Джордже Кэлинеску - Загадка Отилии
— Возможно, голубица моя, — охотно согласился поп Цуйка, — я уж старик, ломота в костях одолевает. Завтра и за мной смертушка придет.
Поскольку Аглае пригласила военный оркестр, последний выход дядюшки Костаке из дома был весьма торжественным. Соседи завидовали:
— Красивые похороны. Вон сколько колясок, и погода хоть куда. Богатым и после смерти везет.
Аглае льстило, что на похороны собралось много народу. Все родственники Стэникэ, даже самые богатые, которые никогда и не видали старика, явились хоть на несколько минут, подчиняясь семейной дисциплине. Это утешало ее, и она испытывала чувство исполненного долга. Были устроены поминки, на которые предложили остаться и Паскалополу. Священник вознес хвалу покойнику, заявив, что он не тревожится за его душу, так как перед смертью старик был очень расположен к церкви. Ну, а жизнь и смерть наша в неисповедимой воле всевышнего, и не нужно гневить его, проявляя чрезмерную скорбь, чем докажешь только свое непонимание смысла жизни. Ибо бог соделал так: тело есть земля и в землю отыдет, а душа попадет туда, откуда восстанет на страшном суде. Наиболее благочестивым казался Стэникэ. Когда священник, прежде чем взять стакан вина, осенял себя крестом, Стэникэ тоже крестился. Ели, как и в прошлый раз, жадно, но с достоинством. Только поп Цуйка нарушил благочестие:
— Тело его взяла земля, а душу тартар!
— Батюшка! — упрекнул его священник.
— Дай вам господи! — так и не поняв, в чем дело, поднял стакан поп Цуйка.
После некоторой нерешительности поп Цуйка спросил Паскалопола, которого он долгое время с любопытством рассматривал:
— Милый мой, а ты не доктор?
— Нет, батюшка. А что?
— Я думал, ты доктор, сын мой, и хотел тебя спросить, чем пользовать эти ревматизмы, которые мне жить не дают.
— Салициловой кислотой, — высказал свое мнение помещик, — и серными ваннами.
— Неужто? — удивился старик.
— Намажьтесь керосином, — добавила Аглае.
— Да я мазался, сгори совсем и керосин и все на свете, бодает меня черт рогатый, и все тут.
— Я слышала, что помогает камфара с алкоголем, — сказала Олимпия.
— А что это такое, милочка? — спросил поп Цуйка, чьи фармацевтические познания были весьма невелики.
— Это можно купить в аптеке — вроде куска сахару, но она испаряется, если ее не держать в мешочке с горошинами перца.
— Тьфу, сгори она в геенне огненной! — перекрестился поп Цуйка.
Священник по обыкновению опять чисто формально выразил свое неудовольствие:
— Господи, батюшка, да не произноси ты имя нечистого, да еще на поминках по усопшему!
Затем он подумал, что его долг уделить внимание и Отилии. Но из уважения к ее горю он обратился к остальным:
— А барышня, дочка усопшего, запамятовал, как ее зовут...
— Отилия.
— Так, так. А домнишоара Отилия что же теперь будет делать? Ведь худо ей придется без папаши. Будь тверда душой, дочь моя, как и многие достойные женщины, которых я видел. По крайней мере ты осталась с достатком, ибо знаю, что у усопшего было состояние, а ведь ты единственная наследница.
Хотя и по разным причинам, но все опустили головы, и даже Аглае не решилась сказать, что Отилия не была дочерью Костаке. Священник воспринял это молчание как всеобщую печаль и продолжал:
— Молодость все одолеет. Не сомневаюсь, что найдешь в своей тетке и во всех родственниках утешение, столь потребное сироте.
При этих трогательных словах заплакала, ко всеобщему удивлению, не Отилия, которая не поднимала глаз от тарелки и ничего не ела, а Аурика. Можно было подумать, что Аурика сочувствует Отилии, растроганная ее горькой судьбой. В действительности же Аурика плакала о себе самой, поскольку слова священника вызвали у нее мысль, что и она среди людей как беззащитная «сиротка».
Стэникэ сделал вид, будто и он испытывает скорбь.
— Что было — то было, — заявил он, — мертвые из могилы не встанут. Почтим их и обратим глаза свои к новому, поднимающемуся поколению.
— Умные слова! Верно ты говоришь! — одобрил священник.
Тут батюшка увидел Феликса и спросил:
— А этот юноша, кто он такой, тоже родственник? Чем он занимается?
— Он студент-медик, — ответила Аглае.
— Приходится, нам вроде родственника. Костаке был его опекуном, пока он не достиг совершеннолетия.
— Прекрасно, прекрасно, — проговорил батюшка, — у меня тоже есть сын. Если я не отдам его в военную школу, то и он поступит на медицинский.
