Сюзан Айзекс - После всех этих лет
Я никогда не могла себе представить, насколько деньги усложняют жизнь. Забыть заплатить налог так же просто, как забыть вернуть прочитанный бульварный роман. Мы постепенно теряли контакт с обычным миром и втягивались в ароматно-сладкий мир богатых людей.
Происходило это так. Когда наши старые друзья видели шофера за рулем нашего семейного «мерседеса» или повара, готовившего салат из экзотического голубого тунца, они начинали смеяться и говорить: «Поделитесь!». Это раздражало Ричи, а меня приводило в замешательство, и потому мы начали больше времени проводить с людьми, жившими в таких же двадцатикомнатных домах. Постепенно мы отошли от старых друзей. И — что удивительно — довольно легко. Мы сказали друг другу, что трудно поддерживать с ними дружбу из-за их зависти к нашему достатку. А главное, что они не хотят замечать, что, несмотря на наше богатство, мы остаемся прежними добрыми старыми Ричи и Рози.
Теперь субботними вечерами вместо того, чтобы жарить цыплят для пикника с нашими соседями, мы посещали благотворительные проповеди в Ист-Гэмптоне. Там мы познакомились с одним очень состоятельным человеком из Афин, из штата Джорджия, пригласившим нас в круиз по Средиземному морю на своей яхте.
Мы отказались снять коттедж в Адирондаксе, куда ездили летом на рыбалку последние пятнадцать лет. Вместо этого мы провели отпуск на борту большого судна в компании дюжины пассажиров в белых слаксах. Обилие солнца и художественной литературы приводило меня в восторг. Я не читала раньше «Крылья голубя» — у меня не было времени. А потому мне срочно пришлось «проглотить» повествование об интригах злодея-судьи, чтобы принимать равное участие в беседах за столом, смакуя крошечную порцию окуня, запеченного в пергаменте.
Галле Хэвен, дом нашей мечты, стоял у подножия горы, возвышавшейся над Лонг-Айленд Саунд. Если вы просыпались в спальне хозяев на рассвете — от крика чаек, совершавших свой утренний туалет, испражняясь на вашу крышу, что трудно вынести спокойно, — через окна с задней стороны дома, за лужайкой, поверх сине-серой воды, на западе вы могли созерцать Манхэттен, золотой город, сиявший в лучах восходящего солнца. Из комнат Алекса или Бена, в западном крыле, можно было видеть зеленую бархатистую поверхность берега, принадлежавшего округу Уэчестер. И если никогда не покидать заднюю половину Галле Хэвена, то всю жизнь можно верить, что Америка всегда прекрасна.
Сейчас вид у парадного входа был не столь привлекателен. Прижав нос к стеклу высокого окна, находившегося на верхней площадке лестницы, я увидела внизу полицейские машины, тюремную машину, машину скорой помощи и быстро приближавшуюся машину выездной бригады программы происшествий телевидения. Два полицейских в форме подошли к машине, кивнули сидевшим в ней и, видимо, дали им понять, что им пока здесь делать нечего. Сразу после этого, сделав двойной разворот, чтобы объехать заросли азалии, машина скрылась в аллее, ведущей к дороге.
Я вернулась в библиотеку, приготовившись вновь встретиться с Гевински. Кто пригласил прессу? Что происходит? Но его там не было.
Слава Богу, там была моя подруга Касс.
— Как ты узнала об этом?
— Рози, — проговорила она. — Это ужасно.
Касс была настоящей гранд-дамой. Разумеется, рост ее тут ни при чем, хотя с ее прямым, как стальной штырь, позвоночником, она казалась выше, чем была на самом деле: плотная женщина чуть больше пяти футов. Но черты ее черного лица были настолько изящно утонченными, что окружающие редко замечали, что ее прекрасная голова сидит на теле Будды. И когда она начинала говорить, она была действительно величественной.
— Мы зашли без пятнадцати семь, чтобы пригласить тебя на прогулку. А когда ты не появилась, мы поспешили сюда, чтобы бросить камешек в твое окно, — Кассандра Хигби произнесла эти слова спокойно, как выпускница благопристойного колледжа, уверенная, что мир будет ждать, пока она выразит словами свои мысли. И мир действительно готов был ждать.
Касс не была настоящей аристократкой, но она была прирожденной актрисой. Итак, утренняя трехмильная прогулка не состоялась из-за убийства мужа одной из участниц. Как раз в этот момент два здоровенных мужчины в синих спецовках с надписью «Медицинский эксперимент» прокатили мимо открытых дверей библиотеки какой-то предмет. Касс невозмутимо обняла меня за плечи, повернула в обратную сторону и подвела к кушетке. И все же я увидела третьего мужчину, который нес черный пластиковый мешок.
— Там труп? — спросила я.
— Не надо, Рози.
— Значит, это труп.
— Рози, я здесь, чтобы помочь тебе. Что для тебя сделать? Может, немного коньяка взбодрит тебя?
— У меня в кармане успокоительное.
— Сядь. Мы можем поговорить, если ты хочешь, или я просто побуду с тобой.
Две другие женщины, которые обычно принимали участие в наших прогулках, Стефани и Маделейн, не смогли бы так деликатно распорядиться здесь. Стефани Тиллотсон, прекрасная женщина, смогла бы сохранять самообладание только на то время, пока она готовила бы два-три паштета и полдюжины бисквитов для неожиданно пришедших выразить соболезнование гостей. Маделейн Берковиц, наоборот, замкнулась бы недели на три и появилась потом с очередной поэмой сомнительного художественного достоинства — что-то вроде «Убийство: Ода на казнь грешного мужа».
Касс сохраняла хладнокровие, хотя мешок с трупом на мгновение вызвал на ее лице сероватый оттенок, что бывает всегда, когда черные люди бледнеют. Легко и грациозно она опустила себя на кушетку и закинула ногу на ногу. Несмотря на выступивший пот, она, как всегда, оставалась невозмутимой. Казалось, она ждет, что вот-вот лакеи в ливреях начнут строго по этикету разливать чай.
— Представь себе, когда мы появились в начале аллеи, нас остановила желтая пластиковая табличка с торжественной надписью: «Место преступления», — с придыханием произнесла она.
Я слышала, что Гевински и его люди находились в кухне. У них там было что-то вроде совещания, хотя звук мужских голосов был настолько слабым, что я не смогла уловить смысла их разговора.
— Полицейские не пытались помешать тебе пройти сюда? — спросила я.
Касс жестом — будто отмахнулась от надоедливого комара — показала, как она преодолела препятствие в лице полицейских округа Нассау. Затем она похлопала рукой по диванной подушечке рядом с собой. Я села. Она сжала мою руку.
— Я очень сожалею, Рози.
— Я думала, что ничего не может быть хуже того, что он покинул меня.
Касс вытащила из-за манжета рубашки носовой платок. Она не доверяла бумажным салфеткам. Я приложила его к глазам. Я хотела заплакать, но не смогла.
