я. Что только мать потом ни мудрила с пальто: и в керосине стирала, и в золе кипятила, а пятна полностью так и не вывела.
Помолчали. Потом Алексей сказал:
— Что-то я сегодня разговорился.
— А почему бы не поговорить, — сказала Татьяна. — Мне хочется узнать о вас все-все! Я только боюсь за вас. Большую ношу на себя взвалили. Не потянете, снимут!..
Проводив Татьяну к троллейбусной остановке. Алексей вернулся в цех. Он радовался неожиданному сближению с Татьяной и не находил объяснения этому.
Глава восьмая
В канун отъезда на БАМ во Дворце культуры автозавода для добровольцев был организован прощальный вечер. Желающих попасть на него оказалось много: зрительный зал не мог всех вместить. Рабочие стоили в проходах, в дверях, на улице.
Некоторые ребята сидели за столом президиума вместе с секретарем парткома Слесаревым, руководством цехов, старыми кадровыми рабочими. Вербин, ссылаясь на занятость, на вечер не пошел. Вместо него в президиуме оказался Алексей. Он смотрел в зал. Молодежь взволнована искренними и сердечными проводами, тронута добрыми пожеланиями хорошо трудиться на новостройках БАМа, высоко держать честь завода. Пришла на вечер и Жанна. Она вглядывалась в лица комсомольцев. Тараса нигде не было.
"Неужели так и не простится?" — тревожилась она.
До позднего вечера во Дворце культуры автозавода играла музыка. Молодежь пела, танцевала, а потом всех на автобусе отправили на вокзал, где ждал специально купейный вагон. Только здесь Жанна увидела Тараса. Он ее не заметил. В этой суматохе разве увидишь? Вот к нему подошел Михаил. Пожал руку.
— Если б не армия, я тоже поехал бы.
— Вы тут того, побыстрей "Сибиряк" собирайте.
— О чем разговор, скоро встретишь "Сибиряк" на БАМе, — сказал подошедший Олег.
— А приятно, наверное, увидеть свою машину. Словно родного кого встретишь.
— А ты, брат, того… Хотелось мне поговорить с тобой, как мужчина с мужчиной. Не годится так. Ну, да ладно. Такой сегодня вечер. Успехов тебе, Тарас! Будем рады за твои успехи! Только во всех ситуациях будь человеком! — И пожал руку.
"О чем это он? — думала Жанна. — У них что-то свое".
Вот и сигнал отправления. Вдруг Тарас увидел Жанну. Она стояла и смотрела на него. Глаза сказали сами за себя. Не было сомнения: она пришла его провожать. Любит его. Любит! А он? Может, это судьба его, а он уезжает. Помахал рукой, но вряд ли Жанна увидела. А может, и заметила. Кажется, подняла руку и тут же опустила.
