Григорий Терещенко - Горячее лето
— Нет, нет. Мои товарищи по учёбе едут дальше. — И посмотрела внимательно на неё. «А мать всё молодится, — подумала. — Даже щёки подрумянила. И стрижка какая-то мальчиковая. Платье длинное, по последней моде. Всё та же припухлость в уголках губ, хитроватый и горячий взгляд серых глаз. Матери всегда кажется, что она всё время как бы возвышает отца. Даже говорит, что сделала Ивана Ивановича главным инженером завода».
Ещё Татьяна подумала, что она не похожа ни на отца, ни на мать. Может, характер только смахивает на отцовский. Да и то с какой стороны посмотреть. Конечно, у мамы манеры мягкие. Только в гневе она страшная. Но её уважают в художественной студии при Дворце культуры. Увлечение абстрактным искусством у неё прошло.
Вышли на большую привокзальную площадь и направились к машине. Отец поставил чемоданы, нашарил в кармане ключ, открыл дверцу. Татьяна села на заднее сидение, взглянула, на спидометр — двадцать пять тысяч. Отметила про себя: за полмесяца машина пробежала всего сто километров. Наверное, ездили за грибами. Но тут же отбросила эту мысль: какие грибы в такую засуху?
Машину они купили полтора года назад. Мать настояла: «Машина не роскошь, а предмет первой необходимости». Гараж был выстроен рядом с сараями из жжёного кирпича, под шифером, с бетонным полом и ямой для ремонта. Татьяна тоже обязательно кончит курсы водителей и получит права. Это она сделает после защиты диплома.
Машина легко катит по городу. Даже мотора не слышно. Сквозь стекло видно, как навстречу, словно быстрая река, течёт дорога. Падают листья: с тополей — зелёные, с лип — жёлтые, с клёнов — золотые. Липовый и кленовый лист разметало по улицам и тротуарам, а тополиный лежит кругами возле деревьев, серея шершавой изнанкой. Потускнели цветы и травы. И в городе казалось людей значительно меньше.
Отец держит во рту трубку, тихонько посасывая. Татьяне стало покойно возле отца и матери. Знала: когда отец так курил — на заводе всё в порядке. А когда случалось что-то, трубка клокотала.
— Поздравь отца, — сказала мать и улыбнулась. — Орденом наградили.
— Ой, папочка, поздравляю! — воскликнула Татьяна, и её руки потянулись к плечам отца. — А каким?
— Трудового Красного Знамени, — ответил отец.
— А директора орденом Ленина, — добавила мать.
«А кого ещё в цехе наградили? — думала Татьяна. — Наверно, Вербина, токаря Ручинского», Но расспрашивать не стала. Чтобы не нарушить затянувшееся молчание, сказала:
— Я вместе с одним автозаводцем ехала. Интересный такой парень, с бородкой, Алексей Коваленко.
— Тоже мне интересный! — ответил отец. — Их с десяток на заводе. Дай волю — и, прости-прощай, дирекцию меняй каждый год. Со Степаном Степановичем не сработался. Теперь — испытатель автомобилей.
— Что ты, папа? Он вроде на крикуна не похож… — Она испытующе посмотрела на отца, по тот только покачал головой.
Татьяна вспомнила выступление Алексея на комсомольской конференции. Нет, речь его была интересной, совсем ничего возмутительного. Тогда между ними и пробежала доверительная искра. И потом, если он такой, то почему избран в завком комсомола?
На том и кончился их разговор об Алексее. Уже подъезжая к дому, мать сказала:
— Что же это тебя Тарас не встречал? Всегда бывал, а сегодня не видно.
— Я не сообщила ему.
— Вон как, а я подумала, что вы поссорились. И не звонит…
— А почему он должен звонить? Он же знает, где я.
— Раньше-то звонил, интересовался тобой, — тихо сказала она.
Татьяна промолчала. Машина въезжала до двор.
4В гостинице, как и ожидал Алексей, свободных мест не оказалось.
— Вы езжайте домой, — сказала Алексею попутчица по вагону Жанна Найдёнова, присаживаясь на чемодан, — а я буду ждать, может, вечером освободятся места. Спасибо, что проводили.
«В воскресенье вечером места не освобождаются, — подумал Алексей. — Места могли освободиться в пятницу или субботу. Может, к себе в комнату отвезти, а я как-нибудь с ребятами в общежитии перебьюсь. Хотя нет, к себе не годится, что подумают соседи?»
— Вот что, Жанна Васильевна, определю я вас на ночь у работницы завода Полины Афанасьевны. Я там до получения комнаты квартировал.
— А удобно ли? — Жанна доверительно посмотрела на него.
— Она женщина отзывчивая, место всегда найдёт, тем более для девушки.
Они вышли на широкую улицу Халаменюка.
— Дойдём до остановки третьего троллейбуса, — сказал Алексей и взял её чемодан.
— Вам не тяжело?
— Что вы, мой ведь пустой.
— Скажите, Алексей Иванович, почему эта улица имени Халаменюка? Такую фамилию я встречаю впервые.
