Генри Хаггард - Она и Аллан
— Нет никаких проблем, — ответил он, — но вернетесь ли вы, мистер Квотермейн? Говорят, что на другой стороне Замбези живут странные племена, жестокие каннибалы, которых называют амахаггерами. Именно они в далекие времена очистили эту страну от других людей, за исключением нескольких племен, которые жили в плавучих хижинах или на островах среди тростников. Вот почему здесь пусто. Но это случилось задолго до меня, и я не думаю, что они переплывут реку снова.
— А что привело сюда вас, капитан, можно узнать? — спросил я его, потому что мне было очень любопытно выяснить причины его приезда в Африку.
— А что приводит сюда большинство людей? Проблемы, мистер Квотермейн. Если хотите знать, мой корабль, к несчастью, наскочил на мель. Несколько человек погибли, и я был уволен. Я начал торговать в забытой богом дыре под названием Шинде[20], в одном из ущелий нижнего течения Замбези, и, как видите, преуспел, как все шотландцы.
Затем я женился на португалке, настоящей леди голубых кровей. Когда моей дочери Инес было около двенадцати лет, случилось несчастье — моя жена умерла. Некоторые ее родственники считали, что это из-за меня. Кончилось все скандалом, и я убил одного из родственников, в драке, как вы понимаете. Я едва ли понимал, что делаю, потому что после этого мне пришлось бежать. Итак, я продал все и поклялся не иметь больше ничего общего с цивилизацией на Восточном побережье.
Торгуя, услышал, что где-то есть прекрасная страна, и вот я здесь, поселился уже много лет назад, привезя с собой свою дочь, Томасо, который был одним из моих управляющих, и еще несколько человек. И здесь даже еще лучше, чем было раньше, поскольку я торгую слоновой костью и другими экзотическими вещами, выращиваю зерно и скот, которые продаю племенам у реки. Да, теперь я богатый человек и могу жить где угодно, даже в Шотландии.
— Почему же вы туда не возвращаетесь? — задал я ему вопрос.
— О, по многим причинам. Я потерял все свои связи и стал Диким человеком. Мне нравятся жизнь здесь, и солнечный свет, и то, что я сам себе начальник. К тому же, если я вернусь, все может обернуться против меня, я имею в виду тот случай с непреднамеренным убийством... И, должен сказать, плохо это или хорошо, но меня здесь многое держит... — И он кивнул головой в сторону деревни, если это можно было так назвать. — И это не так легко оставить. У мужчины должно быть много детей, мистер Квотермейн, даже если у них не такая белая кожа. К тому же мои привычки — я говорю с вами, как мужчина с мужчиной, — могут принести мне неприятности в том, другом мире. — И он качнул головой в сторону бутылки, которая стояла на столе.
— Понятно, — ответил я поспешно, поскольку такое придание из уст одинокого человека было больно слышать. — А как насчет вашей дочери, мисс Инес?
Его голос задрожал.
— Вы правы. Она должна уехать. Здесь нет никого, кто мог бы жениться на ней, потому что мы много лет не видели белого человека, а она леди, как и ее мать. Но к кому может поехать добрая католичка, не к моей же пресвитерианской родне в Шотландию? Многие отвернулись от нас, многие умерли. По-своему она любит меня, и я люблю ее, да она и не уедет, потому что считает, что ее долг быть здесь, а если она уедет — я отправлюсь к дьяволу. Может быть, вы поможете мне, если вернетесь из путешествия? — закончил он свою тираду с интонацией, в которой сквозило сомнение.
Я хотел было спросить, как я могу помочь в таком деле, но посчитал, что лучше промолчать. Он этого не заметил и продолжал:
— Теперь я пойду и вздремну, потому что начинаю работу рано утром и заканчиваю поздно ночью. Я был моряком и привык к дежурствам. Вы не позаботитесь о себе сами?
Затем он ушел в дом, чтобы лечь спать.
Выкурив трубку, я решил пойти прогуляться. Сначала я побывал в фургоне, где Умслопогаас и его команда поедали мясо под острым соусом, которое было приготовлено для них по-зулусски. Ханс по привычке спрятал мясо, может, от слуг, а может, от самой Инес. Он пошел за мной. Сначала мы отправились к хижинам, где увидели множество симпатичных женщин смешанных кровей. Они были хорошо одеты и занимались повседневными делами. Еще мы увидели четверых или пятерых мальчиков и девочек, не говоря уже о детях на руках, а также молодых людей, скорей белых, чем смуглых.
