Ульмас Умарбеков - Зеленая звезда (Человеком быть, это трудно)
— Твой сын стал совсем взрослым, — сказал тогда Гафурджан-ака по дороге домой.
— А что?
— Я хотел было обнять его, а он отстранился.
— Он едет так далеко, один, вот и старается быть похожим на взрослого! — объяснила мужу Шаходат-хола, но легче ей от этого объяснения не стало.
Письма, которые Абдулла присылал родителям, были короткими, и писал он в основном о себе. Домом он почти не интересовался. «Похож на меня, — говорил Гафурджан-ака, читая письма сына. — Я тоже недолюбливал писать письма». Шаходат-хола только грустно улыбалась ему. Ей приходилось успокаивать себя словами: «Сын еще молод, еще не поздно» — и с нетерпением ждать следующего письма. Каждый приезд Абдуллы из Ленинграда был для нее и для Гафурджана-ака большим праздником. За день до этого Шаходат-хола покупала на базаре все самое лучшее и вкусное, полночи возилась у очага, а потом ставила все на стол. Абдулла принимал это как должное, аппетит у него был хороший, но уже за столом он начинал придумывать повод для поездки в Мингбулак.
Однажды Шаходат-хола не выдержала, спросила с упреком:
— Почему у тебя все разговоры к этому кишлаку сводятся? Что там тебя, одним медом кормят?
Абдулла попробовал отшутиться:
— Никак не могу тебе угодить: раньше ты меня метлой не могла туда прогнать, а теперь сам еду — и опять плохо!
— Нет, в самом деле… Твой бедный отец только и ждет, когда ты приедешь, а ты не успел поставить чемодан — и сразу за ворота. Сам подумай…
— Не говори так, мама, — Абдулла снова попытался обратить все в шутку. — Вот закончу институт, посажу вас обоих на супе — на мягких одеялах — и только и буду на вас смотреть. Никуда не поеду. Согласна на это?
— Согласна-то согласна, — отвечала Шаходат-хола, — но я ведь даже и расспросить как следует не успеваю, все ли у тебя хорошо…
— Все хорошо, мама, все в порядке. А будет еще лучше, — уверенно говорил Абдулла. — Человек, закончивший наш институт, будет зарабатывать большие деньги.
— Не думай об этом, сынок. Счастье не в деньгах. В другом…
Абдулла посмотрел на нее вопросительно, но не стал дожидаться продолжения.
— И другое будет, — сказал он. — Все будет. И денег будет много. А в доме мы сделаем ремонт. Капитальный. Кое-что перестроить надо. Вот ты не была в доме Турсунали-ака. Чего только у них нет, полная чаша! Зайдешь — уходить не хочется. Послушай, мама, ты говорила, у отца была очень хорошая работа. Почему же мы теперь живем так бедно, в доме только старые вещи?
— Видишь ли… Отец был занят работой, не думал об этом.
— А ты? Тоже не думала?
— Не знаю… Большой страсти к вещам у меня не было. Бабушка для нашего дома накупила больше, чем я.
— Знаю, — Абдулла покачал головой. — У меня будет по-другому. Я все сам куплю. Все, что нужно! А потом сделаю так, чтобы вы с отцом не знали забот, жили бы спокойно.
— Да сбудутся твои слова. Да исполнится сказанное тобой.
Так проговорила Шаходат-хола и после этого как будто немного успокоилась. Абдулла становится взрослым. Ну и что из того, что ему дома не сидится?! Мужчины все такие: один день дома, а сто — на улице. И Гафурджан был такой. Ждала его по вечерам, глаз не смыкала. Теперь поневоле домоседом стал. Она бы с радостью согласилась — пусть опять по вечерам задерживается, только бы выздоровел! Увидел бы лучшие дни своего сына. Что за несчастье эти болезни!
Шаходат-хола вышла на террасу к мужу. Он сидел, откинувшись на спинку стула. На коленях у него лежала нераскрытая книга.
— О чем призадумался? — спросила Шаходат-хола.
— Да есть о чем подумать… Например, о нашем сыне, — ответил Гафурджан-ака.
— А что случилось с нашим сыном?
— С нашим сыном ничего не случилось. Все в порядке… Он скоро закончит свой институт. Надо будет его женить. Хочется устроить хорошую свадьбу. А у нас такое положение… Надо бы сначала дом подновить…
— Значит, вот из-за чего голову себе ломаешь, — рассмеялась Шаходат-хола. — Только сейчас Абдулла об этом говорил.
— Ничего не пойму. О чем говорил?
— Абдулла сказал, что, как только начнет работать, первым долгом сделает ремонт, капитальный ремонт.
— Да неужели? — обрадовался Гафурджан-ака.
— Да, а потом он очень хвалил дом Турсунали. Обещал, что наше жилище будет не хуже. А потом он нас обидел…
— Обидел? Как это понять?
