Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Крушение. Книга вторая.
Профессор-психолог оказался средних лет важным господином, плотно сбитым и обильно украшенным золотом. Отослав генерала и приказав Ксении снять блузку и лиф, он долго и с удовольствием осматривал ее, колол похожими на спицы иголками, заставляя водить глазами за блестящим молоточком, коротко и резко стучал им по колену, осматривал ногти, ступни, заставлял шевелить пальцами — сопел от усердия и своей значительности. Достав золотые часы и посмотрев на циферблат очень внимательно, даже подозрительно, он сказал медленно, тяжело роняя слова, как будто каждое его слово тоже ценилось на вес золота:
— Питание... Сон... Покой... — Он решительно щелкнул крышкой, безапелляционно подводя итог визиту: — Будем лечиться, барышня. — И пригласил генерала.
Фон Перлоф произнес успокаивающие слова, а затем, поцеловав Ксению в лоб, пошел следом за врачом. Она же кинулась к окну над террасой и, спрятавшись за портьерой, услышала их разговор. Собственно, не разговор, ибо говорил профессор:
— Данный случай нельзя считать необычным, подобные случаи описаны, они не считаются тяжелыми, хотя, бывает, не поддаются лечению и имеют в медицине название «мутизм»... Красивая девушка, из семьи, где она неизменно в центре внимания и все ее желания предупреждаются. В то же время сырой петербургский климат, слабая грудь, склонность к капризам и истерии. И, естественно, влияние событий: война, революция. Вероятно, барышня попала в острокритическую ситуацию. Страх, испуг дали взрыв истерии. Налицо психоневрический итог. Органических поражений нет, голосовые связки лишь сомкнулись. Да, так! Именно!
— Но сколько это может продолжаться, профессор? — перебил его фон Перлоф, сдерживая нетерпение.
— Ну, — развел руками профессор, — все мы ходим под богом. Это может продолжаться долго. Может, впрочем, она заговорит уже и завтра. Есть сторонники создания искусственно критической ситуации. Внешний нервный толчок будто бы может заставить закричать, а затем заговорить. Ваш покорный слуга не является поклонником варварских методов лечения.
— Но... — опять попытался вставить фон Перлоф.
— Простите, — строго перебил его профессор. — Еще минуту. Имеют место сеансы гипнотического внушения — курс! — спокойные собеседования, покой, глубокий сон. «Перенос», по Фрейду, отношения к врачу как к желаемому мужчине, когда подсознательное желание больной как бы реализуется...
— Может быть, консилиум, профессор?
— Как вам будет угодно, — обиделся психолог. — Я считаю, мутизм не лечится в обычном понимании. Лучшее лекарство — время...
Голоса смолкли. Ксения, выглянув из-за портьеры, увидела мужчин, спускающихся по лестнице. Услышанное не взволновало ее, она вздохнула с облегчением: жизнь казалась ей райской.
Но прошлое не исчезло. И так же, как жила в сегодняшней Кэт наивная и беспомощная княжна Белопольская, так осталась в ней и участница орловских набегов, способная часами скакать в седле, танцевать, лить и веселиться, без стеснения взирать на выходки пьяных офицеров.
Однажды ночью, вскоре после визита доктора, взломав дверной замок, к ней в комнату проник один из служащих — молодой человек с выправкой кавалериста. Немая не могла позвать на помощь. Он действовал наверняка... Ксения проснулась, когда он присел на край кровати. Но, сорвав одеяло, он получил такой толчок ногой в грудь, что отлетел и ударился о спинку кровати. Еще более удивило его то, что немая не сделала даже попытки вскочить или прикрыть себя. Это ободрило его.
Ксения ждала. Закинув руку за голову, нашаривала на тумбочке тяжелый подсвечник. И в тот момент, когда его голова оказалась у нее на груди, Ксения нанесла короткий и сильный удар. Молодой человек беззвучно скатился на пол. Кровь залила его лицо. В лунном свете она казалась черной. «Неужели убила? — подумала Ксения со страхом. — Вошь, гадина, подлец!.. Опять полиция, тут и дядя не поможет». Торопясь, она кое-как оделась, и, обойдя недвижимо лежавшего, побежала из комнаты вниз, к выходу, прочь из пансионата.
Привратника на обычном месте у ворот почему-то не оказалось, и Кэт, скользнув в калитку, под лампочку, в желтый круг на дорожке, оказалась среди полной темноты... И тотчас кто-то настиг се — возможно, другой — и схватил за локоть, Кэт ударила его ногой в пах, он вскрикнул от боли, — и вновь побежала, охваченная ужасом, не зная куда — в кривые щели-переулки...
Вконец измученная, обессиленная, она остановилась на перекрестке под фонарем, где находилось еще несколько женщин разного возраста, пестрая и крикливая одежда которых не оставляла сомнений в их занятиях. Женщины уходили и возвращались. Они безостановочно прогуливались парами и в одиночку, задирая случайных прохожих, стараясь обратить на себя внимание. В какой-то момент Кэт показалось, что она осталась одна.