— Эти дети очень похожи на Рыжебородого, — сказал Ханс задумчиво.
— Да, — сказал я и вздрогнул, потому что сейчас я понял страхи этого несчастного человека. Он был отцом огромного количества полукровок, которые привязали его к этому месту, как якорь держит корабль.
Я быстро прошел мимо каких-то сараев к длинному зданию, очевидно, хранилищу. Здесь метис по имени Томасо и несколько его помощников торговали с местным населением, живущим в болотах Замбези. Я никогда не видел таких людей, но они явно были более цивилизованными, чем южане. Я не остановился посмотреть, что они продавали и покупали, но заметил, что хранилище полно каких-то вещей, включая огромное количество слоновой кости, которая, как я предположил, пришла из глубины страны.
Затем мы прошли к обработанным полям, на которых очень хорошо росли кукуруза, табак и другие культуры. Внизу мы увидели загоны для скота, а на некотором расстоянии на склонах горы паслись крупный рогатый скот и множество козлов.
— Этот рыжебородый господин должен быть очень богат, — заметил наблюдательный Ханс, когда мы завершили наш обход.
— Да, ответил я, — богат и одновременно очень беден.
— Но, господин, как может быть человек богат и беден? — спросил Ханс.
В этот момент несколько детей-полукровок, которых я заметил, промчались мимо нас. Они были голые и кричали, как маленькие дикари. Ханс серьезно посмотрел на них, затем сказал:
— Наверное, я понял, что вы имеете в виду, баас. Человек может быть богат и беден одновременно.
— Да, — ответил я, — как ты, Ханс, когда напиваешься.
Затем мы встретили гордую Инес, которая шла из хранилища, неся в корзине множество вещей, среди которых были мыло и чай. Я сказал Хансу, чтобы он взял корзину и донес ее до дома. Он ушел, а мы разговорились.
— Мне кажется, что дела вашего отца обстоят неплохо, — сказал я, кивая на хранилище, которое окружила толпа местных жителей.
— Да, — ответила она, — он зарабатывает много и кладет деньги в банк на побережье, поскольку жизнь здесь для нас ничего не стоит и он извлекает хорошую прибыль, продавая и покупая, а кроме того, выращивает урожай и скот. Но, — добавила она жалостно, — что пользы в деньгах, когда живешь в таком месте?
— Вы можете использовать их для своего блага, — предположил я.
— То же самое говорит мой отец, но что он делает? Много выпивки, одежда для местных женщин, иногда жемчуг, драгоценности для меня, но на что они мне? У меня целая коробка драгоценностей, которых я не ношу, а даже если и надену — кто увидит их? Этот умный метис Томасо? А он, и правда, умный и верный. Или местные женщины? Больше некому.
— Вы не выглядите счастливой, мисс Инес.
— Я не могу сказать, насколько несчастны остальные, которые никого не встретили, но иногда я думаю, что я самая несчастная женщина в мире.
— О нет, — ответил я весело, — бывают судьбы и похуже.
— Возможно, мистер Квотермейн, это потому, что они не ощущают своего жалкого положения. У вас когда-нибудь был отец, которого вы любили?
— Да, мисс Инес. Он умер, но был очень хорошим человеком, очень набожным. Спросите моего слугу Ханса, он расскажет вам.
— Очень хорошо. Как вы могли заметить, мой не такой, хотя в нем тоже много хорошего, у него доброе сердце и глубокий ум. Но он пьет, а эти женщины — они разрушают его. — Она сжала руки.
— Почему тогда вы не уезжаете отсюда? — выпалил я.
— Потому что мой долг — оставаться здесь. Этому учит меня моя религия, хотя я знаю об этом очень мало, в основном из книг. Мы давно не видели священника, кроме одного миссионера, баптиста, который сказал, что моя вера фальшива и приведет меня в ад. Не понимая, как я живу, наверное, он сказал это, не зная, что ад здесь... Нет, я не могу уехать, потому что верю, что Бог и святые покажут мне, как спасти отца, даже если для этого понадобится моя жизнь. Я и так сказала вам, незнакомцу, слишком много. Не знаю, почему, но я чувствую, что вы не предадите меня и, более того, поможете мне, если сможете, поскольку вы не из тех, кто пьет или... — И она махнула рукой в сторону хижин.
