Анна Малышева - Западня
— Хотите? Еще не очень теплая.
— Это что?
— Водка.
Он отказался Татьяна небрежно подняла брови, показывая, что отказ ее ничуть не задел, и опять припала к горлышку. Завинчивая крышку, пояснила:
— Я сегодня сутра психую, никак не могу успокоиться. Мне все кажется, что и меня скоро будут хоронить. Мы же с Иркой ровесницы! И я не думала о смерти, никогда еще не думала…
Только тут Михаил заметил, что директриса пьяна.. Видимо, она уже пьяной явилась на кладбище, а теперь расчувствовалась, ее потянуло жаловаться и плакать. Теперь ее глаза действительно увлажнились. Он взял ее под руку:
— По-моему, сейчас слишком жарко, чтобы пить водку. Потерпите хоть до поминок.
— Я не пойду туда. — Она проглотила слезы. — Я человек подневольный, не смогу… У меня в лицее ремонт, нужно поговорить со строителями… Если бы вы знал, как я замучилась… Как мне все надоело! Жизнь проходит…
Мне сорок два, только подумайте, сорок два! Глупо жаловаться, надо все принимать спокойно, но должен ведь быть какой-то смысл в этой свистопляске! Я так устала, я так ужасно устала, а тут еще Ирка умерла…
Она сделала попытку положить ему голову на грудь, но Михаил вежливо увильнул от этого проявления нежности.
Ему вовсе не хотелось мучиться, отстирывая с рубашки ее помаду. Проблема стирки все еще стояла довольно остро. Он заметил лавочку в тени берез, отвел туда Татьяну и усадил:
— Может, достать воды? Правда, я не знаю, где здесь вода…
Она отказалась. Достала пудреницу, вяло провела пуховкой по лбу, припудрила нос. Сунула в рот пластинку жвачки, пояснив:
— Все мои оболтусы жуют. Я сперва запрещала жевать на уроках, а потом сама научилась… Идите. Я сейчас приду в себя. Это все от жары.
Но Михаил присел рядом.
— Знаете, я много думаю о том, как умерла Ирина.
Может, вы в курсе, к ней в тот вечер никто не приходил?
Она кивнула, не прекращая энергично жевать:
— В курсе. Ее мать обошла весь подъезд, всех перетрясла, Никто ничего не видел. Или просто забыли. Вот если бы ее на другой день нашли…
— Жаль, — пробормотал Михаил, и она кивнула:
— Да, как все было бы просто. Кто-то увидел убийц, может описать… К сожалению, народ оказался не очень наблюдательный. И память у многих дырявая. Как ни странно, самые зоркие именно старушки. Но они ничего не видели.
— Тогда у меня другой вопрос. Вы не в курсе, кто-нибудь из театра ходил к Ирине домой?
Она улыбнулась:
— Да, сразу видно, что вы плохо знали Ирочку. Она тщательно охраняла свой мирок. И зачем, я ее спрашивала, было покупать дорогую мебель, так обставляться, делать шикарный ремонт, если к тебе гости не ходят? Она отвечала, что все делает для себя. Альтруизм пополам с эгоизмом. Такое тоже случается.
— Ну, о финансах и спрашивать нечего, — обреченно заметил он. — Если уж домой никого не приглашала, то о своих сбережениях и подавно бы рассказывать не стала.
Было видно, что директриса приходит в себя. Она глядела вполне осмысленно, больше не делала попыток прилечь к нему на плечо, и ее глаза снова были сухи. Михаил встал и извинился:
— Что ж, я пойду. Похоже, что все уже расходятся…
В самом деле, на аллее появлялось все больше народу. Многие закуривали, тихо беседовали, собираясь кучками. Актеры держались отдельно. Михаил ловил на себе их косые взгляды и отмечал бешеную жестикуляцию Владика. Тот наверняка развивал перед собратьями по искусству свои детективные построения. Татьяна встала, оперлась на его руку:
— Я тоже пойду. Надо заехать домой, пообедать, потом потащусь в школу… Кручусь, как белка в колесе. Надо только попрощаться с Алевтиной Павловной. Она и так обиделась, что я на поминки не иду. Да и вы к ней подойдите! Не дарить же старухе вашу тушечницу!
