Хидыр Дерьяев - Судьба (книга первая)
Дайхане не спешили с ответом. Несмотря на то, что аулу было нанесено оскорбление, которое, па обычаям предков, надо смывать кровью обидчика, нельзя было не согласиться, что гость говорит разумно. По крайней мере, вполне очевидно, что какую увезли девушку, такую назад уже не получишь.
— Сухан-бай, вы слушали слова гостя, — сказал один из стариков, — теперь ему надо ответ дать…
— Да-да… конечно надо… — заторопился Сухан Скупой. — Все мы слышали слова гостя… не я один слышал, вы вот рядом стоите тоже слышали, давайте посоветуемся… Плохое дело случилось, да ведь разные дела творятся — и хорошие, и плохие… Вы видите, что Бекмурад-бай не упорствует, признаёт свою вину, готов на мировую. Прислал к нам такого уважаемого всеми человека, как Байрамклыч-бай. И гость не отказался поехать к нам, значит, уважение оказал аулу… Как вы смотрите на то, если мы теперь разрешим почтенному Байрамклыч-баю вернуться к пославшему его человеку, а мы свой ответ попозже дадим, а?
Ища поддержки, Сухан Скупой выразительна посмотрел на арчина.
Коренастый, кряжистый, как заматерелый карагач, арчин Меред за всё время не проронил ни слова и даже не поднял глаз. В прошлом он славился как один из самых дерзких джигитов, но потом притих, сабля его уже много лет пылилась на ковре, а сам он как-то незаметно подружился с русскими. Не то, чтобы эта дружба выражалась слишком демонстративно, — Меред был не глупый человек, — но последствия её были очевидны.
Сидевший рядом с арчином яшули предложил:
— Тут такое дело — у матери спросить бы надо.
— Правильно, — поддержали его. — На скорую руку такие вопросы не решаются… Да и гость должен послушать мать девушки. Отец-то её в песках чабанит, далеко… — пояснили приезжему.
Пока решали, пойти ли к матери или, может, она сама сумеет подняться, Оразсолтан-эдже, которой сообщили о приезде посредника, уже спешила, поддерживаемая двумя женщинами, к кибитке Сухана Скупого. Придерживаясь за стеку, — женщины остались во дворе, — она с трудом переступила порог и села, прислонившись к дверному косяку и прикрыв лица рукавом накинутого на голову старенького халата.
— Вот хорошо, сама пришла! — обрадовался Сухан Скупой. — Оразсолтан, не надо себя терзать. Люди хотят с тобой посоветоваться, как быть. Что ты им ответишь?
— Спрашивайте, — мёртвым голосом отозвалась Оразсолтан-эдже. — Я вам отвечу…
— Вот и хорошо… Ты только не плачь и не расстраивайся. Дочь твоя, слава аллаху, не умерла… она жива-здорова… к хорошим людям в дом попала… Гм… кхе… Вот человек приехал — что ты ему скажешь?
Сухан Скупой сунул в рот бороду, пожевал её. С трудом перегнув руку, дотянулся до спины около шеи и стал чесаться, посапывая и кряхтя.
Опершись локтями о колени, Оразсолтан-эдже склонила голову.
— Мне нечего говорить приезжему человеку… Мне нужна моя дочь — больше мне ничего не нужно… Помогите мне… верните мне мою дочь… Даже ноготок своей дочери… я им… — Её душили слёзы.
— Неразумно ты мыслишь, Оразсолтан, совсем неразумно! — Сухан Скупой выталкивал языком иза рта откусанные волосинки бороды. — Тьфу…! Тьфу… «Человек должен вытягивать ноги по своему одеялу… Как люди решат, ты должна согласиться. Тебе никто худа не желает. У всех у нас честь задета! — И он снова покосился на безмолвствующего арчина. Тот крутил в пальцах маленькую тыквинку-табакерку для наса[27] и равнодушно глядел вниз, словно всё происходящее его не касалось. Заметив взгляд Сухана Скупого, гость тоже скользнул глазами в сторону старшины аула и угрюмо свёл к переносице разлапые брови, а рука его незаметно, словно сама собой, подвинулась к рукояти ятагана.
Старики заворочались, завздыхали.
— Верно, наша честь страдает.
— Надо подумать как следует.
— Люди хотят тебе добра, Оразсолтан, Сухан-бай правильно сказал.
— Пусть гость возвращается. Мы сами посоветуемся.
— Конечно! Рассердившись на вошь, не сжигают всё одеяло!
— Конечно!
Оразсолтан-эдже заплакала.
— Верните мне мою дочь — вот весь мой совет… Если вы добрые сородичи — исполните свой долг: верните мою дочь!..