Стэникэ хотя и сохранял смиренный вид, однако не мог удержаться, чтобы не уязвить священника.
— Почему же, ваше преподобие, вы, церковнослужитель, хотите отдать сына в армию или на медицинский факультет, а не сделать его священником?
Батюшка высказал трезвый взгляд на вещи.
— Для священнического сана, — ответил он, — как и для любого другого занятия, нужно призвание. А в сыне своем я не замечаю, чтобы он был создан для служения церкви. Значит, я должен направить его туда, где он будет всего полезней отечеству. А на что живет этот юноша, если он сирота? Служит?
— Нет. У него есть состояние, оставшееся от родителей.
— Прекрасно, прекрасно. Это очень умно, когда родители заботятся о своих детях, чтобы им не пришлось побираться у чужих людей. Вот и усопший позаботился и оставил домнишоаре прекрасное состояние, хорошие дома.
Все снова опустили головы. Отилия извинилась, сказав, что плохо себя чувствует, и встала из-за стола. Паскалопол попросил разрешения что-то ей сказать и вышел за нею следом.
— А кто этот домнул? — снова спросил священник, не чувствуя, что делает одну бестактность за другой. — Дядя, конечно?
— Дядя. Добрый дядя! — ухмыльнулся Стэникэ, иронически подмигивая.
Паскалопол сообщил Отилии, что она может располагать деньгами, положенными в банк, но советовал пользоваться ими осторожно и не выезжать немедленно из дома дяди Костаке, чтобы не вызвать подозрений.
— Это я и хотел вам сейчас сказать, — закончил он. — Вы знаете, как я отношусь к вам. Если не смогу быть ничем иным, то буду для вас старшим другом, снисходительным отцом. Когда был жив Костаке, мы могли бывать вместе, не вызывая никаких пересудов. Теперь это невозможно без вашего согласия. Но я выше предрассудков, и вы, как современная девушка, тоже не должны их иметь. У меня нет никакого занятия, и я был бы рад развлекать, оберегать вас. Вы свободны, имеете деньги и ничем мне не обязаны. Вы можете поступать по своему усмотрению. Но знайте, что ваш старый друг всегда верен вам и примет вас с распростертыми объятиями в любое время и при любых обстоятельствах. Это будет для меня только счастьем.
Паскалопол поцеловал Отилии руку и дружески помахал на прощанье.
— А у тебя симпатичная племянница, — обратился священник к Паскалополу, — хорошая девушка. Весьма сожалею о случившемся.
— Какая племянница? — помещик удивился.
— Домнишоара Отилия!
Да, да! — смешался Паскалопол.
— Только я не понимаю, — продолжал батюшка, — что ты за дядя. Братом ты покойному вроде не приходишься, так с какой же стороны?
— С материнской, — быстро проговорила Аглае и, желая переменить разговор, предложила любопытному священнику на днях отслужить молебен в ее доме, поскольку с некоторого времени дела у нее идут не слишком хорошо. Она подозревает, что виною этому наговор.
— Нет, дочь моя, — высказал свое мнение поп Цуйка, — все зло человеческое только от дьявола. Он причина всех наших слабостей и вражды. Ты позови меня. Я прочту заклятие святого Василе, увидишь, как помогает. Побежит дьявол, матушка, так, что пятки засверкают, и, оставит он только дым и серный запах, словно от этого лекарства, как ты его там называешь. От святой воды изыдет нечистый. Возьму я базилик, окуну его в святую воду, и сгорит нечистый в ней, так что и духу не останется, будь он неладен.
— Преподобный, — снова взмолился священник, — ну, подумай, что ты говоришь.
— Дай, батюшка, научить этих дщерей, как изгонять из дома нечистого. И так я скажу: «Проклинаю тебя первоначало зол, хулы, непослушания и источник лукавства, проклинаю тебя, отпавшего от силы света всевышнего и впавшего во тьму бездны; проклинаю тебя и всех приспешников твоих, падших волею твоею. Вместе с господом богом Саваофом и всем воинством ангельским божиим с Адонием и Елоем, и богом вседержителем проклинаю тебя, нечистый дух; изыди и удались от раба божия, господа бога, словом своим создавшего все».
Видя, что старик захмелел, священник поднялся:
— Давай пойдем, преподобный, а то поздно и люди опечалены, горе у них.
Поп Цуйка допил стакан и с сожалением направился к двери. У выхода он остановился и снова обратился к Аурике:
— Когда приведешь еврея на путь истинной веры, приходи, чадо, и я сочетаю вас великим таинством брака.
![Брайен Фрил - Праздник урожая [=Танцы на праздник урожая]](/uploads/posts/books/271489/271489.jpg)
