Иван Машуков - Трудный переход
— Егор-то твой домой же приедет, куда он денется! Приедет, а в дому поруха, животина стощала. На ком робить-то? Это непорядок. В колхоз худых лошадей нам тоже не надо. А с хорошими лошадьми — пожалуйста! — Оказывается, он, выручая Аннушку, заботился о колхозе!
XXXVI
Леспромхоз выполнил годовой план. По всем правилам составлялась официальная докладная, извещавшая об этом трест. Директор леспромхоза Черкасов намеревался выехать с рапортом в Хабаровск. Ему во что бы то ни стало хотелось быть в тресте первым — раньше всех других директоров. Павел Петрович с удовольствием представлял себе эту картину. С портфелем в руках он проходит в кабинет управляющего. Вид у него смиренный, но полный достоинства. А в душе — ликование. Управляющий, по своему обыкновению, громко и не особенно стесняясь в выражениях, начнёт его за что-нибудь ругать. Это уж непременно: в большом хозяйстве леспромхоза всегда найдётся нечто такое, за что следует ругать директора; Черкасов находил это в порядке вещей. А кроме того, нынче уже стиль такой: самокритика. Вообще-то Павел Петрович чувствителен к ругани начальства. Но на этот раз он сразит управляющего рапортом и насладится произведённым впечатлением.
Директор леспромхоза торопил служащих конторы с оформлением различной документации, которую он с собой повезёт. Честно говоря, у него даже мелькала мысль о том, чтобы отправиться с этим рапортом неделю или даже две недели тому назад. "Какая разница, ведь план-то всё равно будет выполнен!" И он непременно сделал бы это, да побоялся Трухина. Беда, если Трухин дознается, будут неприятности. У Черкасова продолжало оставаться ревнивое и настороженное отношение к своему фактическому заместителю.
В этот вечер наконец всё было готово. Черкасов, сидя в своём кабинете, с удовольствием подписывал бумаги. Обстановка в кабинете была более чем скромной: широкий письменный стол, несколько стульев, шкаф. На стене у стола висел старый эриксоновский телефон-вертушка. Секретарь, высокий, сухопарый пожилой канцелярист, подавал Черкасову одну бумагу за другой, всякий раз повторяя:
— Извольте подписать это… пожалуйста…
Видно, что он был старой, ещё дореволюционной выучки.
Черкасов сидел прямо. Свет от лампы падал на аккуратно разложенный лист. Черкасов думал, что зимний сезон, несмотря на все его тревоги и опасения, заканчивается "в основном" благополучно. Были, правда, неприятные эксцессы: пьянка, невыход на работу вербованных. Но это всё прошло. Теперь вот он подпишет последнюю бумагу, уложит все их в портфель, а завтра с утра уедет в Иман и сядет потом на поезд… "Сто и две десятых процента", — прочитал он итоговую цифру и повторил её про себя. Лицо его осветилось довольной улыбкой, но сразу же стало серьёзным: в кабинет вошёл Трухин.
Степан Игнатьевич подождал, пока выйдет секретарь, затем он сел на свободный стул сбоку от директора и спросил:
— Павел Петрович, а ты повезёшь в трест сведения о новых рабочих, остающихся в леспромхозе?
Черкасов поморщился. Все бумаги он подписал, а эта, как на грех, не была даже составлена.
— Участки задержали сведения, — сказал Черкасов и надулся.
— Очень жаль, — проговорил Трухин. — Ведь по этим сведениям нам будут отпускаться деньги на пособия рабочим.
— Позже вышлем, — буркнул Черкасов.
Трухина вопрос о новых рабочих интересовал сейчас больше всего. Он считал, что никакое промышленное предприятие в советских условиях не может развиваться, если не будет постоянной заботы о работающих на нём людях. Закрепление рабочих, создание постоянных кадров тесно с этим связано. Черкасов же судил по-своему. Люди у него почему-то всегда оказывались на втором или даже на третьем плане. А на первом — бумажка, рапорт, доклад.
— Всё-таки надо было бы тебе задержаться на денёк и потребовать эти сведения, — сказал Трухин.
— Нет, нет, нельзя задерживаться, — нетерпеливо заговорил Черкасов. — Я поеду!
Впрочем он скоро вернулся к своему благодушному настроению.
— Да, поработали мы крепко — а, Степан Игнатьевич? Сто и две десятых процента! — поднял он палец. — Поработали, а теперь можно будет и отдохнуть. Ты летом куда думаешь ехать? — повернулся Черкасов к Трухину.
Но в это время зазвонил телефон. Черкасов встал, покрутил ручку, снял трубку. Сразу же лицо его вытянулось, на нём не осталось и тени благодушия.
