Молли Катс - Никто мне не верит
— Мне тоже.
— Я мог бы помочь вам найти другого детектива.
Она вздохнула.
— Почему кто-то другой должен поверить мне, если они этого не сделали? — Она посмотрела ему в глаза. — Вы же тоже не поверили.
Он прошел в маленькую кухню, взял стакан и выпил воды.
— Я не знал, что и думать, — наконец сказал он.
Линн издала короткий смешок.
— Звучит очень обнадеживающе и, главное, к месту. — Затем она услышала, как с ее губ слетает вопрос: — Что вы думаете теперь? Сейчас вы мне верите?
Их разделяло несколько футов. Майк сделал два широких шага и обхватил ее руками.
— Я верю тебе, — сказал он нетвердым голосом.
Он держал ее так же, как на танцевальной площадке. Но теперь они не танцевали и кругом не было людей, а она так устала разыгрывать представления и сдерживать себя.
Она обняла его. Его губы прильнули к ее губам. Они были теплыми и нетерпеливыми, а его дыхание было учащенным.
Его руки гладили ее тело. Ее были в его густых волосах. Она опустила их на его спину. Там все еще оставались бинты. Она нашла его позвоночник и провела по нему пальцами.
Он застонал и крепко прижал ее к себе, и она почувствовала нарастающее в нем возбуждение.
В квартире стало темно. Свет падал только из кухни и из окна, за которым стоял уличный фонарь. Линн смотрела на его затененное лицо и не осознавала, что видит на нем.
Он сжал ее плечи. Он снова поцеловал ее, более сдержанно, но она чувствовала, что руки его дрожат.
— Ты находишься в опасности. Тебе не следует оставаться в одиночестве. Я думаю, мне нужно остаться с тобой.
— Ты имеешь в виду, — сказала Линн, — жить здесь?
— Я не собирался этого говорить. Я об этом не думал. Но, да, в большей или меньшей степени. Пока мы не найдем выхода из этой ситуации.
Он все еще держал ее за плечи, но неожиданно Линн почувствовала, что это уже не так ей нравится.
Хор голосов зазвучал в ее ушах. Бубу, Анджела и Кара…
«Он пытается воспользоваться…»
«Ты очень для него полезна…»
«А ты не думала, что у него могут быть какие-то планы?»
Наблюдавший за ней Майк опустил руки.
Он так тонко чувствовал ее настрой. Он мог читать ее мысли, понимал ее внутреннее состояние; это чувство возникло у нее еще во время их первого разговора за его рабочим столом.
Удивительная способность слышать то, что не было сказано; знать скрытые желания и потребности.
Неужели он применил ее сегодня вечером?
Неужели он пользовался этим тяжелым для нее моментом — незнакомый дом, ее полностью исчерпанные душевные ресурсы, ее одиночество, ее страх, делавшие ее столь уязвимой, — чтобы воспользоваться пустотой, образовавшейся в ее жизни и чувствах, и сделать себя необходимым ей?
Неужели все это было лишь способом заставить работать на себя выгодную ситуацию?
Зазвонил телефон.
— Я уже собирался приехать и разыскивать тебя, — сказал Бубу. — Я оставил три сообщения.
— Извини. Я не проверяла автоответчик. Я ходила перекусить.
Слушая брата, Линн наблюдала за тем, как Майк взял свою куртку и надел ее. Когда она повесила трубку, он уже открывал дверь.
— Закрой ее сразу же за мной, — сказал он ей.
Глава восемнадцатая
Майк решил смотреть ее шоу теперь каждый день. Если он не может находиться рядом с ней, он может сделать хотя бы это. По крайней мере, он будет знать, что пока с ней все в порядке.
Он не хотел смотреть программу дома и у Нэнси Джин тоже; это Майк понял, когда направился туда в понедельник утром. Смотреть на Линн, выступающую на экране, сидя рядом с этой грязной маленькой танцевальной площадкой — это могло свести с ума. Воспоминания об их танце разрывали его тело. Не хватало только добавить к этому вид самого места преступления.
Поэтому он изменил направление и пошел в другую закусочную, расположенную по соседству, и смотрел программу своей обожаемой леди в баре вместе с молчаливым седеющим мужчиной, курившим «Кэмэл», и барменом.
Целый час он просидел, не шелохнувшись. Несмотря на то, что ее стрессовое состояние было заметно в каждом движении, она была невероятно хороша, полностью владея ситуацией и ведя программу с присущим ей мастерством.
Он сходил по ней с ума.
Уже в двадцатый раз за время, прошедшее после прошлого вечера, он говорил себе, что должен был сказать ей об этом. Тогда она, может быть, разрешила бы ему остаться, и у него была бы возможность защищать ее, докопаться до причины происходящего и прекратить все это.
И снова он убеждал себя в другом: она не была готова услышать это. Это не развеяло бы ее сомнений в отношении него, а могло их только усилить. Она могла почувствовать еще большую потребность во внутренней защите и оттолкнуть его еще дальше.
Потому что он знал о ее сомнениях; он всегда хорошо понимал чужие чувства, а когда дело касалось непосредственно его, он становился почти телепатом.
Он не мог осуждать ее за это. Какие чувства, кроме противоречивых, могли возникнуть у нее с учетом ситуации? Она могла ожидать только того, что любой мужчина причинит ей боль. Если бы она была его сестрой, он сейчас посоветовал бы ей держаться подальше от каких-либо увлечений, даже если бы ей этого хотелось.
Поэтому он должен подождать и постараться больше не дотрагиваться до нее.
И попытаться руководствоваться в своих решениях чем-нибудь более серьезным, чем собственная эрекция.
Март 23, 1993.
Я больше не могу выносить те мучения, которые испытываю, когда вижу ее. Я должна сделать так, чтобы она больше не могла появляться на экране.
Я должна держаться и пока еще оставаться той, кем они меня считают.
Но только до тех пор, пока не добьюсь своего.
Мой Грег, с каждым днем мне не хватает тебя все больше.
Моя татуировка уже не приносит мне умиротворения. Теперь, когда я знаю, что ты ушел навсегда.
В тот вечер, наш последний вечер, проведенный вместе, ты сказал, чтобы я ждала тебя, потому что ты придешь ко мне. Мне следовало знать, что ты не собирался делать этого. Ты дотрагивался до меня, но только тогда, когда никто не смотрел. Ты хотел Линн. Ты смотрел на нее так, как прежде смотрел на меня.
Мне следовало сопротивляться. Мне не следовало хранить нашу любовь в секрете. Мне не следовало отдавать тебя ей. Это было слишком плохо, что я отдала тебя ей. Потом она сделала так, что я уже никогда не смогу вернуть тебя.
Ты мертв, и это ее вина.
Но мне все еще приходится смотреть на нее — не только лицом к лицу, но и все время на этом проклятом экране.
