Гарольд Роббинс - Куда уходит любовь
– Я слышала, как мать потом засмеялась и сказала, что ожидала от него нечто подобного, так что сколько он хочет? Тони тоже рассмеялся. Совершенно верно, сказал он. Пятьдесят тысяч долларов. Мать сказала ему, что он сошел с ума, и что она даст ему десять тысяч долларов. Ну тогда двадцать пять тысяч. «Хорошо», – услышала я, и тогда я прямо сошла с ума!
Слезы обильно потекли у нее по щекам.
– Я в самом деле сошла тогда с ума! Я могла думать только о том, что она снова это делает. То же самое, что она делала со всеми, кого я любила. То же самое, что она делала со всеми, кто любил меня. Она выгоняла и Тони!
Я распахнула дверь и закричала на нее.
– Ты не должна этого делать! – кричала я. – Ты не имеешь права его выгонять!
Мать посмотрела на меня и приказала отправляться наверх к себе. Я посмотрела на Рика, и он тоже сказал мне, чтобы я слушалась мать.
Я заметила долото на столе около дверей. Я схватила его и кинулась к матери.
– Ты не имеешь права выгонять его! – кричала я. – Сначала я убью тебя!
Я замахнулась на нее, но откуда-то между нами возник Рик, и долото попало ему в живот. Он остался стоять, прижав руки к животу.
– Боже милостивый, Дани, что ты наделала? – сказал он. Потом я увидела, как между пальцами у него потекла кровь и кинулась мимо него к матери. Я кричала, что не хотела этого делать. Я в самом деле не хотела этого делать, мамочка!
Она мне снова и снова говорила, что верит мне, что я не хотела этого.
Она сказала, что мы должны будем всем объяснять, что он бил ее, а я пыталась ее защитить. И никому даже не надо знать, что было между Тони и мною. Она повторяла мне все снова и снова, пока не убедилась, что я скажу все слово в слово. Тут открылась дверь, вошел Чарльз, а я закрыла лицо руками.
Они припали друг к другу. И мать и дочь плакали. Я смотрел на них. Они были так похожи друг на друга. Словно два разных изображения одной и той же женщины. Одинаковые слезы катились по их щекам. Мать и дочь. Одна и другая.
У меня было ощущение, что я в каком-то ступоре. Наконец эта глухая оболочка лопнула. Нора все еще плакала, а глаза Дани уже высохли.
– Теперь, когда ты знаешь всю правду, папа, – тихо спросила она, – ты лучше чувствуешь себя?
Я заглянул ей прямо в глаза. Не знаю, что я там увидел, но спазма в желудке разжалась. Теперь я знал всю правду. Не знаю, как она стала мне ясна, потому что она все равно не рассказала ее, но теперь все было неважно. Потому что так хотела Дани. И поэтому так все и должно было быть. И потому что глубоко в душе я знал, что она не была убийцей.
Судья объявил десятиминутный перерыв. Когда мы вернулись в зал суда, то безмолвно расселись по своим местам, пока он готовился объявить решение.
– Решением данного суда, – начал он, – объявляется, что штат Калифорния будет продолжать осуществлять опеку над несовершеннолетней Даниэль Норой Кэри, в соответствии с рекомендациями инспекции по надзору. В дальнейшем она будет находиться в изоляции под юрисдикцией Совета по делам молодежи штата Калифорния, откуда инспектор по надзору должна будет доставить ее в северо-калифорнийский приемный центр в Перкинсе, где ей предстоит провести шесть недель, в ходе которых ей будет поставлен окончательный диагноз. Затем, по завершению данного периода, она будет отправлена в Санта-Росу в школу Лос Гуилкос, где, как предусматривается, ей предстоит пройти период реабилитации в течение не менее шести месяцев. После этого суд решит, передать ли ее под опеку бабушки с материнской стороны, заявлению которой в данный момент мы вынуждены отказать.
Несовершеннолетняя Даниэль Нора Кэри будет находиться под надзором властей штата Калифорния, пока ей не исполнится восемнадцать лет или же пока она не предстанет перед данным судом за какой-либо иной проступок. Родители данной несовершеннолетней должны вступить в контакт с инспекцией по надзору и ежемесячно выплачивать штату Калифорния сумму в сорок долларов, пока несовершеннолетняя будет находиться в специализированных учреждениях штата.
Судья стукнул молотком по столу и повернулся к Дани.
– Лос Гуилкос, Дани, – прекрасная школа, и если ты будешь правильно вести себя и прилагать усилия для исправления, тебе нечего бояться. Если ты найдешь контакт с администрацией, она поможет тебе как можно скорее вернуться домой.
Поднявшись, мы проводили его, когда судья торжественно прошествовал в свой кабинет.
– Завтра вы сможете навестить Дани, – сказала мисс Спейзер, которая остановилась, подведя Дани к дверям.
Дани обернулась, несколько секунд смотрела на нас, а затем переступила порог. Дверь захлопнулась.
Нора начала плакать. Доктор Вайдман обнял ее за плечи, она уткнулась головой ему в плечо и в таком положении они вышли.
Ко мне подошел Гордон. Он улыбался.
– Ну, все обернулось не так плохо.
Я уставился на него.
– Штат мог засадить ее за решетку на все время, пока ей не исполнится восемнадцать лет. А сейчас вполне возможно, что через шесть или восемь месяцев она уже вернется.
Я не ответил, и он ушел вслед за Норой.
Старческая рука коснулась моей. Старая леди смотрела мне прямо в глаза, и я видел, что она понимает меня.
– Спасибо тебе за все, что ты пытался сделать, Люк, – вежливо сказала она. – Когда она вернется домой, я позабочусь о ней.
– Я знаю, что вы сможете это сделать, миссис Хайден. Простите меня. Из-за Норы, я хочу сказать.
– Теперь все позади, Люк. Все мы делали все, что могли. Будь здоров. И удачи тебе.
– Спасибо.
Она вышла в коридор. Я посмотрел на лестницу. Никого не было. Помедлив несколько секунд, я прошел по коридору и, свернув за угол, направился в инспекцию.
Когда я вошел, мисс Спейзер сидела за своим столом.
– Я должен возвращаться в Чикаго, – сказал я. – Могу ли я увидеть Дани не завтра, а сегодня?
– Пойду узнаю, хочет ли Дани видеть вас, – вежливо сказала она и вышла.
Я как раз успел закурить, когда она вернулась вместе с Дани.
– Можете тут поговорить. Я выйду.
За ней закрылась дверь. Я протянул руки, и дочь кинулась ко мне.
– Прости, папа.
– Все в порядке, Дани, – мягко сказал я. – Мне потребовалось много времени, но теперь я все понимаю.
Она уставилась мне в лицо.
– Но ты ведь не ненавидишь ее так сильно, что хотел бы отправить ее в газовую камеру, да?
– Конечно, нет, Дани, – улыбнулся я. – И вообще больше не стоит говорить о ненависти. Я вообще к ней больше ничего не испытываю. В свое время я побаивался ее, но теперь мне ее просто жаль.
– Ей всегда был нужен кто-то, кто любил бы ее больше всего на свете, папа. Как и любой другой. У тебя есть жена. И она любит тебя больше всех.
