Григорий Терещенко - Горячее лето
Тарас заметил Жанну еще издали. Она подошла, подала руку, слабо улыбнулась.
— Что-то голова разболелась, — пожаловалась. — Но ничего, пройдет. Правда, пройдет?
— Это грипп. Надо бы полежать, — сказал Тарас.
— Нет, будем работать.
В обеденный перерыв Жанна пошла в заводской медпункт и больше к станку не вернулась.
Ему стало как-то грустно. Все не ладилось, не хотелось работать и думать. "Что это, неужели я влюбился в Жанну? Нет, это не любовь. Просто я привык к ней, и не больше".
Жанна пришла на третий день печальной и озабоченной. Что происходило с ней, он не понимал. Его глаза часто останавливались на девушке, сердце ее сжималось под этим загадочным взглядом. Тарас находил трогательную прелесть и в ее побледневших чертах, в нерешительных замедленных движениям, а ей казалось, что он не в духе.
— Вы чем-то расстроились? — спросила Жанна.
— А вы?
Он пристально посмотрел на Жанну. Краска залила ее лицо, и она не нашлась, что ответить.
Тарас использовал сталь-40, которую подвергли ционированию для создания сверхпрочной поверхности слоя кулачков, и это принесло успех. Оставалось внести изменения в конструкцию самого зажимного узла приспособления. Это не очень утруждало Тараса. Он ясно представлял, что именно нужно изменить. И тут ему снова оказала большую помощь Жанна. Когда дело касалось конструирования, она проявляла острую смекалку.
Алексей мимоходом сделал в чертеже маленькую, но, как позже оказалось, весьма важную поправку. Он изменил диаметр небольшой конической детали, похожей на усеченный конус, но непонятно, по какой причине не указал размера. Тарас хотел идти искать Алексея, но Жанна сказала:
— Подсчитаем сами!
Зная общую длину детали и угол наклона конуса, Жанна с точностью вычислила величину диаметра.
— Вы не зря диплом инженера получили! — с уважением сказал о девушке.
Теперь, когда успех обозначился, Тарас торопился довести дело до конца. Все ушли, а он, пустив станок, в который раз стал следить за работой кулачков. Все шло так хорошо, что Тарас даже начал напевать себе под нос. Включил станок, снял зажимное приспособление и принялся придирчиво проверять его, пытаясь отыскать следы вмятин, потертостей. Кто-то подошел. Он повернул голову — Юля.
— Ты до сих пор работаешь? Вот не думала. А я уже от троллейбусной остановки вернулась, ключ от квартиры забыла. Мой-то снова в командировку уехал, — сказала она заигрывающим тоном.
— Опять одна?
— Ты что завтра будешь делать?.. Вечером.
— По вечерам я готовлюсь в институт.
— Решил инженером стать? Ну давай, давай!
И ушла.
Глава шестая
Рабочий день был на исходе. Вернее, первая смена заканчивала работу. Алексей зашел к начальнику цеха. Пора поговорить с ним по душам и показать проект расстановки станков. Не прошло и минуты, как на пороге появилась Татьяна.
— Слушаю вас, Григорий Петрович, — сказала она и зарделась.
Вербин обернулся и слегка выпрямился. Татьяна стояла у двери и задумчиво глядела вдаль. В это мгновение Алексей, может быть, впервые пристально рассмотрел ее стройную фигуру, строгое, умное лицо с большими голубыми глазами.
"Недаром ее считают в цехе гордой и неприступной, — подумал Вербин. — Так можно и в девках засидеться".
— Проходи, проходи, Татьяна Ивановна, — словно обрел дар речи, начал Григорий Петрович. — Присаживайся. Как настроение?
— Григорий Петрович, завтра я не выйду. И смена моя тоже. — Татьяна взглянула прямо в глаза начальнику цеха.
— Татьяна Ивановна, дорогая, я же ничего еще не сказал! — И Вербин слегка подмигнул Алексею, как бы желая возбудить его внимание и втянуть в разговор.
— Да все ясно. На работу надо приходить, так ведь?
— Ты права, надо выходить, — сказал Вербин. — Ну что зимой людям два дня подряд в выходной делать? Ну, другое дело летом. Зимой можно и без двух выходных обойтись. Ну, стоит ли тебя, Татьяна Ивановна, агитировать? В цехе двадцать процентов рабочих болеют. Но дело не только в гриппе. Сегодня к вечеру металл подвезут. Ну ты же у меня…
— Григорий Петрович, — перебила его Татьяна, — я уже сегодня утром, когда на завод пришла, все поняла.
— Может, даже не на полный день. И не всю смену. Хотя бы половину людей.
— А ведь многие уже свой план на выходные наметили. Девушкам на свидание нужно. Так они и замуж не выйдут.
— Свидания пусть перенесут. Раньше-то один выходной был, и девушки с парнями встречались. И женились.
