Ксения Мартьянова - Этот томительный дым
Это нужно обработать. Не мог бы ты подняться наверх?
Она не дала ему возможности ответить, просто резко отвернулась и направилась куда-то в сторону
кухни. Дарен не считал это удачной идеей, и ему было бы намного легче взять и уйти прямо сейчас, но
почему-то он сделал именно так, как она и сказала и всего через минуту уже переступил порог её
комнаты. Она пришла почти сразу же, держа в руках небольшой тазик с водой, который поставила на
прикроватную тумбочку. Притащив аптечку из ванной комнаты, Эбби попросила его сесть на кровать, а
затем медленно забралась рядом и, подогнув под себя ноги, осторожно положила его руки себе на
колени. Раньше лишь Элейн могла без разрешения дотрагиваться до его рук, а теперь он дал это право
женщине, которая день ото дня заставляла его менять одну из сторон своей души. Эбигейл
сосредоточенно смывала запекшуюся кровь с костяшек, делая это так бережно и неторопливо, словно
боялась причинить ему случайную боль. Она споласкивала тряпку в тазике, выжимала её и затем снова
споласкивала. По мере того, как текли минуты, вода становилась всё багровее, а молчание всё
томительнее.
- Ты чуть не убил его.
Её неожиданное заявление прозвучало очень тихо. И хотя он чувствовал холодность в голосе, в нем так
же присутствовала и некоторая доля страха. Эбби не поднимала своих глаз, продолжая, как ни в чем не
бывало, омывать его руки.
- И жалею, что остановился, - прохрипел он, снова вспоминая рожу той мрази и ощущая, как гнев
накатывает на него с новой силой.
- А я благодарна за это Богу, - ответила она, не спеша макая тампон в антисептик, - потому что иначе
тебя бы посадили.
- Зато этот ублюдок больше уже никогда не дотронулся бы ни до одной девушки, – сквозь зубы
проговорил Дарен. – Но я отпустил его, и теперь не знаю, как с этим жить.
Эбби слегка помедлила, а затем выдохнула:
- Будет немного больно.
- Вряд ли на свете есть боль сильнее, чем я уже испытал, - интуитивно ответил он, наверное, даже не до
конца осознавая, что произнес эти слова вслух. Эбигейл провела ватой по ссадинам на обеих руках, а
затем стала осторожно, легкими касаниями наносить на них мазь.
- Ты помог совершенно незнакомой девушке, рискуя своей жизнью, - после паузы, сказала она, начиная
бинтовать его руки, - тот, у кого нет сердца, никогда бы не сделал ничего подобного.
Дарен замер, но через какое-то время всё же сжал зубы и сказал:
- Просто я ненавижу конченных людей. Сердце тут не причем.
- Такими поступками движет именно оно, - настаивала Эбби, наконец, поднимая вверх глаза, - в ином
случае ты бы просто прошел мимо.
- Ты всё ещё не уволена из «J9», – вдруг произнес он, понимая, что должен был это сказать. – Сейчас
там идут ремонтные работы, но они должны закончиться к понедельнику, и тогда ты сможешь снова
заняться тем, что любила. Если, конечно, захочешь.
Она безмолвно смотрела на него, при этом, не говоря ни слова. Её пальцы непроизвольно сжали его
ладони в легком, едва ощутимом движении. Ему казалось, что она и вовсе ничего не скажет, но и тут
ему пришлось удивиться:
- Я бы очень этого хотела, – прошептала Эбигейл, а затем сильнее сжала его руку. – А ещё, чтобы ты
остался. Здесь. Со мной.
- Эбби…
- Прошу, - еле слышно попросила она, - ты нужен мне.
Её глаза налились уже такой знакомой ему пеленой, той самой, от которой каждый раз что-то внутри
так предательски щемило. Она была так близко к нему, что желание плюнуть на всё остальное, что в
данный момент вдруг стало таким незначительным, пересиливало здравый смысл. Дарен смотрел в её
бездонные синие глаза и понимал, что безвозвратно проваливается в их бездну. Что погибает в их
глубине и уже вряд ли имеет шанс выбраться, при этом, не ощутив, как ноги от каждого усилия,
стираются в кровь. Повинуясь чему-то необъяснимому, он потянулся и коснулся ладонью её щеки.
Эбби благодарно прикрыла глаза, слегка наклоняя голову, словно пытаясь сильнее прочувствовать его
касание, а затем накрыла его руку своей. По её лицу потекли слезы, но он нежно стер каждую из них и
осторожно притянул её к себе. Дарен обнял её за спину, но когда их взгляды встретились, на мгновение
замер:
- Я совсем не такой, каким ты меня видишь.
- Нет, - теперь и её ладони коснулись его лица, - ты именно такой.
Она осторожно обвила руками его шею, а затем медленно прильнула к его губам. Он ответил на
поцелуй, почувствовав, как при этом гулко застучало его сердце. Он снова испытывал это. Снова
переживал те самые ощущения, которые появлялись каждый раз, когда она находилась так рядом.
Снова забывал о том, кто он есть, открывая ей того, кем когда-то был. Он позволял себе проявлять
слабость. Впервые в жизни, делая это по собственной воле.
Дарен не спеша потянул её, приподнимая и усаживая к себе на колени, а затем, позволяя своим пальцам
пробраться под тоненькую белую ткань. Он ощутил легкое покалывание от прикосновения к
обнаженной коже, но даже это маленькое предупреждение не остановило его. Если бы каждый раз
вновь и вновь ему приходилось бы выносить пусть даже и самую большую в мире муку, он бы выносил, лишь бы не упускать возможности ощущать её так близко.
Они не смели отрывать друг от друга взгляда, когда медленно и бережливо избавлялись от лишней
одежды – это был их особый ритуал. Ритуал Доверия. Заботы. И маленькой частички Надежды. Этой
ночью Дарен отдал ей всю свою нежность. Зачерпнул её глубоко-глубоко внутри и вытащил на
поверхность. Он целовал каждый участочек её тела, вдыхал запах каждой клеточкой, заставляя её
томиться, задыхаться и дрожать. Она согревала его своими лучами так, словно готова была отдать ему
абсолютно всё. Но только он знал, что это невозможно. Полюбить беспощадного зверя, не знающего, что такое жалость – просто нельзя. Это сказка. И как бы её доброе сердце не верило в обратное, в жизни
одних только чувств порой бывает слишком мало. Лепестки его розы уже давно опали, а заклятье
навсегда сделало его Чудовищем. Но только в эти минуты и только ради них Дарен понимал, что готов
был пройти даже через сам Ад. И он проходил бы через него снова и снова. Выживая лишь для того, чтобы вернуться к ней. К женщине, благодаря которой он хотел терпеть всю эту мучительную боль. К
женщине, которая стала его личным грехом. К женщине, с которой он либо погибнет, либо станет