— Вот глупая женщина! — раздражённо сказал Сухан Скупой. — Ей говорят: «Козёл!» — А она: «Подои её!». Столько мудрых людей собралось из-за неё, время теряют, советуют, а она всё одно твердит. Нельзя так, Оразсолтан, людей уважать надо! Вон даже почтенный Байрамклыч-бай уважение какое тебе оказал — приехал посредником, а ты обижаешь его… Все оскорблены до глубины души, все мы горим — надо немного поостыть. Я думаю так, люди: пусть уважаемый Байрамклыч-бай возвращается, а мы всё взвесим, всё обдумаем и…
Некоторые старики согласно кивали головами, на многие возмутились.
— Нельзя делать так!
— Мать просит — обязаны послушать её!
— За ней последнее слово!
— Конечно! А то тоже получается вроде этого козла! Мать одно просит, а мы другое гнём.
— Женщина и есть женщина! Отца надо спросить!
— Где отец? Нет его!
— Что может посоветовать женщина?
— Мать расстроена! Ей сейчас, как голодной курице просо, так и дочь!
— Конечно, не твою увезли! Сытый голодного не разумеет!
— Нельзя торопиться с этим делом!
— То — в одной семье горе, а то — десять плакать будут.
— А совесть свою под кошму спрячем?
— Нельзя на весь аул беду наводить!!!
Подавали свои реплики и стоявшие во дворе.
Прислушиваясь к спорящим, Сухан Скупой торопливо сказал:
— Значит, так и порешили… Поезжайте, Байрамклыч-бай, и передайте им всё это… Мы здесь обдумаем…
— Пусть будет так! — согласился гость. — А вы» эдже, не убивайтесь, дочь ваша в хороших руках. Соглашайтесь с тем, что посоветуют яшули, они люди умные, плохой дорогой не пойдут. — Он хитро подмигнул Сухану Скупому. — Каждый выбирает дорогу то своим ногам.
— Я бессильная женщина, — с горечью сказала Оразсолтан-эдже. — Я прошу вас… Верните мне мою дочь! Не надо мне другого решения… До самой смерти не надо… не соглашусь я… Мои слёзы дойдут до аллаха… На том свете ответ держать будете, если на этом смелых людей не найдётся.
Цепляясь за дверь, она со стоном поднялась. Со двора протянулись заботливые руки — она тяжело опёрлась на них.
— Ну, хорошо, если разрешите — я поеду, — сказал гость.
Арчин поднял голову, прищурясь обвёл глазами собравшихся. Люди вздрогнули от его резкого голоса.
— Есть пословица: «Ударишь корову по рогам — у неё копыта заноют»… Оказывается, лжёт пословица! Вам не ударили по рогам — сломали рога!.. А я не вижу, чтобы ваше собственное тело заныло… Тридцать лет эти люди жили рядом с вами, а свалилась на них беда — вы бороды чесать начали! Или вы только говорите о чести? Может, наш род слабее их рода, наши люди трусливее их людей? Сегодня увезли девушку — мы смолчали. Завтра приедут — чью-нибудь жену увезут. Тоже молчать будем? Или ваши руки так привыкли к недоуздку верблюда и к чапигам омача[28], что не могут удержать саблю и конских подводьев? Глядя на вас, не подумаешь, что вы — туркмены!
Голос арчина гремел, и люди, сначала обиженные его словами, почувствовали боевой азарт и стали грозно посматривать по сторонам. Насторожившийся гость не спускал взгляда с арчина и на лице его, вместе с тревожным ожиданием, проглядывало какое-то удовлетворение, словно он был доволен неожиданным поворотом событий.
— Кровь смывается водой! — говорил арчин. — На обиду смывают кровью! Возвращайтесь, посланец Бекмурада, и передайте всё, что слышали здесь! Они сделали своё дело, теперь пусть ожидают, что сделаем мы… Так и передай им, Байрамклыч-бай!
С последними словами арчин встал. Поднялся и гость.
Сухан Скупой, задетый словами о туркменах — он принял это как намёк на своё тёмное происхождение, — надулся и закричал:
— Кто это не туркмен? Ты думаешь, если ты сын отца-ига, я — неизвестно чей, да? Это мы ещё посмотрим! Давай кости свои в огне испытаем — сразу будет видно, кто чистокровный туркмен!
Арчин, не удостоив бая ответом, вышел. Многие из сидящих вышли вслед за ним. Заглядывая в лица дайханам, как затравленная собака, Сухан Скупой кричал, глотая слова:
— Если у кого честь… сильнее разума… Пусть к себе переселяет Мурада… Да, пусть! Вон — его кин битка, а вот — жена… Я не причастен к вашему безумию!.. Байрамклыч-бай, так и передайте Бекмурад-баю: не причастен я… руки умываю!..
Между тем во дворе люди окружили арчина.
— Правильно вы сказали, Меред-ага!
— Конечно, все ждали этих слов!
— Так и должен сказать туркмен!
— Арчин — настоящий защитник села!
— Меред-ага, выступать надо!
— Эй, люди, вооружайтесь, седлайте коней!
— Сбор у кибитки Оразсолтан-эдже!
— Правильно! Пусть мать благословит джигитов!
— Седлайте!
— Смоем обиду кровью!