— Да и у нас выходных не густо. То субботник, то в колхоз, то в городе чистоту наводим.
— Говоришь, чистоту в городе наводим. А ведь, Татьяна Ивановна, это наш город, мы тут живем. Приятно, когда на улицах чисто, все в цветах и зелени, не встретишь хулиганов. Ты знаешь, я как-то был в нашем городе с инженером-одесситом, приезжал он к нам по рекламаций. Закурил, значит, он, смял папиросную пачку, хотел было выбросить, огляделся вокруг и положил ее в карман.
— Конечно, приятно, когда везде порядок, — согласилась Татьяна.
— Ну как там Олейник-младший?
— По шестьдесят шкивов обтачивает. За двух токарей справляется. Помогло новое зажимное приспособление.
— Молодец! Только бы не попал под влияние отчима.
Алексей сидел молча, потупившись, розглядывая какие-то записи.
— Ну, хорошо, поговори со своими. Они за тобой в огонь и воду пойдут.
— Да ладно уж, поговорю, — вздыхает Татьяна и выходит.
Начальник цеха потянулся к селектору, но тут же передумал. Ваял трубку, набрал номер:
— Кузнечный. Ты, Болотников? Ну, что за заготовки прислали? Нельзя же так! Даю команду: больше таких не принимать! Отправляй в металлолом… Ну, переправляйте, это уже не мое дело… Половину приму. Последний раз. Не хочу я стоять перед Павлом Марковичем рядом с тобой и объясняться. Ну, когда ты дашь возможность создать внутренние заделы хотя бы на два дня вперед? Ну, ладно, действуйте. А может, все-таки еще найдете приличные заготовки?.. Я за дневную смену собрал тридцать восемь редукторов, а мне надо в четыре раза больше!
Кладет трубку и включает селектор.
— Доценко, докладывайте!.. Что? Погнут вал 1708? Какой еще подшипник?
— Валя, соедини со старшим механиком.
— Харченко! У тебя подшипник для 1708 есть? Нет! А почему нет? Разбейся в доску, а достань. Через час позвонишь!
Переключает селектор.
— Это ты? Почему фрезы не точатся? Кто виноват? Почему не доложил? 1722-й стоит? Обломался щит? Когда? Только что? На гидравлике двигатель горит? Да он и вчера у тебя горел. Поработаешь в субботу. Чего? Метчиков? Не знаешь, где брать? Слушай, надоело мне быть снабженцем, у меня других дел много!..
А Вербин говорил уже с другим:
— А сами сообразить не могли?! Ждали распоряжения! На заводе я был. Ну, конечно, на заводе, не на курорте же я отдыхал!
Снова берется за телефон…
Потом отключает селектор.
— Григорий Петрович, — обращается Алексей к начальнику цеха, как только тот положил трубку. — Может, пойдете и отдохнете? Я слышал все ваши команды и проконтролирую. Дайте время на их выполнение.
— Нет, пока не могу. Нагородят там, бог знает чего.
— Тогда, может, посмотрите мой проект расположения станков? Я набросал, сделал расчеты. Вот если здесь разместить автоматы… Ведь ставили и ставили станки, а теперь даже простая цепочка отсутствует. Да и тесно.
— Станки — не пешки на шахматной доске.
— А вы посмотрите.
— Только не сегодня!
— А когда?
— Разве сейчас до этого? План трещит. Некогда этим заниматься! Не время! Не время!..
— Почему вы никогда не можете выслушать меня?
— Я все могу!
— Да вы, пожалуй, знаете о каждом винтике в цехе, даете указание вплоть до Полины Афанасьевны! — вырвалось у Алексея. — А своему заместителю полчаса не можете уделить?
"Да не только мне. К станку Тараса ни разу не подошел".
— Я знаю, что важнее на данном этапе. Я и так ложусь в час ночи. А просыпаюсь в шесть утра с мыслью, как я буду давать агрегаты и узлы на сборочный. И голова кругом идет. А ты, Алексей Иванович, со своей расстановкой станков.
— Что же, мне к главному инженеру идти?.. Или к директору?..
— У них только и забот, что тебя слушать. Главный "Сибиряком" занимается. Директор месяц по командировкам мотается. На днях в Москву поедет. Так что месяца через три примет! Если примет!..
— Надеюсь, раньше примет!
Алексей собрал свои чертежи и вышел из кабинета.
"Надо идти к директору. Павел Маркович найдет время выслушать".
2Ирина в последнее время стала замечать в Полине перемену. Раньше приходила на работу молчаливой, угрюмой, сейчас наоборот — оживленной, разговорчивой, приветливой. Но у Ирины самой полно хлопот, поэтому ни о чем ее не расспрашивала. Ей даже в голову не приходило поделиться с Полиной своими радостями, своими бедами. А как иногда хочется с кем-то отвести душу, выговориться! Но никого близкого у Ирины не было.
