Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Крушение. Книга вторая.
— Фамилия?
— Рядовой Лях, ва-имп-соч-сс-т-ство! — рявкнул солдат.
— Болван! Знаешь, кто я!
— Так то-ч-с! Ваш-ссо-ч-ство — генерал-лейтенант Кутепов!
— Повесить тебя, что ли? — генерал «отходил», удивляясь обращению к нему солдата, как к члену императорской семьи. — Старый солдат, а вид, форма! Позор!
— Виноват, ваш-с-тво!
— Получай двадцать суток и докладывай командиру.
— Благодарю!
— За что, скотина?! — изумился Кутепов.
— Не изволили вешать, ваш-с-тво!
Кутепов досадливо махнул рукой и пошел прочь. И тотчас приказал собрать старших офицеров.
...Начальники дивизий генералы Туркул, Витковский, Скоблин и их штаб-офицеры сидели понурые: знали, о чем станет говорить командир корпуса, который не скрывал крайнего недовольства. Кутепов, известный тем, что никогда не терял самообладания, явно сдавал — это отмечал про себя каждый.
Рассказав о возмутительных нарушениях воинской дисциплины, свидетелем которых он только что явился, Кутепов заговорил спокойней и убежденней:
— Русский солдат, господа, лучший в мире. Но он привык к дисциплине, полному подчинению. Если мы хотим сохранить армию, мы обязаны держать солдат в крепкой узде. В крепкой! Керенщина, либерализм развалили вполне боеспособную армию. То, что не могли сделать немцы, господа! Россия не простит нам этого! Дисциплина, дисциплина, господа! — Преамбула кончилась: Кутепов не умел говорить «просто так», он умел лишь командовать и хорошо знал язык команд. Он прошелся перед собравшимися в штабной палатке, наслаждаясь своим превосходством, своей крепкой волей, умением, как он выражался, «держать строй». Посмотрев в лицо Туркула, которого отличал среди всех, Кутепов продолжил: — А посему приказываю. Первое! Военный лагерь частей корпуса должен стать образцовым. Во всем! Выровнять лагерные линейки. Часовых под грибок и во всех положенных местах. Регулярная смена круглосуточных караулов... Второе. У солдат ежедневные занятия, закон божий и строевая подготовка. В свободное время — оборудование лагеря. Свободного времени у солдата не должно быть, господа! Совершенно! От него разводятся вши и свободомыслие. — Кутепов нарочно сказал про вшей и посмотрел, какое впечатление произведет его фраза. Начальники дивизий, начальники их штабов, квартирмейстеры и штаб-офицеры корпуса отреагировали слабо, никто не улыбнулся. Похоже, и слушали-то плохо, невнимательно, подавленно. Сделав про себя это малоутешительное открытие, Кутепов намеренно не изменил своего директивного выступления и продолжал медленно, отрывисто, прежним назидательным тоном: — Считаю необходимым сооружение въезда в лагерь, полковых вензелей, навеса для содержания боевых знамен и символа империи Российской — двуглавого орла, господа! Солдатам приступить к плетению коек — одной на двоих хотя бы, создавая для сооружения оных команды по сбору веток кустарника с гор, тростника и морской травы на циновки и матрацы... Третье. В целях укрепления порядка и безоговорочного соблюдения уставов полагаю необходимым организацию дисциплинарной роты, усиление роли военно-полевого суда, рассматривающего каждый проступок и дающего ему оценку. Проступки господ офицеров, как всегда было принято в русской армии, подлежат компетенции офицерского суда чести... Четвертое. Для укрепления управления частями вверенного мне корпуса я счел необходимым произвести перегруппировку частей. В первую пехотную дивизию — начальник генерал-лейтенант Витковский — сводятся: Корниловский ударный полк, Алексеевский полк и артиллерийский батальон. Конную дивизию генерал-лейтенанта Барбовича составляют: первый, второй, третий и четвертый конные полки и конный артдивизион («Ни коней, ни пушек», — подумал в этот момент каждый). В технический полк сводятся: саперные, телеграфные, железнодорожные, авиационные, бронеавтомобильные и другие технические части («И тут — одни названия»). — Услышав неясный гул, Кутепов сделал паузу, исподлобья посмотрел на задние ряды. Черная бородка его воинственно задралась. — Что-о? — спросил он напористо. — Кто-то хочет что-то сказать? Но я еще не кончил, господа! — это прозвучало с угрозой. — Подчеркиваю еще факт, о котором, возможно, не все знают. Во время стоянки на константинопольском рейде генералы Писарев и Егоров объявили офицерам и нижним чинам, что любой из них может уйти из армии. К счастью, нашелся человек, верный нашему общему делу. Он приказал арестовать Писарева и Егорова и объявил их приказ недействительным. Посланный мною для разбора дела начальник штаба генерал Доставалов провел тщательное расследование, подтвердив правильность действий офицера, верного долгу. Я приказал поощрить его. Это — генерал Туркул, господа! Прошу принять это к сведению, господа! Я высоко ставлю офицерский мундир и беспощаден к тем, кто роняет его достоинство. Я буду поощрять каждого, но и строго карать независимо от звания и прошлых заслуг, господа офицеры! Иначе я не смогу выполнить миссию, возложенную на меня, — сохранить армию, ее боевой дух и постоянную готовность к будущей борьбе. Каждому из нас надлежит помнить: мы являемся единственным боевым кадром будущей великой русской армии... Все! Есть ли вопросы?
