Сергей Герман - Обреченность
Гречаниненко понимал, что шансов выжить нет ни у него, ни у его бойцов. Но не было страха в его лице, только решимость и трагическая обреченность.
Кулик об этом уже не думал, посчитав свою миссию выполненной он со своим штабом решил выходить из окружения.
Бывший взводный унтер без сожаления содрал с себя роскошную гимнастерку с маршальскими петлицами, но не смог заставить себя снять роскошные хромовые сапоги. Он переоделся в крестьянское платье и теперь с недельной щетиной на лице казался деревенским мужиком.
Так и шел. В крестьянской косоворотке и хромовых генеральских сапогах.
***
Григорию Кулику всегда везло. Еще в детстве дед Матвей, живущий по соседству и слывущий в округе за колдуна, нагадал ему долгую и счастливую жизнь. Во время Гражданской он был пять раз ранен. Выжил в Испании. Пережил чистки и террор тридцатых.
Повезло и на этот раз, судьба уберегла его от встречи с немцами.
Сталин опасаясь того, что Кулик может попасть в плен, отдал приказ разыскать его. На поиски пропавшего маршала были брошены специальные группы. Но в начале июля Кулик сам вышел из окружения. В потертых холщовых брюках с пузырями на коленях, в застиранной серой рубахе, с заплатами на локтях. В грязных, не чищенных сапогах со сбитыми каблуками. На голове — кепка, на лице многодневная щетина. Затравленный взгляд, в глазах вопрос - как встретят соратники?
На следующий день после возвращения в Москву, он выглаженный, чисто выбритый и переодетый заявился к старому другу Ворошилову. Но красный маршал ему не обрадовался, напротив, нахмурился.
— Здравствуй, Клим, — дрогнувшим голосом сказал Кулик.
— Здравствуй, Гриша. Что скажешь?
— Вернулся вот...
— Для тебя было бы лучше не возвращаться.
— Это как же, Клим? К немцам?..
— Нет. Пулю в лоб. Тогда бы написали героически погиб.
— Клим, что случилось?
— А то и случилось, что у хозяина на столе уже рапорт лежит, что ты дескать все просрал, документы сжег, оружие бросил и бежал с передовой как Керенский в семнадцатом. Кстати, ты не в бабьем платье сбежал?
— Да, я Клим!..
— Ладно, ладно… Знаю что ты! Завтра тебя хозяин вызывает. Молчи. Делай глупые глаза. Хозяин дураков любит. Может быть пронесет.
На Кулика было страшно смотреть. Его лицо словно омертвело, глаза остекленели. Предстояло объяснение с хозяином.
Когда Кулик предстал перед Сталиным, тот, делая вид, что видит его впервые, спросил, пыхнув трубкой:
— Кто ви такой?
Кулик приосанился, одернул широчайшие галифе.
— Маршал Советского Союза...
— А гдэ ваши лапти, товарищ маршал?..
— Товарищ Сталин... Позвольте объяснить...
— Я спрашиваю вас, гдэ лапти, товарищ Кулик? Гдэ зыпун, в котором вы виходили из окружения?
Кулик молчал. Его солидная, полная значимости фигура как-то сдулась, стала даже меньше в объеме, лицо наоборот набрякло, щеки обвисли.
— Молчите? Правильно дэлаете. Потому что за вас говорят документы.
Вот передо мной лэжит рапорт начальника 3го отдела 10й армии товарища Лося, который вместе с вами вишел из окружения.
— ...Товарищ маршал Советского Союза Кулик приказал нам всэм снять знаки различия, вибросить документы, затем сам переоделся в крестьянскую одежду. Сам он никаких документов с собой нэ имел, нэ знаю, взял ли он их с собой из Москвы.
— Сука чекистская! — Думал про себя Кулик, разглядывая блестящие носки своих сапог. — Ну и сука же этот полковой комиссар. Зря я его вывел. Надо было там и бросить, пусть бы там с казаками и держал оборону.
Сталин продолжал ровным тихим голосом:
— Прэдлагал бросить оружие, а мнэ лично — ордена и докумэнты, однако, кроме его адъютанта, майора по званию, фамилию забыл, никто докумэнтов и оружия не бросил. Мотивировал он это тэм, что, если попадемся к противнику, нас примут нас за крестьян и отпустят... Маршал товарищ Кулик говорил, что хорошо умеет плавать, однако отказался переплывать реку, ждал, пока сколотят плот, что было совершенно нэдопустимо, так как вблизи были фашисты и создавало угрозу плена.
