Александр Кулешов - Ночное солнце
Лес сплошной стеной стоял вдоль дороги. Пухлые белые ели были неподвижны, на редких опушках блестели на чистом снегу цепочки следов — то ли заячьих, то ли лисьих. Петр не очень разбирался в этих делах. И сам снег сверкал в лучах утреннего солнца, подмигивал, словно выстреливал бриллиантовые лучики.
Неожиданно за первым и единственным на этой прямой дороге поворотом перед ними вырос шлагбаум и часовой в тулупе.
И снова потянулась дорога. Пока не уперлась в выкрашенные серебряной металлической краской ворота у аккуратной проходной белого кирпича. Из проходной выскочил солдат в кителе с голубыми погонами, открыл ворота, и они въехали в военный городок.
То был не городок, а целый город.
Широкие аллеи, окаймленные высокими елями, семиэтажные дома светлого кирпича, магазины, огромный клуб с мозаичным панно в стену величиной, на котором изображены синие самолеты, улетавшие в небо, к красному солнцу.
Петра непривычно поразило, что хотя на панно, на железных транспарантах, установленных вдоль улиц, тоже, как и в его родном городке, нарисованы самолеты, голубые погоны и голубые небеса, но не было парашютов, а лишь самолеты.
Как-то непривычно.
В тот день в городок, где квартировала истребительная дивизия, приехала группа журналистов, для которой устроили экскурсию.
У отца с его другом, командиром полка, были свои темы для разговоров, они долго не виделись, и Петр, чтоб не болтаться под ногами, был присоединен к журналистской группе.
Сначала их повели в музей боевой славы. Здесь на огромной карте были прослежены пути полков, вошедших ныне в эту дивизию. Полки все гвардейские, награжденные многими орденами, носившие имена городов, связанных с самыми знаменитыми и трудными сражениями Великой Отечественной войны…
Их пути начались задолго до войны у Халхин-Гола, в Маньчжурии. Затем полки обороняли Москву, Сталинград, сражались в Заполярье и на Черном море и закончили войну под Берлином и Прагой. Дивизия воспитала десятки Героев Советского Союза. Их имена были начертаны золотыми буквами на мраморной доске.
Журналисты, а с ними и Петр смотрели на стенде документы, фотографии, партийные и комсомольские билеты, окровавленные, пробитые пулями.
Почти никого, кто начинал свой боевой путь под знаменами дивизии, к концу войны не осталось в живых. Люди приходили, сражались, погибали; их сменяли другие, и только боевые полки продолжали жить, действовать, не выпуская эстафету великого подвига.
Умирали люди, дивизия оставалась бессмертной.
Потом их повели осматривать самолеты. Одни серые, другие зеленые, они стояли на поле перед замаскированными ангарами, невероятно, как показалось Петру, длинные, с ракетами под крыльями, и сами похожие на ракеты.
Фотокорреспонденты засуетились с аппаратами, а невысокий, широкоплечий генерал, сопровождавший группу, объяснял, что́ можно снимать.
Журналисты фотографировались на фоне самолетов, залезали в кабину; Петру отчаянно хотелось попасть на фото, но его отовсюду отгоняли под разными благовидными предлогами. Действительно, эдакий журналистский десант в прославленную воинскую часть, герои пера, запечатленные для потомства у героев воздуха, и вдруг какой-то мальчик на фото! Несолидно.
Но в кабину Петру все же удалось залезть. Он решительно вскарабкался по присосавшейся к борту самолета хрупкой красной лесенке и, неуклюже хватаясь за борта, уселся в кожаное кресло.
Некоторое время он сидел пораженный.
Он, конечно, как любой современный мальчишка, которому, рассказывая о вертолете, не говорят, что он напоминает стрекозу, а, наоборот, рассказывая о стрекозе, поясняют, что она похожа на вертолет, представлял себе, что истребитель не планер, там наверняка сложное управление. Но что он увидит такое количество приборов, Петр не ожидал! Рычаги, кнопки, циферблаты, указатели, выключатели, какие-то совсем уж непонятные приборы; стрелки, шкалы не только заполняли всю приборную доску перед летчиком, начинаясь у пола и доходя до уровня лица, но заходили далеко по бокам, как бы окаймляя всю кабину. Их были десятки и десятки, да, наверное, сотни!
«Невозможно, — думал Петр, — следить за всеми, невозможно даже запомнить их. И вообще, как можно постигнуть все это?» Вылез он из кабины, удивляясь: зачем здесь нужен человек? Что ему делать? Это чувство еще более укрепилось в нем, когда он услышал, с какой скоростью летает самолет. Да ни одному человеку, даже с самой феноменальной реакцией, не успеть не то что вычислить, когда начать стрелять или пускать ракету, а кнопку-то нажать. Он даже целиться не может! Ведь противник, с которым он сблизится через секунду, пока еще за горизонтом.
