Генри Хаггард - Она и Аллан
Обнаружив это, я дал немного попробовать Хансу, потом Умслопогаасу, который оставался с ранеными зулусами. Он почувствовал себя намного лучше, а потом и Гороко, который тоже устал. Эффект был потрясающий.
Затем, умывшись, я приступил к обеду, но здесь надо отдать должное Хансу.
— Баас, — сказал он, — все это выглядит очень хорошо, хотя могло бы кончиться плохо. Господин Рыжебородый мертв, что тоже хорошо, потому что за сумасшедшим человеком очень трудно ухаживать, а голова, полная лунного света, не очень-то хороший советчик для любого человека. О, без сомнения, ему лучше быть мертвым, хотя вашему преподобному отцу будет трудно смотреть за ним на поле костров.
— Возможно, — вздохнул я, — лучше быть мертвым, чем лунатиком. Но я боюсь, как бы его дочь не последовала за ним.
— О нет, баас! — весело вскричал Ханс. — Хотя я должен сказать, что она немного тронулась и, без сомнения, видела много ужасных вещей. Но Великий талисман видит, что она не умрет после всего того, через что нам пришлось пройти, и после тех опасностей, которые мы испытали, чтобы спасти ее. Великий талисман — удивительная вещь, баас. Сначала он делает вас вождем над амахаггерами, которые без вас никогда не согласились бы сражаться, поскольку ведьма, чья голова скрыта под накидкой, знает это очень хорошо. Затем он оберегает нас во время битвы, дает силу Умслопогаасу для того, чтобы он убил этого гигантского людоеда.
— Почему он не дал мне силу, чтобы убить Резу? Я ведь выпустил в его грудь две скорострельные пули с повышенной скоростью, которые причинили ему вреда не больше, чем удар палкой по рогам быка.
— О баас, может, ты упустил что-то из виду, потому что ты иногда пропускаешь кое-что, думая, что ты всегда успеешь это сделать.
Ханс подождал, не отвечу ли я на его наглый выпад, чего я, конечно же, не сделал, и снова продолжил, слегка принижая меня:
— Или, может быть, у него была слишком хорошая кольчуга, потому что я видел, как несколько амахаггеров разрезали его, уходя с тем, что было очень похоже на кусочки меди. Также Великий талисман предсказывал, что он будет убит Умслопогаасом, но не тобой, потому что в противном случае Умслопогаас остался бы разочарованным до конца своих дней. Зато теперь он может идти по жизни гордо, как петух с двумя хвостами, и кукарекать ночью и днем. Кроме того, господин, когда Резу разбил наш квадрат и амахаггеры побежали, без сомнения, именно Великий талисман вселил в их сердца смелость, потому что они изменились как раз в тот момент, когда они увидели, что он висит на вашей груди, и вместо того, чтобы съесть вас, сожрали каннибалов.
— В самом деле! Я думал, что госпожа, которая обитает вон в той стороне, приложила к этому свою руку. Ты видел ее, Ханс?
— О да, я видел ее, баас, я думаю, что это она размахивала одеждой над нашими головами, а когда люди Резу увидели, насколько уродливо ее лицо, это напугало их. Но, без сомнения, это тоже результат действия Великого талисмана, потому что такая мысль никогда не пришла бы в голову глупой женщине. Знаешь ли ты хоть одну женщину, которая принесла бы пользу на поле битвы или в чем-то еще, за исключением ухода за младенцами? И если она не занимается семейными делами, без сомнения, потому, что уродлива, поэтому ни один мужчина не женится на ней.
Я случайно поднял глаза и в свете ламп увидел Айшу, которая стояла в комнате, куда вошла через открытую дверь, в шести футах позади Ханса.
— Будь уверен, баас, — продолжал Ханс, — что этот трюк с одеждой — не более чем старая уловка, которой пугают людей, и если она скажет, что это она, а не Великий талисман заставил амахаггеров измениться, я скажу это ей в лицо.
Я был не в силах, чтобы что-то возразить, и пока втайне радовался тому, что, на наше счастье, Айша не понимает голландского языка, она придвинулась ближе, так что свет ламп за ее спиной заставил ее тень упасть на Ханса и на пол перед ним. Он увидел это и в ужасе уставился на странную тень, затем медленно повернул голову.
Какое-то время он стоял, глядя так, как будто был заморожен, затем, выкрикивая дикие проклятия, вскочил на ноги, выбежал из дома и исчез в ночи.