А вот вивод начальника особого отдэла 10й армии комиссара госбэзопасности 3 ранга Михеева, который проводил расследование: «Считаю нэобходимым Кулика арэстовать…»
Сталин смотрел на Кулика своими желтыми глазами.
— Что ви скажете на это, товарищ... генерал- майор?
Разговор был резким. Но вопреки привычке стирать людей в порошок и за гораздо меньшие прегрешения, Сталин Кулика не тронул. Хоть и дурак бывший унтер, но... услужливый. Если всех дураков стрелять, так можно и одному остаться.
Разжалованный маршал выкатился из кабинета. Сталин только вздохнул, «с кем приходится работать»?
Вскоре после своего рапорта полковой комиссар Лось был назначен на должность начальника 3го Отдела НКО Управления Фронта Резервных армий Ставки.
Комиссар госбезопасности 3го ранга Анатолий Михеев, настаивавший на маршала Кулика, когда-то начинавший службу командиром саперного взвода, попросился на фронт.
23 сентября 1941 года выходя раненным из окружения, он погиб под гусеницами танка.
Но даже мертвый, он продолжал сжимать в руке маузер, в котором не осталось ни одного патрона.
***
Смертельно уставшие и измученные казаки продолжали сражаться.
В ночь с 1 на 2 июля 1941 года командующий 3й советской армией генерал-лейтенант Василий Кузнецов приказал прорываться из окружения в юго-восточном направлении через железнодорожную линию Барановичи-Минск. Казаков майора Гречаниченко зачислили в состав сводного отряда, который прикрывал прорыв на направлении разъезда Волчковичи.
После жестокого и кровопролитного сражения вырваться из окружения удалось лишь немногим. Группа казаков до самого рассвета сдерживала германские части, стремившиеся «заткнуть» пробитый в котле узенький проход. После того как погибла большая часть отряда, раненый майор Гречаниченко с горсткой уцелевших отошел в глубь лесного массива.
За несколько дней непрерывных боев и отступления бойцы дошли до предела своих сил. Измотанный Гречаниченко, у которого воспалилась рана, материл про себя героического маршала, на глаза которому он так некстати попал и тоскливо думал про себя:
«И какой хер принес на фронт этого вояку»?
Не видя возможности выйти из окружения целым подразделением Гречаниненко, прохрипел сорванным голосом:
— Слушай приказ!..
Вокруг, среди кустов и деревьев, лежали люди. Вздымались от частого, хриплого дыхания их темные от пота и пыли гимнастерки.
Гречаниненко поперхнулся и превозмогая кашель повторил:
— Слушай приказ! — всем разбиться на мелкие группы. Отходить самостоятельно. Направление, строго на восток!.. Передать команду по цепи!..
В лесу слышались осипшие от бега голоса, повторявшие приказ.
Сам Гречаниненко идти уже не мог. Казаки перевязали ему раны и оставили в ближайшей деревне. Он затерялся среди местного населения, а потом ушел к партизанам.
Генерал-майор Константинов при прорыве из окружения под местечком Рось был ранен в ноги и спину. Оставив его в деревне на попечение крестьян, казаки пошли дальше.
Жаркое июньское солнце стояло высоко над землей, выжигая ее иссушающим зноем. У горизонта над лесистыми зелеными холмами дрожащим маревом зыбился и плыл раскаленный воздух.
Казаки выбрали место на взгорке, где было суше. Завернули в брезент знамя корпуса и закопали его в землю, рядом с большим, покрытым мхом камнем Грунт, слежавшийся за долгие годы, был плотным, неподатливым.
Казаки спешили, тяжело и хрипло дыша рыхлили твердую землю ножами и шашками. Срывая ногти царапали землю пальцами.
Из-под черных кубанок, катился горючий пот.
Последняя группа казаков численностью до батальона, вышла из окружения в район Орши. Казакам пришлось оставить своих истощенных переходами коней, и влиться в оборону советских войск как стрелковое подразделение.
6я Кубано-Терская казачья дивизия имени Буденного почти вся полегла в июньских боях с превосходящими силы противника. Погибла, не запятнав казачьей чести.
Ценой своей жизни казаки сохранили честь и славу своей дивизии.
***
Немецкий 39й мотокорпус, сломив сопротивление не успевшей сосредоточиться 19й армии в районе Витебска, наступал на Демидов, Духовщину и Смоленск. 13 июля танки корпуса дошли до Демидова и Велижа, заняли Духовщину и 15 июля прорвались к Московско- Смоленской дороге.
В результате прорыва немецких танковых групп в окружении под Смоленском оказались советские 19я, 20я и 16я армии. Связь с тылом поддерживалась только через болото южнее села Ярцево.