Прошел союзнический патруль, цокая подкованными башмаками и громко разговаривая. Затем, качаясь и ругаясь, появился на перекрестке французский матрос. Следующим оказался мальчик, который вез на осле пустые бидоны. Потом прохожие исчезли. Голоса проституток смолкли. Похоже, она действительно осталась одна на перекрестке. И тут, неслышно приблизившись, кто-то внезапно крепко схватил ее за руку. Кэт услышала зловонное дыхание — смесь винного перегара, чеснока и крепкого одеколона — и требовательный голос:
— Ты свободна, курочка? — Человек был высок. Он спросил по-французски. Лица его Кэт не увидела и испугалась. Показалось, лицо изуродованное. — . Возьми меня под руку. — Железными пальцами он ухватил ее за плечо. — Я заплачу, ты не пожалеешь, если будешь ласкова.
Повинуясь его твердой направляющей руке, Кэт двинулась полутемной улицей. «Кто он? — думала она с возрастающим беспокойством. — Почему я пошла? Куда он ведет меня? Почему молчит?» Мучаясь тягостными предчувствиями, она остановилась.
— Идем, идем! — сказал он и захохотал. — Тут недалеко. Извозчик не потребуется. — Вторая его рука быстро и бесцеремонно пробежала по ее лицу, груди, спине, бедру. — А ты еще крепенькая!
Кэт, противясь, снова остановилась.
— Нет уж! — его пальцы еще крепче вцепились ей в локоть. — Договорились, идем! Может, ты не вполне здорова?.. Ха! ха! ха!.. Ты нездорова!.. Так и я не вполне. Мы поладим, моя курочка, не беспокойся. Что ты рвешься? Хочешь бежать? Тебе это не удастся, курва!.. Не следует обижать меня, милая, не следует...
Они подошли к перекрестку. Желтый свет фонаря упал на лицо ее спутника, и Кэт, подняв глаза, содрогнулась: словно компрачикосы изувечили его — лицо спутника походило на страшную маску. Вздувшиеся рубцы стягивали желтую мертвую кожу. Слюдяно блеснули бельмами глаза. Вздернутая шрамом верхняя губа открывала беззубый черный провал рта. Казалось, человек улыбается. Но человеком ли был он — упырь, вурдалак, химера!.. Закричав, Кэт рванулась и, почувствовав свободу, бросилась со всех ног прочь. Она бежала по одной улице, потом по другой — все вниз, вниз, выворачивая ноги на неровной булыжной мостовой, падая и вскакивая, не чувствуя ни боли, ни усталости, ей все слышался топот башмаков за спиной, — пока не упала на что-то мягкое и не провалилась в мгновенно охвативший ее сон.
Рассвет застал Кэт в сарае. Сквозь щели в стене косыми лучами пробивалось солнце. Кэт лежала на охапке невысохшей еще травы — это она пахла одуряюще и ласково: нагретым лугом, водорослями, свежим морским ветром. Рядом стоял ослик, понуро опустив большую голову и глядя на непрошеную гостью с тревожной печалью. Кэт осторожно приподнялась на локте и осмотрелась. В сарае никого не было.
— Ослик, милый ос... — сказала Кэт и замолчала: она говорила! Она снова могла произносить слова. Она могла! — Ослик, ослик! — потрясенно воскликнула она громче. — Боже праведный, я здорова. Благодарю тебя, боже, благодарю! — Кэт встала на колени и начала молиться.
Встав, очистившись и кое-как приведя себя в порядок, Кэт выбралась на улицу, плоско, без теней, высвеченную солнцем. Представила, как странно выглядит она в ранний час, в порванном и запачканном платье, и сразу же приняла три решения: взять извозчика, возвратиться в пансионат и никому (пока!) не признаваться в своем чудесном излечении. Никому, даже дяде.
А в обед краснощекий молодой человек с перевязанной головой, как ни в чем не бывало, прислуживал ей за столом. На лице его стыло вежливо-предупредительное выражение. Однако Кэт чувствовала: он и теперь ей страшен, он не забудет.
В ЦЕНТР ИЗ БЕЛГРАДА ОТ «0135»
«4 апреля Шатилов выехал в Белград. На вокзале в Софии его встречали посланник Н. М. Петряев и военный представитель Врангеля генерал Вязьмитинов. Шатилов сообщал о целях миссии, просил через десять дней, когда он вернется, подготовить болгарские правительственные и общественные круги. Петряев заметил, успех переговоров в Софии будет зависеть от переговоров в Белграде: правительство следит за позицией Белграда и, желая установления с Сербией возможно близких отношений, будет следовать позиции победившего ее соседа. Вязьмитинов заверил, что имел переговоры с начальником штаба Болгарской армии полковником Топалджиковым и надеется на успех.
