Самсон Шляху - Надежный человек
— Поднимись, очнись! Перестань наконец ломаться!
Она отстранилась, и от этого движения еще выше оголилось колено. И снова приняла прежнюю позу, запрокинув голову и устремив глаза в потолок.
Теперь он видел ее лицо и внезапно заметил, что в глазах у нее стоят слезы — она пыталась сдержать их, судорожно глотая воздух… Он спросил:
— Неужели тебе так неприятно мое присутствие, Лилиана–Бабочка?
— Угадал, — промолвила она наконец.
— Ничего не поделаешь. — Волох удрученно развел руками. — В данный момент никого вместо себя немоту предложить. Еще настанут времена, когда мы будем свободны в выборе друзей и знакомых, но настанут они скоро…
Резко тряхнув головой, она перебила его:
— Я, например, свободна и сейчас!
— Ты ошибаешься, девочка, — сочувственно сказал он.
— Во всяком случае, не жду, чтобы это‑то принес мне свободу.
— Существует дисциплина, и каждый из нас обязан...
— Я привыкла поступать по–своему, — нетерпеливо перебила она… — Поняла, что родители чужие люди, и ушла от них. Пусть попробуют вернуть — Она помолчала, поправила подол платья. — Что же касается дисциплины, то я согласна подчиняться только одному человеку — Тома Улму!
— Категорически запрещаю когда‑либо произносить это имя! — сурово процедил сквозь зубы Волох. — Раз и навсегда! Ты ничего не говорила, я ничего не слышал, ясно? — Он нервно прошелся по комнате и тут же вернулся к кровати. — Тем более что знать этого человека ты не можешь!
— Почему это не могу? — рассеянно и вместе с тем что было крайней неожиданностью для пего — достаточно уверенно проговорила девушка.
— Неужели слышала до инструктажа? — не справившись с изумлением, выдохнул он. И сразу же пожалел о том, что не сдержался.
— В том‑то и дело, что «до»! — передразнила она кокетливым, игривым тоном, — Хорошо, хорошо: я не говорила, ты не слышал! Закурить у тебя не найдется? Дай, пожалуйста, сигарету! — И договорила внезапно фамильярным, доверительным тоном: — Курить, надеюсь, не значит нарушать дисциплину?
Чего доброго, она и в самом деле начнет считать себя подпольщицей!
— Значит! — отпарировал он, — Спиртное тоже. Я, например, вообще признаю только вегетарианскую пищу.
Волох подошел к двери, настороженно прислушался и вернулся.
— В самом деле? — хмыкнула она. — Тогда тебе будет интересно знать, что он… тоже вегетарианец.
— Кто это: «он»?
— …Два–три перышка зеленого лука, — сделав вид, что не расслышала, продолжала она, — свежий, в пупырышках, огурец, щепотка соли и ломоть хлеба. — Она приподнялась на локтях, уставившись глазами в потолок, и снова принялась говорить, вернее, шептать, восторженно и задумчиво: — Только и носит в кармане что узелок со щепоткой соли! С первых дней весны до поздней осени питается тем, что дает земля. Переходит с места на место. Полями, кодрами, чтоб не напали на след ищейки. Встречается только с нужными, проверенными людьми. Мы виделись с ним однажды, даже целовались на прощание! — Она говорила точно во сне. — Только ничего определенного он не сказал. Ни да ни нет.
— И даже не взмахнул крыльями, вот незадача! — добавил Волох, уставившись, как и она, в потолок.
— Какими крыльями? — с недоумением спросила девушка.
— Ангельскими, какими же еще.
— Не понимаю.
— Это я не понимаю, о ком ты говоришь, — оборвал ее Волох, снова принявшись мерить шагами комнату. — Похоже, родители слишком избаловали тебя, потому и решила убежать из дому. От сытости убежала, от хорошей жизни. — Он на секунду задумался. — Мы ничего подобного себе позволить не можем. Ты и сейчас не знаешь, чего хочешь? Можешь, например, проснуться утром и решить, что по уши влюблена… хоть в того типа, который гнался за тобой тогда ночью!
— Мне и в самом деле очень нравится тот парень, — проговорила она, упрямо вытянув подбородок, — Очень!
— Вот видишь! — удовлетворенно воскликнул Волох. — Но зачем тогда убегала от него? Со стороны это выглядело крайне забавно: в шикарных туфлях и с куском хлеба в руке! Глаз нельзя было отвести, благо автобус шел медленно. Зачем убегать от человека, который нравится?
— А если не хотела, чтоб он увидел тебя… Грозного Робеспьера! Ха–ха–ха!
Однако смеялась она недолго — резко оборвала смех, и в комнате сразу же наступила напряженная, тягостная тишина.