— Он спросил меня: почему, если отец много зарабатывал, у нас нет никаких запасов, никаких приобретений по дому?
— И что же ты ответила? — Гафурджан-ака помрачнел, насупился.
— А что я могла ответить? Я сказала, что деньги-то у нас были, да не было разума в голове.
Шаходат-хола рассмеялась.
— Это зачем же ты так сказала? — возвысил голос Гафурджан-ака.
— Эх ты, и пошутить с тобой нельзя… Я ему ответила, что мы были заняты работой, а про хозяйство забыли.
— Это верно. Однако, Шаходат, было бы неплохо припасти что-нибудь на черный день.
— Ну, ты не из таких. Да и я тоже… — Шаходат-хола задумалась.
— А ты у меня хорошая жена, Шаходат. Если я, на твое счастье, оправлюсь — достану тебе звезду с неба, только скажи — и достану.
— Сначала тебе надо выздороветь, а там посмотрим. Так что же тебе приготовить на обед? Что это за еда, будь она неладна, без соли и без жира?!
Шаходат-хола направилась к очагу.
Абдулла же в это время предвкушал радость новой встречи с Гюльчехрой, как бросится она к нему, как засияют ее черные глаза. Да, разумеется, так и будет, но с каждым разом все сильнее Абдулла ощущал, что чего-то не хватает в их отношениях. Особенно в последний год. Он, конечно, знал, чего не хватает, вспоминая тот свой давнишний сон, и смущался, и надеялся, что это может произойти. Однако Гюльчехра как будто не понимала этого или же делала вид, что не понимает. Когда Абдулла увлекался и начинал переходить границу, она тут же переводила все в шутку или отвлекала его чем-нибудь. Захлебываясь, рассказывала она ему о своих делах. Есть у нее одна большая тайна, о которой знают только два человека: Абдулла и Самад. Тайна эта появилась у Гюльчехры, когда она перешла на третий курс. Девушка задумала сделать макет Мингбулака, рассказала об этом Самаду и, не откладывая, принялась за работу. Когда Абдулла спросил, для чего ей макет, она, рассмеявшись, ответила:
— Покажу раису.
Создание уменьшенной копии старого кишлака потребовало много времени и труда. Комната Гюльчехры постепенно превращалась в мастерскую.
Ганишер-ака не мог понять, зачем дочь натащила в комнату столько всякого хлама. Да еще засиживается до полуночи, что-то мастерит. В игрушки, что ли, играет, как Алишер? Однажды он прямо спросил у нее, что все это значит.
— Это нужно для моей работы, — услышал он ответ.
Порой Ганишер-ака подолгу рассматривал маленькие игрушечные домики на большом листе фанеры.
— Зачем это? — спрашивал он у дочери. — Что ты делаешь-то? Я ничего не понимаю.
Как-то раз Гюльчехра и Самад принесли откуда-то проволоки и наделали из нее целую рощицу маленьких деревьев. Неслышно вошел в комнату Ганишер-ака и уставился на почти уже готовый макет.
— Да ведь это же наша плотина! — вдруг угадал он.
Молодые люди рассмеялись.
— Правильно! — воскликнула девушка. — А теперь отыщи и наш дом, ну-ка, отец?
Ганишер-ака перевел взгляд с дочери на макет:
— Вот чудеса-то! Что ты собираешься с этим делать? Ведь это же наш Мингбулак?
— Он самый, — промолвил Самад. — Ну как, хорош?
Ганишер-ака снова стал смотреть на кривые узкие улочки, на осыпавшиеся стены, на камышовые крыши…
— Очень похоже, — сказал он под конец. — Да, неказистый у нас кишлак. Нельзя, что ли, было покрасивее его сделать?
— Ну уж нет! — Гюльчехра улыбнулась. — Вот потому, что он некрасивый, мы и создаем его макет. Мы поставим этот макет в правлении. Пусть все смотрят. Разве можно жить в таком кишлаке? Ведь это стыдно!
— Колхоз у нас богатый, разве не правда? — подхватил Самад. — Нужно строить новый кишлак, новые красивые дома, новые широкие асфальтированные улицы. А то сейчас пройдет машина — весь кишлак в клубах пыли. И потом обязательно нужно построить клуб, а то вечером молодежи деваться некуда. Разве не так?
— Так вот вы что хотите… — протянул растерянно Ганишер-ака.
— Да, — подтвердил Самад. — Ваша дочь сделает и макет нового кишлака. Потом выставим его на обсуждение. Если будет одобрен, постепенно приступим к строительству.
— Вот что, — решительно проговорил Ганишер-ака. — Я сейчас пойду расскажу обо всем раису…
— Нет, не надо спешить, — удержал его Самад. — Всему свое время. Макет нового Мингбулака пока только в голове у вашей дочери…
Об этом случае Гюльчехра со смехом рассказала Абдулле, и ему тогда же захотелось посмотреть на этот макет. Но девушка не согласилась:
