KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Любовные романы » Роман » Алесь Адамович - Я из огненной деревни…

Алесь Адамович - Я из огненной деревни…

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Алесь Адамович, "Я из огненной деревни…" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Вопрос: — А вы слышали, что они там говорили?

— Тут же рядом, где мы лежали, там и яму нам копали. Копать, конечно, заставили наших мужчин. Молодые все были в партизанах или в армии. Одни старые дома, такие, что уже были не годные служить Ну, слышу, что вот уже нас будут укладывать в яму. Думаю: тут же свои будут укладывать, попрошу я их, чтоб хоть наверху положили. И чтоб-поменьше присыпали…

А потом — ракета! Оказывается, в Малгатях кто-то произвел на них выстрел. Нас там так и бросили, побитых, команду дали старикам закапывать, а сами в Малгати. И там полностью всех сожгли. Кого в квартире убивали, кого живьем.

А потом я слышу — начали уже женщины плакать, кричать. Думаю: что-то тут не так, верно, их уже тут, немцев, нету. Лежу и сначала думаю, что, может, меня и не закопают. Удастся, то попрошусь в лес меня занести, если это уже можно будет. Все кричат, плачут… И тогда я уже отчаялся повернуть немного голову. Туда, где все эти люди лежали побитые. Люди вот так лежали, а я вот так, поперек, а сзади, за мною, еще один пацан, вместе в школу ходили, в ногах моих лежал, убитый был. Батька его был в партизанах. А тут, гляжу, бегут наши соседки. Я прошу:

— Скажи маме моей, пускай хоть пить принесет. Она не послушалась: у нее тогда убили батьку, она прямо туда бежала. Потом другая бежит соседка. Эта, правда, послушалась, побежала и сказала матери моей. Принесли мне пить, а я говорю:

— Несите меня куда-нибудь быстрей. Немцев нема, поехали в Малгати.

Вопрос: — А мама ваша дома была?

— Не-е, все стояли там, и пулеметами обставлены были. И немцы себе там выбирали, кто им нужен. Чтоб никто не разбежался. И выбрали тех, которые им нужны были.

Вопрос: — И мать видела все это?

— Нет, не видела. Мать стояла с этой стороны хлева, а мы — с этой. Я видел всех, когда убивали, ведь убивали в огороде под окном.

Ну, она меня взяла… Я был уже немаленький, а мать старая, лет под шестьдесят было, — ну, и нести… И брат был двоюродный у меня. Тот помогать уже ей. Несут. Я ж немаленький уже. Тогда ж не было никаких подвод, хоть бы на тачку какую взяли.

А тут, говорят, немцы вернулись назад. А я тогда кричу:

— Девайте меня куда-нибудь!..

Ну, куда ж меня девать? Поле, деревня. А они меня тогда на сеновал да под сено. А там, наверху, еще один хлопец лежал спрятавшись. Слышу, там разговор: „Жгут деревню“. Наверху говорят. „Придут, думаю я, подожгут, и я сгорю“. Говорю матери:

— Неси меня хоть назад, на то самое место… А потом подали команду, и они, немцы, уехали.

И меня тогда понесли в лес. Мать, брат и сестра была еще старшая. У нее были малые дети, дак ей надо было детей носить. Трое детей было. И меня помогать нести. Тогда занесли и в байню[18] положили. В лесу байня стояла у нас. А сами пошли туда, где всех поубивали. У матери мать материну убили, потом дядьку с пятью детьми, сестру с мужем, другую сестру, племянницу. Побили нашей родни много. Все пошли туда, где трупы. Потом уже, когда все успокоились, начали каждый своих закапывать. А я там и остался, один в той байне.

Потом мне стало плохо. Назавтра пришли и меня нашли — я уже лежал на полу. Врачей же не было. Крошила, сколько она уже могла… Только одну перевязку сделали мне снова — вот и лежи. Больше были в лесу Ночью в лесу, а после обеда — домой. Потому что экспедиция была, нападали немцы больше с утра. После обеда они не ездили. Медикаменты партизаны доставали.

Вопрос: — А что это за женщина была та, что на вас указала?

— А ее нема, ее расстреляли. Жила тут в нашей деревне такая, видимо, думала что-то, настроена так была. Потом ее расстреляли немцы, — потому что она указала сестру одного полицейского. В тот же день ее убили, как и всех, но ее последнюю: полицейские настояли…»


Матери Василя Ивановича, когда она переносила его, еще живого подростка, было, он сказал, около шестидесяти. Нам и не подумалось, что она еще может быть жива, потому и не спросили об этом. Василь Иванович сказал сам. Жива, здорова. В своей хате, рядом с ним. И мы, конечно же, попросились туда.

Домне Васильевне восемьдесят восьмой. А она еще, как испокон говорится, дай бог всем добрым. Застали мы ее в саду сына, около ульев, в тени, которая все же не спасала от полуденной духоты.

— Пчел стерегу, — сказала бабуля. — Никого дома нема. Комары тут заели.

Рой не удерет — старая хозяйка на посту. Еще на удивление подвижная и разговорчивая. Василь Иванович остался в саду, а она повела нас в свою хату, что немного поодаль от сыновой.

— Все я вам, хлопчики, расскажу, все подробно.

И рассказала. То сидя немного, то вставая, жестикулируя, меняя голос, когда подражала кому-то, то возвышая его, то переходя почти на шепот, когда ей снова было горько и страшно — так, как тогда.


«…Было собрание перед этим днем, перед Первым маем, партизане его проводили. Отряд Данилы Райцева. Собрание провели, партизане ушли, только наши остались.

Назавтра чуть свет… Я всегда выхожу и все слушаю, Что где стукают, где стреляют… Вышла и думаю: „Господи, что это такое, что что-то блестит перед нами?“ Разглядела, а это немцы в касках своих, и светлая одежа на них. Пробежит и завалится, пробежит и завалится… Через несколько время они меня заметили и начали палить. Я назад в хату.

— А детки, говорю, а немцы пришли! А старик мой кричит:

— Тебе все немцы! Сиди ты, коли сидишь. Тебе все немцы.

А я кричу:

— Скорей, немцы!

А они с горы и оттуда вон начали палить — как раз в нашу хату… У меня ж была семья: старик, я, три мальца, одна дочка была уже замужем.

— Ложитесь на полу около печи!

И правда, полегли все. И лежали. А они уже так били по хате, так били — все посекли, и печку… Били с двух сторон из пулемета. А тогда они видят, что нет никого, что не выбегают, не бегут, так прямо к нам в хату. Мы тогда еще там жили, где школа, где липы растут.

— Матка, паризан, паризан!..

А я руки сцепила, стою вот так и говорю:

— Нема партизан.

Они и на чердак, они и всюдых, под полом — всюдых лазят искать. А что тут искать, когда полная хата дыму.

— Выбирайтесь, выбирайтесь!

Выгнали нас на дорогу и поставили. Кругом окружили, кругом. Погнали. Старика прикладом в спину, прикладом в спину… Меня, правда, тогда не били — не буду говорить понапрасну. А старика били… Только мы подходим туда, на гору, где магазин там был, гляжу — бежит баба и кричит:

— А людечки ж мои, а батеньки ж мои, а что ж вы наделали, а вы ж мою дочку убили!..

Тут один подбежал да трах ей сразу, дак она уже и лежит…

И ведут людей, и ведут, и бьют наповал. Кого от озера ведут. Тогда прятались в озеро.

Гляжу: о, господи, мой старик коня запрягает! Запряг старик коня, положили пулемет на телегу ему, а тогда к возу его самого за руку привязали. И погнали. Тут гляжу: коров гонят, турят отсюда, забирают, забирают…

Тогда ракеты стали бросать. Ракеты побросали, бросили расстреливать уже. И побежали. А там уже, в Малгатях, подожгли. И людей, людей, кого живьем сожгли, кого убили — всех порешили, всю деревню порешили.

Вопрос: — Вас всех поставили? Сын говорил. А мужчин отвели от вас?

— Всех, всех поставили. Сынов отвели, около другой постройки поставили. А я вот так села. (Бабуся показывает, легко сев на полу.) Одного внучонка взяла вот сюда, а другого, меньшого, вот сюда положила. И сижу. И приказ нам дали: „Если не будете давать знать в Смоловку, когда партизане приходят, — всех порешим“. Ну, кто ж ему будет что говорить?.. Я видела, как мою мать, родную мою, невестку с трем детям… И была в положении, последнюю недельку ходила уже. И мать. Стоит на дороге… Один полицай, из Загузья, хлопает по плечу ее, невестку:

— Проска, говори, где твой Евхим?

А его забрали по второй мобилизации, нет дома. Один брат был в партизанах, меньший, а тот, старший, Евхим, ушел. А эта женка старшего. Не сына моего, а брата. Я думала так, что он ей ничего не сделает, — свой ведь, из Загузья. А он и будет бить их. Старуху, семьдесят лет уже было, и невестку… И за что же он их?..

А сама я с места не слезу, никуда. Мы сидим у стены, а они — на дороге.

Тогда же, кто остался живой, побежали, а я с места не слезу. И вижу уже, что мои-то лежат. Вот подбегает ко мне одна женщина:

— Домпутка моя, а твой же Васютка живой! Просит пить.

А я говорю:

— А жива ли моя мамка?.. (Плачет.) А что делать мне?

А я не встану. У меня спички: как хотела печку затопить, так и держу их все время в руке. И я поползла, и поползла, и слезы те лились… (Бабуся на удивление легко ложится на пол и показывает, как ползла.) Приползла, а он поднимается, голову поднял. А так и из ушек кровь, и из носа кровь, и изо Рта кровь — и все. И так вот.

— Ма-а… Ма-а… Возьми меня отсюдова-а… Добьют Немцы…

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*