«Нет, — решил Петр, — человеку в таком самолете делать нечего». Он знал, что самолетами теперь управляют с земли. Вот пусть и управляют. Он лично, если б пилотировал такой истребитель, сидел бы себе тихо, решал кроссворды и не мешал тем, кто с земли командует его самолетом.
Смутное чувство восторга он не мог в себе подавить. Да, это машины! Непобедимые, неуязвимые, грозные. Он не думал при этом, что современные боевые самолеты есть и в других армиях. Он просто испытывал гордость за то, что такие чудо-машины есть у его страны, и был твердо убежден, что противостоять им не сможет никто.
Петра очень заинтересовали гигантские серые пухлые сооружения, стоявшие неподалеку и напоминавшие аэростаты заграждения, посаженные на землю, как Петр представлял их себе по фотографиям военных времен. Но оказалось, что это надувные ангары и что в каждый из них вошел бы десяток аэростатов.
Пройдя через тамбур, где шумел горячий воздух, Петр оказался в огромном помещении. Здесь тоже стоял самолет, а рядом были аккуратно разложены в разных вариантах комплекты ракет и бомб, которые мог поднять самолет. Такая своеобразная учебная выставка была устроена для журналистов.
Они ходили, задавали вопросы, что-то записывали, а Петр бродил между ракетами и каждую трогал, а одну даже безуспешно пытался сдвинуть.
Генерал рассказывал журналистам о возможностях бомб и ракет: радиусе поражения, скорости полета, весе… Петр слушал рассеянно. И вдруг встрепенулся. Ведь именно такие самолеты, вооруженные этими вот ракетами, наносят удар по врагу перед тем, как отец со своими десантниками приземлится на вражеские позиции.
Он с радостью подумал, что после удара этих длинных серебристых штуковин или этих, похожих на пчелиные соты, в каждой ячейке которых притаилась смертельно жалящая пчела, отец может прыгать спокойно: от противника мало что останется.
Вообще это здорово так помогать друг другу — транспортники везут десантников, летчики уничтожают противника, там, где приземлится десант, а десант в свою очередь захватит и удержит местность, чтобы пехоте было легче туда добраться. Да и танки будут обстреливать врага, не давая ему высунуться. Все помогают друг другу на войне.
И Петр с благодарностью посмотрел на генерала и других офицеров-летчиков, сопровождавших их группу.
Он еще не изучал стратегию и тактику и не знал, что победа в бою обеспечивается взаимодействием всех сил и что это непреложный закон успеха.
Он просто думал об отце и о тех, кто поможет ему в бою… А отец олицетворял для Петра все героическое, мужественное, непобедимое, что связано было для него с понятием «Советская Армия».
Об армии же, войне, военном деле он знал в свои детские годы не по возрасту много. Ведь вся его будущая жизнь пройдет в армии. Иной жизни он не представлял. И вот именно здесь, во время этой неожиданной, незапланированной экскурсии, он почувствовал это особенно остро.
И еще одно новое чувство ощутил, словно кольнул легкий холодок: справится ли, сможет ли? Он впервые задумался над тем, какие огромные требования предъявляет его будущая профессия к человеку. И ему стало немного тревожно на душе.
— А теперь посмотрим полеты, — сказал генерал.
Журналисты зашумели, оживились. Вся группа стояла на снежном поле, жмурясь от яркого солнца, устремив взгляды к дальнему концу аэродрома, откуда доносился смутный гул.
Самолет был едва виден сквозь переплетение деревьев, антенн, каких-то столбов, отделявших место, где стояли журналисты, от взлетной полосы. И вдруг все заметили стремительное движение — самолет разбегался. Разбег был коротким, почти сразу истребитель резко пошел вверх — и через считанные секунды уже превратился в серебристую точку в высоком белесом небе. Он сделал круг, другой где-то на невидимой высоте, потом снизился так, что можно было увидеть, как машина меняет конфигурацию крыла. Летчик снова и снова пролетал над аэродромом, проделывая одну за другой фигуры высшего пилотажа.
Когда истребитель проносился над полем, он напоминал одинокого, догоняющего стаю журавля, устремившего вперед вытянутую тонкую шею. Только не печальное курлыканье, а чудовищный грохот обрушивался с неба, и было странно слышать этот грохот, в то время как сам самолет, уже давно промелькнув над головами, исчез вдали.