Только теперь девушка убрала с глаз руку–щит, которой прикрывалась от света, и принялась в упор рассматривать Волоха. По–видимому, ее нисколько не смущало то, что и он изучающе смотрит на нее. Она сказала:
— Хотелось удрать от тебя. Надоел своими расспросами, подозрениями…
— Автобус шел медленно, и я сначала наблюдал за вами, хотя понять, кто кого преследует, так и не смог, — продолжал Волох, скорее всего для того, чтобы взбесить ее, — Впрочем, мог и ошибиться: дорога все время петляла, несколько раз промелькнули перед глазами — и все, пропали.
Она в свою очередь также смотрела ему в глаза, стараясь не поддаваться, не уступать, не принимать в расчет подозрений.
— Я уже сказала: спрыгнула на ходу из‑за тебя, слишком уж привязался! И вообще ты не нравишься мне, не соответствуешь требованиям… Еще на инструктаже показался ужасно неприятным. Господи, как побледнел, стал дрожать от страха, когда этот глупыш Василе Антонюк понес околесицу! Испугался, как бы из‑за него не обвинили в измене? Но разве понятие «страх» совместимо с душой коммуниста? В автобусе тоже все время дрожал от страха. Даже меня боялся. Да, да! На лице была такая бледность, что в конце концов захотелось сжалиться! Даже долго не могла простить себе, что не оставила в утешение кусок хлеба. Какой же это коммунист, если хочется подать ему милостыню? Настоящий коммунист может вызывать только восхищение.
— А как насчет преследователя? Он тоже показался тебе несчастным страдальцем? — Волох внезапно почувствовал, что увлекся этой игрой, что, стараясь загнать девушку в угол, все больше и больше загорается. Он расставлял ловушку, и если она попадется, вывести обманщицу на чистую воду уже будет просто.
Кажется, это ему удалось.
— Ты угадал, — подтвердила девушка. — Не сомневайся: если бы он не попросил куска хлеба, то ни за что не поймал бы меня! Но он умирал с голоду и не постеснялся об этом сказать… Как только попросил, я остановилась, чтоб накормить голодного.
— Попросил, и ты остановилась покормить голодного, — машинально повторил Волох, бросая быстрые взгляды то в сторону двери, то на черные стекла окон. — Проси — и получишь, стучись — и откроется! Чтения преподобной сестры Параскивы. Ты, кстати, не знаешь такую?
— Как можно отказать мужчине, который не скрывает обожания? — Она нарочно затягивала рассказ, стараясь показать, что воспоминания той ночи доставляют ей большое удовольствие. — Пришлость остановиться… Протягиваю остатки хлеба, а он как схватит за руку…
— Понятно, понятно, — небольшое приключение… Иными словами, мы готовы кокетничать то с немцами, то с агентами полиции… Все ясно, дорогая! — Он решительно направился к двери.
— Куда бежишь, подожди! Когда потребуется, смогу и сама указать на дверь. — Только теперь она заметила, что все это время он стоял, переступая с ноги на ногу. Наверно, нужно было предложить ему стул, но она сразу же отказалась от этого намерения. — При чем тут агент полиции? — На лице у нее промелькнуло подобие улыбки. — Всего лишь студент юридического факультета, временно бросивший учебу из‑за отсутствия средств! Славный, порядочный парень, хотя в душе такой же моралист, как и ты. Чистюля, романтик, без гроша в кармане. Даже стихи пишет! Чтоб заработать какие‑то гроши, хотя бы на плату квартирной хозяйке, вынужден брать клиентов в конторе «Полиции нравов», поскольку числится у них практикантом.
— Ну хорошо, — а немец? Откуда знаешь его? Где и когда познакомились? Или же тебя свел с ним кто‑то из наших?
Она опустила голову.
— Отвечай, я жду. Говори: где и когда подцепила?
— В офицерской столовой, — растерянно, боязливо прошептала она.
— Но как тебя туда занесло? Что ты там забыла?
— Когда отвозили хлеб на повозке… Из пекарни…
— Значит, сама же, по собственному капризу, познакомилась с ним? И теперь поддерживаешь отношения?
— Не могу сказать, не имею права. Он здесь проездом… И все же не сомневайся: никакого подвоха. И вообще… — Девушка стала говорить увереннее, чувствовалось, что теперь она уже полностью владеет собой… — Перестал бы казаться таким твердолобым, ей–богу! Садись вот тут, возле меня! — ворчливо добавила она. Впрочем, в начале разговора голос у нее был куда более воинственный.
— Только при одном условии: немедленно расскажи, что это за немец? — -Он подошел и присел на край кровати. Она легко соскользнула с кровати, ухватившись для верности за руку Волоха. Потом обхватила его за шею и, смеясь, поцеловала в щеку — еле ощутимо и осторожно.
