Анатолий Злобин - Самый далекий берег
— Пока не передавали, — сказал Войновкий. — Я предполагаю, что с наступлением темноты.
— Не волнуйся, — сказал Стайкин, подползая, — тебя не забудем.
Подле Литуева лежали два солдата — Проскуров и Грязнов. Они лежали, тесно прижавшись друг с другу, тихо разговаривали меж собой.
— Я тогда ей и говорю: пойдем, пойдем со мной, не бойся, не съем...
— А она-то, она?..
— Поломалась для виду, потом пошла как миленькая. Пошли прямо в рожь...
— Эх, жизнь была! Представить невозможно.
— Товарищ лейтенант, — сказал Проскуров, увидев Войновского, — водку скоро выдадут?
— Старшина обещал к вечеру, — ответил Войновский. Он обернулся, чтобы посмотреть, ползет ли сзади Беспалов, и в это время услышал истошный, Нечеловеческий вопль:
— Тикай!
Кричал Стайкин. Войновский зажмурил глаза, вжался в лед, не понимая еще, в чем дело.
Снаряд упал прямо в цепь. Он легко прошел сквозь ледяной покров, глухо взорвался в глубине. Огонь и вода вырвались наружу, встали столбом. Войновский почувствовал, как воздушная волна ударила в уши, кто-то выдернул из его рук автомат, он стал легким как перышко и полетел, переворачиваясь в воздухе, проехал по льду, перевернулся еще раз и, наконец, открыл глаза. И тогда увидел воронку, черную и громадную, как озеро. Она дымилась, волны кругами ходили по ней, вода с шумом скатывалась через края обратно.
Войновский услышал протяжные стоны и быстро пополз к воронке.
— Кто ранен?
— Ну и жаханул, гад! Чемодан!
Войновский обернулся. Рядом лежал Стайкин.
Правая сторона его халата была в рыжих пятнах.
— Ранен? — спросил Войновский.
— Брызнуло. И водой облило. Жаханул чемоданчик.
Ранен был Литуев. Осколок перебил ему ногу, и Проскуров уже перевязывал ее индивидуальным пакетом. Литуев негромко стонал. Солдаты со всех сторон сползались к воронке.
— Ну и дал прикурить.
— Двести семь, не меньше.
— Хорошо еще, что фугасный. Осколочный всех бы накрыл. До свиданья, мама, не горюй.
— Товарищ лейтенант? — Шестаков подполз и принялся ощупывать Войновского.
— Увы! — сказал Стайкин. — Опять я остался жив, как сказал мой боевой друг в сорок втором году, выходя из сгоревшего танка.
— Постойте, постойте, — перебил Войновский. — Ведь тут, рядом с нами, когда мы ползли, лежал кто-то?
— Позади вас человек полз, товарищ лейтенант. Неужели пропал?
— Беспалов его фамилия, — сказал Шестаков, — из артиллерии. Свояк нашего Молочкова. И выходят, за ним последовал?
— Беспалов! — закричал Стайкин. — Где ты?
Издалека донесся сердитый голос:
— Чего тебе? Отвяжись.
— Все целы, товарищ лейтенант, — сказал Проскуров. — Все на месте.
— Нет, нет, — взволнованно говорил Войновский. — Я прекрасно помню, кто-то еще лежал здесь, в цепи. Как раз на этом месте. — Войновский показал рукой на воронку. — Я отлично помню. У меня хорошая зрительная память.
— Впрямь был кто-то, — сказал Литуев. Проскуров наложил ему жгут, и Литуев перестал стонать. — Он еще огонька у меня просил, а я отвечаю: не курю.
— Память у тебя отшибло, — сказал Проскуров. — Это я у тебя огонька просил. А ты и сказал: не курю. А я, видишь, живой. Значит, это не я?
— Ты-то просил, это верно. А он тоже просил. Он тоже человек. Ой, тише ты! — Проскуров натягивал на раненую ногу валенок и сделал чересчур резкое движение, отчего Литуев вскрикнул.
— Кто же это? — спросил Шестаков, пугливо оглядываясь по сторонам.
— Севастьянов! — крикнул Войновский.
Севастьянова слегка отбросило взрывом в сторону, но он, кажется, даже не заметил, что рядом разорвался снаряд, и по-прежнему лежал, закрыв глаза и улыбаясь своим мыслям. Он все-таки услышал Войновского, посмотрел на него и приподнялся на локтях.
— Севастьянов, вы же рядом были. Вы не помните, кто лежал здесь?
— Не помню, товарищ лейтенант, — сказал Севастьянов. — Может быть, и я. Не помню. — Он лег и снова закрыл глаза.
— Где же он? — задумчиво спросил Шестаков и посмотрел на воронку. — Может, взрывом отбросило?
— Был, истинно говорю, был человек, — живо говорил Литуев. — Он еще огня у меня просил, а я отвечаю: не курю. А кто такой — убей, не помню.
— А ты иди, — сказал Стайкин, — не задерживайся. Без тебя разберемся. Ты теперь тоже с довольствия снят.