— Мне кажется, Аллан, — сказала она, — что эта глупая желтая обезьяна слишком смела, чтобы бросать палки, когда самки леопарда нет под деревом. Но когда она приходит, он держит палку при себе. О, не извиняйся, потому что я знаю очень хорошо, что он говорил обо мне гадости, потому что он любопытен, как все обезьяны, и очень хочет узнать, что под моей вуалью. Проще говоря, он верит, что ни одна женщина не будет скрывать свое лицо, если знает, что не будет нравиться мужчинам.
Затем, к моему облегчению, она тихо рассмеялась, показав, что чувство юмора ей не чуждо, затем снова продолжила:
— Ладно, оставь его в покое, потому что это хорошая обезьяна, по-своему мужественная, он показал это, когда выследил место, где находится Резу, и нанес смертельный удар убийце-жрецу.
— Как ты поняла слова Ханса, Айша? Ведь он говорил на языке, которого ты никогда не знала.
— Потому что я читаю по лицам, Аллан.
— Или спинам, — предположил я, вспоминая, что Ханс был повернут к ней именно задом.
— По спинам, голосам или сердцам. Не важно, как, но я могу читать. Однако давай закончим этот бесполезный разговор, и отведи меня к той девушке, которая вырвалась из когтей Резу и от судьбы, которая была бы для нее гораздо хуже, чем смерть. Понимаешь, Аллан, что этот демон Резу собирался взять ее в жены и планировал принести ее отца ей в жертву, а затем съесть его, как была съедена на ее глазах ее служанка? Теперь ее отец мертв, и, может быть, это и к лучшему, я думаю, что маленький желтый человек сказал тебе именно об этом, нет, не начинай, я прочитала это по его спине. Поскольку его мозг был разрушен, до конца жизни он бы страдал. Лучше, что он погиб, как мужчина, в борьбе против врага, тем самым спасая остальных. Но хорошо, что она все еще жива.
— Да, но безумна, Айша.
— После того, что она пережила, это наилучший выход, Аллан. Вспомни, разве в твоей жизни не было дней и месяцев, когда ты хотел заснуть и проснуться безумным? И разве мы не были бы счастливы, если бы подобно животным могли о плохом забыть, не знать и не понимать? Люди говорят о Небесах, но, поверь мне, Небеса — это сон без сна, потому что жизнь и пробуждение означают борьбу, которая часто бывает столь иллюзорна и вызывает печаль, или угрызения совести разрушают нас. Пойдем со мной.
Я проследовал за ней в другой разрушенный дом, где мы нашли Инес лежащей на кровати, все еще одетой в варварскую одежду, хотя вуаль была поднята с ее лица. Она лежала с широко раскрытыми глазами, пока женщины осматривали ее. Айша взглянула на нее, потом сказала мне:
— Они обманули ее и использовали мой образ. Эти варвары, к счастью, приняли ее за меня и даже принесли ей клятву верности. — И она указала на золотые диски, похожие на солнце. — Да, она честная девушка, белая, благородного происхождения, это первое, на что я обращаю внимание. Она не хотела такого обмана. Более того, ей не причинили вреда, ее душа была погружена в море страха, вот и все. Лучше, чтобы она пока ничего не вспомнила, потеряв при этом разум, как случилось с ее отцом. Через некоторое время память вернется к ней, и весь этот ужас превратится в печальные тени, которые она будет видеть. Но и эти тени вскоре забудутся и уйдут, обернувшись в полузабытые воспоминания. Отойди в сторону, Аллан, и вы, женщины, оставьте нас.
Яповиновался, женщины поклонились и вышли. Тогда Айша подняла вуаль и опустилась на колени возле кровати Инес так, чтобы я не видел ее лица, хотя должен признаться, что мне хотелось взглянуть на него. Однако я мог видеть, что она приблизила свои губы к губам Инес, и по ее движениям мне показалось, что она поделилась с ней дыханием. Еще она раскинула руки и положила одну из них на сердце Инес, минуту или около того размахивала ими в разные стороны над глазами, время от времени останавливаясь, чтобы коснуться кончиками пальцев ее лба.
Внезапно Инес зашевелилась и села. Айша взяла сосуд с молоком, который стоял на полу, и поднесла его к губам девушки.
Инес выпила все, до последней капли и снова упала на кровать. Еще некоторое время Айша продолжала водить руками, затем опустила вуаль и встала.
— Посмотри, я произнесла над ней заклинание, — сказала она, подзывая меня.
Я подошел и увидел, что глаза Инес закрыты, казалось, что она погрузилась в глубокий естественный сон.