Но Михаил уговорил ее не напоминать о тушечнице несчастной женщине. Ему эта вещь не нужна. А ту все-таки обокрали. Даже если она припрятала вещь — пусть оставит ее себе на память о дочери. Татьяна пожала плечами:
— Да как хотите! Насильно в рай не тянут. А, кстати! — Она так резко остановилась, что Михаил от неожиданности выпустил ее руку. Но она уже твердо стояла на ногах, помощь был ей не нужна. — Я кое-что вспомнила насчет ребят! Одна девушка к ней заходила домой, да-да, Ира мне еще пожаловалась… То есть, скорее, посмеялась над собой. Юмор у нее был отменный, только за счет его и держалась…
И Татьяна, с иронией поглядывая в сторону актеров, рассказала, что как-то в апреле, встретившись со старой подругой, спросила ее, как идут дела в театре. Татьяна предлагала зайти к ней в гости, но Ирина отказалась, сослалась на хроническую нехватку времени. Татьяна тогда шутливо спросила — неужели ее ребята такие же энтузиасты, как сама режиссерша?
— А она сказала, что это поколение на энтузиазм уже не способно. Если и делают какие-то попытки, то все кончается грустно и смешно. Оказывается, когда они только начинали, какая-то девица потратила личные сбережения, чтобы сделать какие-то ксерокопии. Ирина предложила вернуть ей деньги, но девица, представьте, отказалась! Роль ей так и не дали, и примерно через месяц она явилась прямо на дом к Ирине и попросила свои денежки обратно! Вот вам и энтузиазм!
Татьяна фыркнула, но Михаилу даже не удалось улыбнуться. Он сдавленно спросил:
— Ирина вернула деньги?
— Ну, конечно! Не думаете же вы, что она их зажала?! Вернула и сказала этой особе, что теперь видит цену ее «благородному» поступку. Что эта девчонка сделала такой жест ради дешевой популярности. Потратилась-то при всех, а забирать денежки явилась без свидетелей.
— А адрес?! — воскликнул он. Пожалуй, слишком горячо, так что Татьяна удивленно на него покосилась. — Откуда она узнала адрес Ирины?
Та развела руками:
— Понятия не имею. Ну, ладно, мне действительно пора бежать. Вы уверены, что обойдетесь без вашей японской бронзы? Пойду прощусь с Алевтиной Павловной. Она уже на пас посматривает, видите?
И директриса удалилась — подтянутая, элегантная, никак не выглядящая на свои сорок с лишним лет. Он смотрел ей вслед, и ему не верилось, что десять минут назад она проливала слезы над своей горькой судьбой, над Ириной, над тем, что время так к ним неумолимо… «Впрочем, как можно судить о человеке по внешнему виду? — одернул он себя. — Пора бы уж отучиться…».
* * *Вечером он созвонился с Наташей. Прежде всего девушка отчиталась, что все-таки успела на урок к Виктору Эдуардовичу, что Милена подкараулила ее в коридоре, пока Наташа причесывалась, и шепотом спросила, скоро ли будет спектакль. Наташа сунула ей записочку от Михаила.
Он написал записку еще в воскресенье, подозревая, что на кладбище у них с Наташей не будет возможности увидеться без свидетелей. Записка содержала всего несколько фраз. Он просил девочку не волноваться, они и так торопятся, как могут. И повторял свои наставления — ни на шаг из дома, держаться возле родителей, молчать, но не слишком им противоречить Наверное, Милена была разочарована этой новой просьбой потерпеть. Но во всяком случае, ничем этого не показала.