— И то верно. Пойду, братцы, не поминайте лихом. Живой буду, напишу. Прощайте, братцы. — Литуев пополз по льду, и раненая нога волочилась за ним, как плеть. Проокуров полз сбоку и поддерживал Литуева рукой.
— Из новеньких, может? — спросил Шестаков.
— Кострюков? — сказал Войновский.
— Кострюков еще утром уполз, товарищ лейтенант. Ему руку оторвало правую. Я сам его относил.
— Кто же это?
— Молочков! — воскликнул Стайкин. — Он самый.
— Он же убитый. — Шестаков посмотрел на Стайкина и покачал головой.
— Неужели не он? Ах, господи...
— А где Маслюк? — спросил Войновский.
Позади, за цепью поднялась рука, и громкий голос крикнул оттуда:
— Маслюк здесь. Живу на страх врагам. Сейчас с котелком к вам приду.
— Может, и не было никого, с перепугу мерещится. Такой снаряд жаханул.
— Человек не может пропасть? Правда? — спросил Войновский и посмотрел на Стайкина.
Стайкин пожал плечами, и вдруг глаза его сделались стеклянными. Войновский посмотрел по направлению его взгляда и вздрогнул. У края огромной воронки тихо и покойно покачивалась на воде белая алюминиевая фляга.
— Кто же это? А? — Войновский растерянно посмотрел вокруг и увидел, как солдаты быстро и молча расползаются прочь от воронки по своим местам. Шестаков посмотрел на воронку, быстро встал на колени, перекрестился и снова лег.
— Да, — сказал Стайкин. Он подполз к краю воронки, вытянул руку, поймал флягу, поболтал ею в воздухе. — Есть чем помянуть. Запасливый был человек.
Шестаков снова посмотрел на Стайкина и покачал головой. Войновский подпола к воронке и заглянул в воду. Вода была темная, глубокая и прозрачная. Она негромко плескалась о ледяную кромку, и Войновский ничего не увидел в глубине — только низкое, серое небо и свое лицо, незнакомое, искаженное и качающееся.
глава XI
Сергей Шмелев видел, как двухсотсемимиллиметровый снаряд упал прямо в середине второй роты и ледяной покров озера дважды поднялся и опустился, когда ударная волна прошла сначала по льду, а потом по воде. Шмелев послал Джабарова узнать, что там натворил снаряд, а сам остался лежать. Он ничем не мог помочь своим солдатам, и душная тревога все сильнее сдавливала сердце.
Впереди был берег. Позади простиралось ледяное поле, колодное и безмолвное, и туда тоже не было пути. Пятнадцать часов было контрольным временем боевого приказа. Красная стрела, начертанная уверенной рукой на карте, уже дошла до железнодорожной насыпи и вонзилась в нее. Стрела не знала и не желала знать, что на свете есть пулеметы, тяжелые фугасные снаряды, холодный лед, огненные столбы воды.
Шмелев посмотрел на часы и невесело усмехнулся. Было десять минут четвертого. Пошел мелкий снег. Он падал на лед, на землю, на ленту шоссе, на рельсы и шпалы далекой железной дороги. Берег затянулся зыбкой переливающейся сеткой.
Шмелев перевернулся на спину и закрыл глаза, чтобы не видеть падающего снега. Он лежал, закрыв глаза, стиснув зубы, ему казалось — еще немного, и он найдет выход. Лишь бы на минуту забыть обо всем, сосредоточиться на самом главном — и он узнает, что надо сделать, чтобы пробиться к берегу сквозь лед и снова обрести землю.
Тонко запищал телефон. Шмелев открыл глаза. Плотников по-прежнему лежал на спине. Лицо его стало белым, в глазницах скопилось немного снега, и глаза не стали видны. Шмелев пристально всматривался в белое застывшее лицо, словно мертвый мог открыть то, что искал живой. Щиток лежал у головы Плотникова и все время отвлекал внимание Шмелева. Шмелев вдруг разозлился на щиток, изловчился и что было сил пустил его по льду. Щиток покатился, дребезжа и царапая лед.
Телефон запищал снова. Григорий Обушенко сообщал, что видит на севере двое аэросаней, которые миновали пункт разгрузки и следуют к берегу.
Шмелев с досадой приподнялся на локтях. За тонкой сеткой падающего снега быстро катились по льду две серебристые точки. Гул моторов все явственнее пробивался сквозь треск пулеметов.
— Пойдешь встречать?
— Сами приползут.
Полковник Славин подползал к Шмелеву, и лицо его не обещало ничего доброго. На Славине был чистый свежевыглаженный маскировочный халат, на шее болтался автомат, а пистолет заткнут прямо за пояс. За Славиным гуськом ползли автоматчики. Пулемет выпустил длинную очередь, но Славин даже не пригнул головы.
Шмелев пополз навстречу. Часто дыша, они сошлись голова к голове. Красивое лицо Славина было искажено от ярости.
— Почему вы лежите? — спросил Славин. — На сколько назначена атака?
— Атака будет через час, товарищ полковник. Вы не опоздали.
— Не думайте, что я приехал для того, чтобы лежать рядом с вами. Атака будет через двадцать минут. Вызовите сюда командиров рот.
