Кэтрин Куксон - Возвращение к жизни
— Да, но только очень далеко отсюда, — ответила я тете Мэгги.
— Тебе не кажется, что свистели из того дома?
— Нет. — Таинственный звук был очень высок и тонок и напоминал свирель. — Однажды я видела в Испании пастуха, игравшего на свирели, и она звучала так же нежно.
Тетя Мэгги насторожилась.
Я сказала, что «видела» пастуха, но на самом деле он находился за несколько миль от меня, где-то среди холмов. Выйдя из дома, я пошла к машине и вдруг почувствовала, что мне стыдно. Я вспоминала об Испании, пастухе и не упомянула имени человека, сказавшего мне, что свирель, которую я слышала, звучала далеко в горах. А ведь образ этого человека жил в моем сознании, воздействуя на мою истерзанную страхом душу. Я остановилась и, обернувшись, посмотрела на коттедж. Похоже, этот волшебный дом начал меня исцелять, и его гармония постепенно проникала в мое тело.
Я стала быстро разгружать машину, перетаскивая в дом самые тяжелые вещи, чтобы облегчить хлопоты тети Мэгги, которая, без сомнения, за мной украдкой следила. Но это не имело никакого значения. Пусть убедится, что ее Пру становится лучше. Мне не терпелось поскорее обосноваться в коттедже.
Глава 2
Было семь часов вечера. Тетя Мэгги и я сидели в изрядно потрепанных шезлонгах около коттеджа. За последние пятнадцать минут мы не произнесли ни слова, пока тетя Мэгги не повторила свою угрозу:
— Ты не представляешь, с каким удовольствием я сейчас высказала бы им все, что о них думаю.
— Я бы не возражала. Ведь им наверняка известно, что мы здесь. Не думаю, что девушка ничего не сказала владельцам поместья. В любом случае, Роджерс-Кросс — единственное место, куда ведет эта дорога, поэтому они должны были догадаться, что сюда спускались именно мы.
— Если все так, как ты говоришь, тогда почему сюда никто не едет? Дурные манеры, должна заметить.
— На свадьбе всегда… — нерешительно начала я и затем продолжила уже более уверенно: — Всегда слишком много хлопот и суеты — ты же знаешь, как это бывает. — Я смотрела на темнеющую гладь озера, не сомневаясь, что глаза тети Мэгги внимательно следят за мной.
После короткой паузы тетя Мэгги спросила:
— Тебе не кажется странным, что на кровати кто-то спал? Как заботливые хозяева, они должны были сменить белье после съехавших жильцов. И потом, застилать кровать спальным мешком, разве это допустимо?!
Мисс Фуллер была права. Под клетчатым пледом лежало на первый взгляд обычное постельное белье, но на самом деле это был спальный мешок, сделанный из трех мешков одинаковой формы, вложенных один в другой. Внутренний и внешний мешки были сшиты из простыней, а находящийся между ними — из старого пухового одеяла. Меня отнюдь не радовала перспектива ежевечернего залезания в этот лабиринт.
В дальней комнате, предназначавшейся для тети Мэгги, под таким же клетчатым пледом на кровати лежали две подушки и три шерстяных одеяла — простыней не было вообще. Правда, тетушка сказала, что отсутствие простыней вряд ли обеспокоит ее этой ночью: после столь утомительного путешествия она могла бы уснуть и на траве.
Мы привезли с собой много консервов, так как в письме мисс Клеверли указывалось: коттедж расположен вдали от больших дорог. Достав купленную по дороге зелень и банку консервированного языка, взяв в кладовой хлеб и масло, мы с аппетитом поужинали.
После того как помыли посуду, мы развеселились. Тетя Мэгги так потешалась над оцинкованной ванной, уморительно изображая, как она будет залезать в нее, вылезать обратно, как поскользнется на мыльной пене, что я от всей души рассмеялась.
За всплеском веселья наступила умиротворенная тишина. Тетя Мэгги обняла меня и, прижимая к себе, ласково сказала:
— Я собираюсь здесь отлично провести время.
В действительности ее слова содержали более глубокий смысл: в этом заповедном месте я восстановлю духовное и физическое здоровье и, возможно, обрету былую уверенность в себе, чтобы комфортно чувствовать себя в мире.
Из-за родителей и связанных с ними горьких детских воспоминаний я все время жила с тяжким чувством недоверия к окружающим. За свою сознательную жизнь я лишь год просуществовала с верой в людей. Разрушение этой хрупкой веры оказалось более пагубным для меня, чем ложь и вероломство моих родителей. Но среди этой первозданной красоты мне не хотелось ни о чем плохом думать. Пусть прошлое уйдет в небытие!
Я посмотрела на озеро и увидела ласточку, стрелой взмывшую над озером и словно купавшуюся в предзакатных лучах солнца. Ее стремительный полет отзывался в моем сознании музыкой.
— Вероятно, они будут танцевать на лужайке перед домом, — сказала тетя Мэгги. — И если это продлится до полуночи, то они не заставят меня бодрствовать. Как только дотронусь головой до подушки, я тут же засну.
— Скоро стемнеет. Попробую зажечь лампу.
— Ну что же, идея прекрасная, Пру.
Мы убрали шезлонги и вошли в дом. Лампа из розового фарфора стояла в гостиной. Она выглядела старинной, но зажечь ее можно было только от газового баллона. Из-за неимоверно сложной конструкции лампу нельзя было переносить с места на место. Не обладая хорошим зрением, вряд ли можно было читать, расположившись рядом с камином. Я сомневалась, сможет ли тетя Мэгги наслаждаться увлекательным романом где-либо еще, кроме как под лампой. Но она же сказала, что сейчас единственное ее желание — донести голову до подушки.
Держа зажженную спичку в руке, я приблизила лицо к стеклу лампы и уже собиралась повернуть краник, как вдруг парадная дверь распахнулась. От сильного испуга я покачнулась и чуть было не перевернула все хитроумное устройство.
— Какого черта?!
Передо мной стоял великан с выгоревшими волосами. Он и на дороге производил впечатление чего-то подавляюще-огромного, сродни окружающим нас холмам и горам. Но сейчас его облик особенно поражал. Дэви — а это был он — напоминал мне героя древнегреческих мифов: его гигантский рост, крупная голова с копной светлых волос — все казалось противоестественно большим, как в увеличительном стекле. В нем было нечто общее с массивными гранитными валунами, из которых был построен коттедж. Но розоватые стены коттеджа излучали тепло, а Дэви — нет. Его лицо не искажал гнев, как на дороге, сейчас оно выражало неподдельное изумление.
— Опять вы! — Интонация не отличалась любезностью.
— Да, опять мы! — Я была настроена воинственно.
— Что вы здесь делаете? — Гигант приблизился ко мне.
Я засомневалась: а вдруг мы поселились не в том коттедже? Мой голос дрогнул, когда я спросила:
