Тэми Хоуг - Плач волчицы
Не сводя с него глаз, она приблизилась к нему и спокойно сказала:
— Нет, можешь.
Он хотел объяснить ей, что не заслуживал ее, что все, чего он когда-нибудь хотел, в конце концов ускользало так или иначе. Он не хотел боли, зная, что не вынесет этого. Но он ничего ей не сказал. Слова не сошли с языка.
И вдруг ему неудержимо захотелось сохранить ее, хотя бы на немного. Хотя бы на остаток ночи.
Использовать ее.
Он останется скотом до самого конца, подумал он. Бесполезно бороться со своей сущностью.
Он предупреждал ее.
Желание вспыхнуло в нем, он протянул руку, погладил ее щеку и опять удивился, какая она мягкая и свежая. Он наклонился и коснулся ее губ, чувствуя их вкус, пробуя их влагу, более пьянящую и успокаивающую, чем вино. Он взял ее лицо в ладони. Джек погрузил свои пальцы в черные волосы, мягкие, как шелк.
Она прижалась к нему, слегка дрожа. Маленькая, хрупкая, изысканно женственная. Его… на мгновение… на ночь… ради памяти, которую он сохранит навсегда.
Лорел наслаждалась силой рук, обнимавших ее, и трепетала, чувствуя малейшее прикосновение его кончиков пальцев.
На улице бушевал шторм, а в его комнате было тихо, слышалось только биение сердец и звуки ласк.
Джек, как слепой, который хочет увидеть с помощью рук, провел пальцами по ее лицу, отмечая все нежные линии. Он расстегнул пуговицы ее блузки и юбки, и они где-то затерялись на полу. Лорел стояла в его объятиях, и он касался ее благоговейно, нежно.
Пальцы бережно дотронулись до подбородка, шеи, нежных покатых плеч. Он провел руками по ее бокам, обнял хрупкую, узкую талию, скользнул по нежным бедрам.
Он поцеловал ее веки обволакивающими, лишающими, сознания поцелуями, пальцы ласкали саму нежную плоть, трепещущую и идущую ему навстречу.
Лорел, не отрываясь, смотрела, как он сбросил футболку и куда-то отшвырнул ботинки, затем все ее вни-' мание переключилось на руки, расстегивавшие «молнию» джинсов. Выношенные, полинявшие джинсы упали к его ногам.
Мужчина должен был выглядеть именно так. Эта мысль мелькнула в каком-то дальнем уголке сознания еще не охваченного страстью. Широкие плечи и узкие бедра. Твердые, мускулистые ноги. Он стоял перед ней, олицетворяя собой желание. И когда он протянул к ней руки, она с восторгом шагнула к нему.
Его будет нелегко любить. Он считал себя ни на что не способным, думал о себе как о чем-то потерянном, ненастоящем. Он может оттолкнуть ее под каким-нибудь предлогом и назвать это судьбой. Но она шла к нему. Она шла к нему навстречу и предлагала ему все, что могла дать, все, что могло дать ее сердце.
Он взял ее в свои объятия, и пружины старой кровати жалобно застонали под ними…
Рука Джека проскользнула под ее грациозно прогнувшуюся спину. Джек склонился над ней, стал целовать грудь. Соски напряглись и набухли под его настойчивым языком, он целовал их жадно, горячо, вырывая у Лорел стоны наслаждения.
Он взял подол ее рубашки и стал потихонечку тянуть вверх, обнажая живот и молочно-белую грудь, украшенную нежно-розовыми сосками. Она откинулась на подушки и подняла руки над головой. Стянув рубашку, Джек привязал ею запястья Лорел к прутьям спинки кровати.
У Лорел дыхание застряло где-то в горле. Он никогда не сделает ей больно физически. Она отдала себя, открылась, прижимая его бедра коленями, охватывая его ногами.
Склонившись над ней, он входил в нее. Медленно.
Сантиметр за сантиметром. Она с радостью принимала его, растворяя в себе, отдавая тепло и упругость женского лона. Когда они окончательно слились, его объятия поглотили ее.
Это продолжалось бесконечно. И этого никогда не было достаточно. Слившись сердцами, телами, страстью, они после одной вершины наслаждения взбирались на другую.
Джек испытал пьянящее, всепоглощающее забвение. Он хотел отдать Лорел все и стать всем для нее. Он хотел прижать ее к сердцу и не отпускать. Она заполнила в нем пустоту, излечила боль, на мгновение заставила его поверить, что он может начать сначала… с ней… иметь семью… найти покой… найти прощение.
Глупые мысли. Глупое сердце. Но этой ночью он цеплялся за эти мысли, за эту женщину, которая была в его объятиях и давала ему эти надежды и заглушала боль.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
На рассвете Лорел выскользнула из кровати. В мягком утреннем свете, сочившемся через кружевные занавески французского окна, молча натянула на себя одежду, потом довольно долго простояла у балконной двери, пытаясь, подобно портретисту, изучающему модель, вникнуть в сущность окружающего. Ей показалось, что проникающий в комнату свет обладает какой-то необычной рассыпчатостью, которая напоминает мелкий золотистый морской песок.
Джек, уткнувшись лицом в согнутые руки, лежал в небрежной позе на животе, занимая большую часть кровати. Его бронзовая спина напоминала скульптуру из крепких, возбуждающих воображение мышц. Простыня — куски чего-то белого — укрывала его лишь с боков.
Лорел вспомнила, как он выглядел в то, первое утро их любви. Сегодня это уже не казалось тем, что было ночью. Она и представить себе не могла, куда приведет ее чувство, но она не порицала себя. В своей жизни она уже достаточно себе лгала. Однако она воздержалась делиться своими мыслями с Джеком, зная, что он даже не захочет ее слушать.
Ее сердце болезненно сжалось при этой мысли, но она оттолкнула ее. Она предоставит событиям развиваться дальше естественным путем. Эти переживания были слишком новыми для нее, слишком чувствительными, чтобы позволить навалиться на них такой неделикатной вещи, как целесообразность.
В задумчивости она потрогала пальцами свои натруженные поцелуями губы и удивилась тому, как глубоко и как быстро она привязалась к Джеку Бодро. Они были полной противоположностью в одних вещах и единым целым в других. И еще существовал невысказанный, малоприятный для обоих сговор — не говорить о чувствах. Причиняя друг другу боль, они следовали ему. Его нежность, трогательность, мягкость и отчаяние в ее аналитическом сознании, без сомнения, оценивались гораздо выше, чем простая похоть. В этом она была полностью уверена. Как и в том, что Джек никогда не узнает об этом и никогда она и словом ему не обмолвится. Не сейчас. Не в тот момент, когда он так уверен, что не заслуживает ничего хорошего. Она вовсе не собирается связать его ни словами, ни чувством вины. С него достаточно собственного ощущения вины.
Непроизвольно она задумалась о жене и ребенке, которых он потерял. Ей было так больно за него, что она едва не застонала. В ее воображении возникла испуганная маленькая девочка с забитыми эмоциями, которая пытается соединиться с этим замкнутым, забитым мальчишкой, каким он был. Она знала, если Джек только заподозрит ее в том, о чем она думает, то он вылезет вон из кожи, чтобы прогнать ее. Он закладывал свою боль в кубышку, внутрь себя, не желая делить ее с кем-либо. Так это продлится и дальше, причинит больше страданий, сильнее накажет. Это она знала. Господи, но почему он? С чего вдруг она полюбила такого человека, как Джек, и именно в то время, когда она в действительности хотела лишь снова обрести почву под ногами и найти свой путь в жизни. Какой путь?