— Банда? — переспросил он в трубку упавшим голосом.
— Что такое? — поднялся со стула Трухин.
Звонила Клюшникова. Трухин, взяв после Черкасова трубку, услышал её суровый и властный голос.
— Степан Игнатьевич, — говорила Клюшникова. — Сейчас у меня сидит Наумов. Ты знаешь Наумова?
Трухин ответил, что знает начальника Иманской пограничной заставы, с которым он ещё весной объезжал устье Имана.
— Так вот, Наумов говорит, что банда прорвалась крупная, поэтому мы считаем положение серьёзным. Всего я по телефону сказать не могу, к вам приедет Нина Пак. Черкасов мне сказал, что завтра выезжает в Хабаровск. Надо ему на несколько дней задержаться. Нина передаст, что нужно делать, она будет у вас завтра. Держите связь с райкомом.
— Понятно, — сказал Трухин.
В трубке послышался треск, Клюшникова прервала разговор. Черкасов с досадой думал: "Вот, чёрт возьми, новая напасть! В других леспромхозах небось всё спокойно, а у нас всегда что-нибудь случится! И надо же было, чтобы Клюшникова именно сейчас позвонила, когда я собрался ехать в Хабаровск!" Трухин молчал, сосредоточенно размышлял, что необходимо предпринять в первую очередь.
Как-то само собой вышло, что в течение ближайших суток к нему все стали обращаться за советами. Приехала Нина Пак. Она сообщила: белогвардейцы перешли границу в нескольких местах, одна из банд, численностью до пятидесяти человек, перекинулась через Уссури в Иманском районе…
Подобно тому как, начавшись в одном месте, лесной пожар захватывает всё большие и большие пространства тайги, так и слух о банде распространился быстро и коснулся всех в леспромхозе.
Коммунисты провели закрытое собрание. В тот же день в одном из бараков собрались и комсомольцы. Молодые парни и девушки, загорелые от мороза и от яркого таёжного солнца, были взволнованны, по и очень серьёзны. Ни смеха, ни шуток не слышалось сегодня среди этой молодёжи. Наконец все оказались в сборе.
— Закройте дверь! — крикнули из дальнего угла. Те, что явились последними, встали у дверей как часовые. На столе, потрескивая, чадила керосиновая лампа. В полутьме светились настороженные глаза, каждое неловкое движение соседа вызывало сердитый шёпот:
— Тише-е…
— Есть сведения, что бандиты распространились по тайге, что они убивают коммунистов, комсомольцев, рабочих… — Это говорил пришедший на комсомольское собрание Трухин.
Среди других комсомольцев были Сергей Широков и Вера Морозова. Сергей, слушая Трухина, думал, что, может быть, придётся ему встретиться с бандитами. Он готов был, как ему казалось, на самый отважный поступок.
В бараке, где жили трелёвщики корейцы, выступала Нина Пак. Сюда зашёл Егор Веретенников. После того как лесорубческая бригада Парфёнова окончательно распалась и Егор остался один, его перевели на штабелёвку. Там работали девушки-комсомолки. С весёлыми криками, а часто и с песнями они скатывали брёвна на лёд реки. Но укладывать их в штабели помогали девушкам мужчины.
— Дядя Егор! — кричали девчата Веретенникову. — Помогите нам!
И Егор приходил к ним на помощь в тех случаях, когда требовалось большое физическое усилие, чтобы закатить в штабель толстое бревно.
Сейчас в бараке у корейцев Веретенников увидел Нину Пак. Он вспомнил свою ночёвку в корейской фанзе в Кедровке и рассказ Клима Попова о корейской девушке, пришедшей в девятнадцатом году к русским партизанам.
— Банда! — резко выговаривала Нина Пак это русское слово среди потока гортанных корейских слов. Глаза её сверкали гневом.
Егор Веретенников потихоньку вышел из барака. Он не придавал слухам о банде большого значения.
По дороге в барак Веретенникову повстречался Авдей Пахомович с двустволкой, видимо собравшийся на охоту. Старый уссуриец взглянул на сибиряка с открытым подозрением. Он только что был у Трухина. Степан Игнатьевич, придя с комсомольского собрания, сидел в каморке десятников. Гудков прямо приступил к делу.
— Степан, — сказал он, переходя на "ты", как на войне и на охоте, — чего это банда на наш участок рванула? Не своих ли ищет среди вербованных? Рассчитывает на беглых кулаков и прочих субчиков?
— А много ли у нас таких?
— Да есть… Я бы некоторых пока изолировал…
— Точнее!
— Вот, например, есть тут Веретенников. Мужичонка на колхозы злой..
— Проходи дальше.
— Вот вроде волчонка… этот Генка… Всё за техником следом ходит…
