Патриция Макдональд - За все надо платить
Лукас бросил на нее взгляд из-под кустистых бровей.
— Ты нервничаешь, — заметил он.
Кили вздрогнула и виновато взглянула на него, словно он застиг ее на месте преступления. А потом она вдруг успокоилась и посмотрела на него чуть ли не с вызовом. Можно подумать, что Лукас держит ее заложницей в этой маленькой комнате! Ей захотелось вышвырнуть его вон, но она не решилась.
— Он мой сын, — напомнила она. — Однажды я его чуть не потеряла.
Лукас задумчиво кивнул.
— В том-то все и дело, — сказал он и со вздохом оглядел комнату. — А где его вещи? Непохоже, что тут остановился мальчик подросткового возраста.
Кили не хотелось лгать, но не хотелось и говорить ему, что комната Дилана за дверью. У нее создалось впечатление, что любая, даже самая невинная правда таит в себе опасность. В поведении Лукаса было нечто пугающее — казалось, он держит за пазухой бомбу.
— Дело в том… — начала она.
Внутренняя дверь между двумя комнатами внезапно открылась, заставив их обоих вздрогнуть от неожиданности. В дверях стоял Дилан в длинных купальных трусах и тонкой футболке. Шрам на шее поджил и потускнел, но все еще был заметен.
— Дилан! — воскликнула Кили.
Ей хотелось как-то предупредить его. «Ничего не говори! — мысленно умоляла она. — Не упоминай о том, что я рассказала тебе о Лукасе!» Но, разумеется, сказать об этом вслух она не могла.
— Я готов идти в бассейн, — объявил он. — Привет, мистер Уивер.
Вид у него был удивленный, но не шокированный. Он как будто забыл все, что она ему рассказала о неприятностях Лукаса с полицией.
— Привет, Дилан, — кивнул Лукас, вглядываясь в мальчика.
Не давая Дилану раскрыть рот, Кили торопливо вставила:
— Я не слышала, как ты вошел. А где лед, Дилан? Где содовая?
Дилан махнул рукой в сторону двери.
— У меня в комнате. Тебе принести? — спросил он.
— Да, пожалуйста.
— А вы хотите содовой, мистер Уивер? Я купил с запасом.
— Нет, спасибо, Дилан, — вежливо отказался Лукас.
— Вам, наверное, пора? — обратилась к нему Кили.
Лукас пропустил ее вопрос мимо ушей. Он не сводил пронизывающего взгляда с Дилана.
— Бассейн, конечно, с подогревом?
— Надеюсь, — пожал плечами Дилан.
— Мы все пойдем туда и поглядим, как ты плаваешь, — безапелляционно заявил Лукас.
Кили поняла, что это приказ. Она хотела запротестовать, но не знала, как он отреагирует. Конечно, она могла бы устроить скандал, но каковы будут последствия? Кили стало ясно, что придется отправиться к бассейну — нравится ей это или нет. Неохотно собрав несколько игрушек, она взяла Эбби на руки. Дилан повернулся и направился в свою комнату. Лукас встал.
— Ты куда? — недоверчиво спросил он.
— Возьму свою кожаную куртку, — ответил Дилан. — На улице слишком холодно.
Лукас прохромал к двери и проследил, как Дилан берет с кровати куртку и надевает ее. Кили удивилась, почему Дилан не огрызнулся, почему не велел старику не лезть в чужие дела. «Я хорошо его воспитала, — подумала она. — Мне бы он так прямо и сказал, но с пожилыми людьми он вежлив. Может быть, я воспитала его слишком хорошо», — признала она с горечью.
В конце концов Лукас вывел их всех за дверь и закрыл ее, убедившись, что щелкнул язычок замка.
— Показывай дорогу, Дилан, — сказал он.
Дилан послушно зашлепал по дорожке. Дождь перестал, но в воздухе заметно похолодало: дыхание вырывалось изо рта облачком пара. Кили шла, крепко прижимая к себе Эбби, чтобы девочка не простудилась. Лукас, несмотря на хромоту, не отставал от них.
Они прошли сквозь двойной стеклянный тамбур в коридор, по обе стороны которого тянулись двери. «По крайней мере, бассейн — это общественное место, — успокаивала себя Кили. — Там будет безопаснее». Но в коридоре они не встретили никого, кроме смуглой, черноволосой горничной, бросившей мимоходом:
— Buenos noches[7].
Из коридора они попали в пустой холл с незажженным газовым камином, по обеим сторонам которого стояли два дивана в темно-бордовой замшевой обивке. Они поднялись по двум ступенькам, затем Дилан распахнул дверь, ведущую в бассейн. В лицо им сразу ударила волна нагретого воздуха. По периметру бассейна были расставлены белые пластиковые стулья и шезлонги. Немолодая женщина в белой купальной шапочке методично мерила кролем бассейн из конца в конец. В дальнем конце отдыхала в шезлонгах молодая пара в купальных костюмах. Они недовольно подняли головы, когда вошла Кили с Эбби на руках, — вероятно, испугались, что ребенок раскричится и будет им мешать.
Лукас указал своей палкой на пару шезлонгов, и Кили подошла к ним. Рядом с этими длинными раскладными стульями была устроена маленькая игровая площадка с конструкцией из крупных и ярких пластмассовых кубиков, мгновенно привлекших внимание малышки. Кили и Лукас сели рядом, откинувшись на пологие спинки шезлонгов. Лукас аккуратно прислонил сбоку свою трость. Дилан сбросил кожаную куртку и футболку прямо на пол и подошел к краю бассейна.
В теплом влажном воздухе было душно, Кили чувствовала себя неловко в уличной одежде. В хлопчатобумажном свитере и длинных черных брюках ей сразу стало жарко, она вспотела и бросила взгляд на Лукаса. Он так и не снял плаща, но на его лице не было заметно ни следа испарины. «Он стар, — подумала Кили. — Вероятно, ему всегда холодно».
— Хорошо побыть в тепле, — сказал Лукас, словно прочитав ее мысли.
Кили не ответила. Она устремила взгляд на своего сына, подходившего к краю бассейна. В зеленоватых огнях подсветки, пробивавшихся со дна сквозь толщу воды, его щуплое костлявое тело выглядело бледным и беззащитным. Хотя плечи уже начали раздаваться, особенно по сравнению с тонкой талией и узкими бедрами, это все еще было тело ребенка. Его взрослил только лиловатый шрам на шее.
— Что-то есть невыразимо трогательное в мальчиках этого возраста, — заметил Лукас. — Они так уязвимы. Еще не мужчина, но уже и не ребенок.
— Да, — согласилась Кили.
— Я помню, каким был Прентис в возрасте Дилана. Он всегда был неуклюжим толстяком. Даже в раннем детстве. А тут еще пошли прыщи… Просто ужасно! Вечно он стеснялся и робел. Его невозможно было приободрить никакими силами. Он так страдал! А родители в подобных случаях чувствуют себя совершенно беспомощными. Говоришь себе: «Если бы только был на свете способ избавить его от этих страданий…»
Кили повернулась и посмотрела на точеное, гордое лицо Лукаса, встретила его печальный взгляд.
— Это ведь тоже своего рода пытка, — заметила она.
— О, безусловно, — согласился Лукас. — А знаешь, в чем заключается самая горькая ирония? Мне он всегда казался красавцем…
