Тэми Хоуг - Плач волчицы
Он отломил кусочек от французского батончика на столе, откусил и откинулся на спинку стула с ленивой небрежностью принца. Он рассматривал Лорел, задумчиво жуя.
— Кеннер освободил Тони Жерара. Он чувствует, что убийство дело рук душителя, который обосновался в Байю.
— А как вы думаете? Вы считаете, что Тони мог скопировать предыдущие убийства?
— Нет, потому что этот убийца очень умен. Тони, к сожалению, — он стряхнул невидимые хлебные крошки со своего галстука, — нет.
— Вы говорите так, как будто восхищаетесь убийцей.
Он посмотрел на нее с мягким упреком.
— Конечно, нет. Я признаю, что он интересует меня, Такие серии убийств всегда поражали воображение студентов, которые слушали курс криминалистики. — Он отломил еще кусочек свежего теплого хлеба, закрыл глаза и вдыхал его чудесный аромат, прежде чем положить в рот. Когда он проглотил кусочек, ресницы поднялись как черный кружевной занавес. — Я так же, как и все, испуган этими преступлениями, но я, безусловно, — он замолчал, тщательно подбирая нужное слово, — оцениваю его острый ум.
Когда он сказал это, у Лорел было впечатление, будто он испытывает ее. Она чувствовала силу и энергию его личности, которая дугой соединяла их, проникая в ее ум, изучая и экзаменуя ее.
— Что вы думаете об акулах, Лорел? Перемена темы очень удивила Лорел.
— Что я думаю о них? — спросила она, озадаченно и раздраженно. — Почему я вообще должна о них думать?
— Вы бы думали о них, если бы оказались за бортом корабля в океане, — подчеркнул Данжермон. Он наклонился вперед, выражение лица было очень серьезным, тема его интересовала.
— Во всем животном мире они самые великолепные хищники. Они ничего не боятся. Они убивают с пугающей деловитостью. Убийцы — это акулы нашего общества. Их не страшат угрызения совести. Хищники. Бездушные, умные, безжалостные. — Он отщипнул еще кусочек хлеба и задумчиво прожевал. — Великолепное сравнение, разве нет? Лорел?
— Честно говоря, я думаю, что оно глупо и опасно романтично, — бесстрастным голосом сказала она, хотя внутри нее все дрожало и трепетало, как живые провода. Забыв о правилах хорошего тона, о своем воспитании, она положила кулачки на стол и посмотрела на Данжермона.
— Акулы убивают, чтобы выжить. Этот человек убивает, получая болезненное удовольствие, видя, как женщина страдает. Его нужно остановить, и он должен быть наказан.
Данжермон внимательно смотрел на ее позу, выражение лица, оценивал строгость, звучащую в ее голосе, и слегка кивал с видом критика, одобряющего мастерство актера.
— Вы были рождены, чтобы занять место прокурора, — сказал он, потом его взгляд стал более острым, пристальным, как будто он что-то почувствовал в ней. Медленно и изящно он наклонился через стол, пока совсем не приблизился.-Или вас сделали такой? — прошептал он.
Лорел мужественно встретила его взгляд, едва скрывая внутреннее напряжение. Воздух был заряжен сексуальностью Данжермона. Он был так близко, что она чувствовала резкий экзотический запах его одеколона. Неожиданно загремел гром, и на землю, упали первые тяжелые капли дождя. Ветер неистовствовал, сильный дождь обрушился на стеклянные двери.
— Вы восхищаете меня, Лорел, — прошептал он, — для женщины у вас удивительное чувство рыцарства.
Как раз в этот момент Вивиан вернулась к столу, и Лорел была благодарна ей уже за то, что она прервала эту беседу. От этого разговора волосы встали у нее дыбом на затылке. Чем меньше она будет с ним наедине, тем лучше.
Он остался с ними выпить кофе. Вивиан заказала пудинг и наслаждалась им, болтая о политике и о предстоящем обеде лиги женщин-избирательниц. Лорел сидела, изучая свои ногти, и мечтала оказаться где-нибудь в другом месте.
Ее мысли, ничем не сдерживаемые, обратились к Джеку, и, глядя на дождь, она думала, где он сейчас и что чувствует.
В столовой появился судья Монахон с женой, который сразу же привлек внимание Данжермона. Окружной прокурор тут же покинул их ради более выгодной компании.
Пока Вивиан занималась со счетом, Лорел впервые за последние полчаса свободно вздохнула.
Они вышли на веранду вместе и стояли, пока мальчики-служители отправились под дождь, чтобы пригнать их машины.
— Это было великолепно, дорогая, — улыбаясь, проговорила Вивиан.-Я рада, что мы провели этот вечер вместе, после той неприятности с твоей сестрой. Как она себя ведет! Клянусь, что порой я не знаю, как так оказалось, что она моя дочь. — Вивиан на прощание приблизилась и протянула к Лорел руки. — Не говори мне, что тебя интересует Джек Бодро, — сухо заметила она.
Лорел отступила на шаг назад, тем самым отстранившись от руки матери.
— Для тебя имело бы значение, если бы я им интересовалась? Я взрослая женщина, мама, и сама могу выбрать мужчину.
— Да, но ты это делаешь плохо, — резко ответила Вивиан. — Я расспросила Стефана о Джеке Бодро.
— Мама!
— Он сказал мне, что этот человек был лишен адвокатской практики, потому что был в центре скандала, связанного с проблемой сброса химических отходов в Хьюстоне. — Довольная собой, Вивиан продолжала, смакуя свои слова: — Не удивительно, что он пишет такие мрачные книги. Все в Хьюстоне знают, что он убил свою жену.
Если бы мать сказала что-нибудь еще после этих слов, Лорел не услышала бы. Она не слышала, что Вивиан сказала ей на прощание, не почувствовала поцелуй на своей щеке, только как-то отдаленно видела.
Лорел была оглушена. Вивиан продолжала что-то говорить, но дочь не слышала ее.
— Мама, не говори так, — выпалила Лорел, затем смягчила свой приказ: — Пожалуйста.
Чтобы не ссориться, Вивиан продолжала:
— Я так рада, что Стефан мог побыть с нами немного. Его здесь очень ценят и также о нем высокого мнения в Батон-Руже. С его талантом и связями его семьи трудно сказать, как далеко он может пойти.
Подогнали белый «мерседес» Вивиан, но она даже не двинулась к нему и пристально смотрела на дочь.
— Когда я, шла через столовую сегодня, я подумала, что вы были бы прекрасной парой.
Эта фраза достигла сознания Лорел.
— Я ценю твою заботу, мама, — солгала она, — но меня не интересует Стефан Данжермон.
В глазах Вивиан мелькнуло неодобрение. Она протянула руку и поправила прядь волос, выбившихся из прически Лорел, и тем самым заставила ее почувствовать себя десятилетней девочкой. Вивиан села в машину, и сверкающий белый «мерседес» исчез в темноте вечера.
Она стояла на веранде в янтарном свете фонарей, которые когда-то были на экипажах, а сейчас освещали элегантные резные двери «Вистерии». Шел дождь, струйки воды, ломались о спелые яблоки и о блестящую черную мостовую. А ей слышался голос Джека: «На моей совести уже достаточно покойников.»