— Капитан Халаменюк первый ворвался в Зеленогорск на своём танке.
— И где он?
— Погиб в Германии. Посмертно… Герой.
Дальше шли молча. Первой нарушила молчание Жанна:
— Мне нравится Зеленогорск. Чистенький, цветов много, деревьев.
— Здесь любят цветы. Вы увидите целые улицы, засаженные розами.
— А то что за красивое здание?
— Административное. А с той стороны, чуть подальше, — музей. Исторический. Обязательно побывайте там.
Жанна остановилась и стала читать надпись на мемориальной доске: «Отпустить из десятимиллионного фонда на непредусмотренные сметами экстренные надобности четыреста пятьдесят тысяч рублей для выдачи населению, пострадавшему весной текущего года от наводнения, вызванного разливом реки Днепр».
— Это ленинский декрет о помощи населению Зеленогорска, пострадавшего от наводнения весной 1917 года, — объяснил Алексей.
— И надо же! Из скудного фонда молодой страны, и такая щедрость!..
— Временное правительство отказало. А Советское правительство вновь вернулось к этому вопросу и в ноябре семнадцатого приняло этот декрет.
— Что тут скажешь — Ленин!.. Кому не ясно?!.
Они и не заметили, как дошли до остановки. Дальше ехали в переполненном троллейбусе. Вечером третий маршрут всегда переполнен.
Домик Полины Кубышкиной знакомо чернел сквозь кроны садовых деревьев. Во дворе пустынно.
Алексей нанимал кнопку звонка и улыбался.
Двери не открывались. Он позвонил ещё раз и ждал, продолжая улыбаться. Потом, догадавшись, что звонок не работает, сильно постучал в калитку. Сразу же с веранды донеслось:
— Кто там?
— Это я, Полина Афанасьевна, Алексей.
Полина вскрикнула:
— Ах, Алексей Иванович! — И, оглянувшись назад, очень громко произнесла: — Мама, Алексей, Иванович приехал! Это Алёша!
Увидев с Алексеем девушку, она смутилась и продолжала стоять, затем спохватилась:
— Ой, господи! Да чего же я через калитку?.. Заходите, пожалуйста. — Веснушчатое круглое лицо озарилось радостью.
На ней было широкое платье из чёрного переливающегося материала. На левое плечо наброшен пуховый платок.
«Это же надо, — удивилась Жанна, — в такую духоту на плечах платок, И чёрное платье».
Появилась старушка — мать Полины. Она медленно шла навстречу, подняв жёлтое, похудевшее лицо, и улыбалась издали. Подойдя, обняла Алексея, а затем подала лёгкую руку Жанне.
— Спасибо, сынок, что заглянул к нам. А это, видать, невеста твоя? Очень хорошо! Пойдёмте в хату.
Обе принялись хлопотать вокруг них: «Я принесу яблочек!» — «Мама, не суетись, ходи медленно!» — «Я вовсе не суечусь и хожу медленно». — «Принеси, мама, лучше чашки, за яблоками я сама сбегаю».
Лицо Полины, пока не включили свет, было расплывчатое, но только вспыхнула лампочка, оно стало некрасивым, густо усеянным веснушками. Жанна старалась на неё не смотреть, окидывала взглядом комнату. Некоторое время Алексей молчал, видимо, переживал неловкость. Потом начал помогать Полине накрывать на стол. Жадна даже подивилась тому, как ловко он это делает. Здесь он свой человек. Алексей плотен, кряжист. Лицо его миловидно и приятно. Он, по-видимому, и бородку завёл, чтобы быть серьёзнее и внушительнее. Но такое настроение у него появилось лишь в этом доме, а там, в городе, он был неразговорчив и скучен.
«Они меня за невесту Алексея принимают, — улыбнулась Жанна. — А я его знаю всего несколько часов. Вот так, наверное, некоторые и замуж выходят. Почему он не говорит им, что мне всего-навсего пало переночевать одну ночь. Затевается целое пиршество. Вот сижу и не знаю, что мне делать и как себя вести».
5На привокзальной площади было необычно шумно. Стоял запах цветов, которыми торговали во всех закоулках вокзала, дымящихся золотистых пирожков. От бесчисленных автомобилей несло выхлопными газами. И всё-таки чувствовалась осень. Вечер ещё тёплый, но не пахнет асфальтом, солнцем, как летом, и ветер совершенно другой — густой и острый.
Тарас остановился у витрины «Комсомольской правды», а сам смотрел в сторону остановившегося поезда. Татьяну встречали отец с матерью. Она, наверное, сообщила номер вагона. Потому что поспешили к седьмому. Сначала сошла Татьяна. Потом парень и девушка. А чуть позже подошёл ещё парень. «Не иначе, тоже заочники». Тарас смотрел на них с интересом, недоверчиво и с пристрастием. Они дружески, торопливо распростились, так как Татьяна что-то стала говорить отцу, а отец повернулся и приветливо, чуть небрежно, кивнул им — мол, спасибо.