Из задних рядов встал офицер с солдатским «Георгием» («Храбрый, — отметил машинально Кутепов. — Не раз поднимал солдат в атаки: боевое отличие. Что скажет, интересно?»).
— Подполковник Грибовский, первый полк Корниловской дивизии, — доложил тот простуженным голосом. — Интересуюсь сроками приезда главнокомандующего, ваше превосходительство.
— Генерал-лейтенант Врангель ничего не сообщал мне о своем приезде. — Раздражение прорвалось вновь, но Кутепов взял себя в руки и тут же поправился: — Он и его штаб в Константинополе, как известно. Прибудет командующий, встретим, как положено, господа.
Каждый из присутствующих заметил, конечно, оговорку командира корпуса. И все сочли ее неслучайной. Вопросов больше не было. «Доложат барону, обязательно доложат, — решил Кутепов. — Найдется дерьмо, дрянцо какое-нибудь, — Кутепов, мол, не признает Врангеля. А, черт с ним! Узнает, и ладно!»
Начальников дивизий и штабов дивизий прошу остаться. Остальные свободны, господа! — Дождавшись, пока все лишние ушли, Кутепов позволил себе сесть и сказал: — Задержу вас ненадолго. Поговорим конфиденциально. Надеяться нам не на кого. Только на себя, господа. Уйти отсюда будет трудно. Со всех сторон море, а на сушу могут и не пустить. Французы станут кормить так, чтобы только с голоду не умерли. Мы должны надеяться только на себя... Мы должны сохранить армию. Всеми мерами, господа!
Кутепов покидал лагерь, когда стемнело. После неожиданно затянувшейся беседы с начальниками дивизий настроение у него значительно поправилось, возвратилось душевное спокойствие.
По выезде Кутепова догнал Туркул с тремя дроздовцами. Объяснил: боевые охранения редки, могут быть и не очень надежны. Видя малочисленность конвоя, считает необходимым для безопасности командира корпуса проводить его до города.
— Мы далеки от фронта, генерал, — пошутил Кутепов, оценив про себя преданность Туркула.
— Всякое может быть, ваше превосходительство. Появились случаи дезертирства.
— Побродят по полуострову и вернутся с голодухи.
Туркул шел рядом со стременем.
— Хорошо, — согласился Кутепов. — Вон до того огонька — разрешаю, — и показал вперед, где в пламени костра виднелись две сидящие фигуры. Часового и подчаска, вероятно. И даже пошутил: — Не годится. Не принято в русской армии, чтоб один генерал другого пешим сопровождал.
— Чего не бывает, ваше превосходительство.
— Благодарю, генерал, — еще больше оживился Кутепов. — Мы еще с вами повоюем.
— Надеюсь! — зычно отозвался Туркул. — Счастлив буду.
Приблизились. Один из солдат обернулся на голоса, всматриваясь в темноту. И только когда в пламени костра блеснули золотые генеральские погоны, оба часовых вскочили. Винтовок при них не было: кинутые прикладами в костер поверх веток кустарника, они горели. Такое никому не приходилось видеть. Кутепов остолбенел.
— Расстрелять! — коротко кинул он.
Генерал Туркул рванул из кобуры револьвер. В сумрачной тишине долины прозвучали два выстрела. Солдаты упали по обе стороны костра: Туркул всегда славился как один из самых метких стрелков в армии. Воевавшие с ним утверждали, что больше всего он любит яичницу с колбасой и собственноручный расстрел пленных, — этот гигант, богатырь, в жилах которого текла и молдаванская кровь, любитель анекдотов, матерщинник, начавший войну прапорщиком, пришедший с отрядом Дроздовского из Ясс и ставший генералом...
2
Галлиполийцы ждали приезда Врангеля. А он все не ехал. Усиливалась растерянность. Возникали и широко расходились из города в лагеря всевозможные слухи. Кутепов был вынужден послать официальный запрос. Генерал Шатилов ответил: главнокомандующий ведет упорную дипломатическую войну, требующую много времени и сил, — добивается сохранения русской армии и участия ее в борьбе против большевиков...
