Лаура Ван Вормер - Последний любовник
— Да, мы отвезли ее домой, — отвечаю я и тянусь к стакану с водой, стоящему на столике. Я заранее оставила рядом с ним две таблетки алка-зельцера и теперь бросаю их в воду. — У нее дом на горе, возле каньона.
— С ней все было нормально?
— Насколько мне известно, да. Мы зашли на чашку кофе и отправились к себе.
В трубке раздается вздох.
— Слушай, ты не будешь возражать, если я дам твой номер агенту Лилиан? Он уже достал меня! Похоже, она должна была участвовать в каком-то шоу, но когда агент заехал за ней, дверь была нараспашку, а дом пуст.
Ничего себе!
— Конечно, я поговорю с ним.
— Спасибо. И передай Спенсеру, чтобы со мной связался.
Залпом выпиваю алка-зельцер и осторожно укладываю голову на подушки. Сквозь ставни, закрывающие окна, проникают тонкие лучики утреннего солнца. Вот почему отель называется «Ставни» — каждое окно здесь закрывает ставень, отчего даже днем приходится включать свет. Мне кажется, это неплохо — в любое время суток можно устроить ужин при свечах или просто вздремнуть. До вчерашнего вечера я считала, что здесь крайне романтично.
Новый телефонный звонок заставляет меня подпрыгнуть от неожиданности. А, Ричи Бенцлер, агент актрисы!
— Значит, вчера вы отвезли Лили домой?
— Да. Выпили кофе и распрощались. Около одиннадцати, если не ошибаюсь.
— Она была очень пьяной?
— Пожалуй, несколько навеселе.
— А она… была одна? Клиффа не было дома?
— Нет, только его коробки в прихожей.
Пауза.
— С вами был еще этот издатель, Спенсер? Так?
— Так.
— Он не остался у нее? Переспать или что-то в этом роде?
Ха, не докладывать же ему, что меня мучает тот же вопрос!
— Он уехал вместе со мной.
— Ясно. Спасибо. Придется искать в других местах. — Ричи кладет трубку.
В желудке неприятно ворочается выпитый алка-зельцер, голова все еще гудит, и вообще хочется разразиться слезами.
Вернулся ли Спенсер к Лилиан? Что, если он забрал ее с собой в какой-нибудь отель, чтобы я не могла их найти? Или она забрала его в какой-нибудь отель?
Необходимо чем-то занять себя. Натягиваю купальник и шорты — неплохо бы прогуляться к воде и искупаться. Быстро выхожу из комнаты, стараясь ни о чем не думать, спускаюсь по лестнице в вестибюль. И именно в тот момент, когда я почти смирилась с мыслью, что больше не увижу Спенсера, мой взгляд натыкается на него. Он сидит в холле, одетый в ту же одежду, что и накануне, только почему-то без носков, и рукава рубашки закатаны. Рядом на столике я замечаю стакан какао и свежий номер «Таймс».
— Ты вчера возвращался к Лилиан? — Я задаю вопрос тихо, потому что всегда стараюсь избегать публичных скандалов. Присаживаюсь рядом.
Когда Спенсер поднимает голову, я замечаю, какие красные у него глаза. На лице темная тень щетины.
— Дело в том, что она пропала, — поясняю я. — Ее агент нашел меня через Кейт. Он знает, что мы были у Лилиан вчера вечером. Я сказала, что мы проводили ее, зашли на кофе и вместе уехали в одиннадцать. Если ты — случайно — знаешь, где она может быть, позвони Ричи Бенцлеру. — Я протягиваю ему ключ от номера. — Его номер телефона на тумбочке.
Встаю и направляюсь к столу консьержа. Спенсер удерживает меня за руку:
— Нам нужно поговорить.
— Что-то не хочется. — Отвожу глаза.
— Это необходимо. Мы должны обсудить произошедшее. — Спенсер увлекает меня к лифтам.
Нечего скрывать, я невероятно рада видеть его. Однако что-то во мне немедленно приходит в бешенство от одного вида его небритой рожи. Даже рука зудит — так хочется дать затрещину!
Мы молча возвращаемся в номер.
— Я закажу завтрак. Что ты будешь? — спрашиваю будничным тоном.
— «Кровавую Мэри», — говорит Спенсер. Видя мое замешательство, повторяет настойчивее: — «Кровавую Мэри».
Я звоню в сервис. Для себя заказываю яичницу с беконом, апельсиновый сок и бутылку перье, для Спенсера, который направился в душ, — «Кровавую Мэри». Узнав, что алкогольные напитки по утрам не подают, прошу вместо «Кровавой Мэри» «Деву Марию».
Заказ приносят как раз тогда, когда Спенсер выходит из душа — полотенце обернуто вокруг бедер, на волосах блестят капли воды. Он явно чувствует себя лучше, побрившись и почистив зубы. Взяв с сервировочного столика бокал с томатным соком, делает глоток. Сообразив, что в нем отсутствует водка, смотрит на меня, но ничего не говорит. Опустошив бокал, откидывает салфетку с тостов и яичницы.
— Я пешком вернулся к дому Лили и вызвал по телефону такси. Добравшись до отеля, я заснул в шезлонге возле бассейна.
Хотя я и чувствую облегчение, виду не подаю.
— Все же позвони Ричи Бенцлеру. Скажи, что видел ее.
Он откусывает кусок тоста, смачно хрустнув корочкой.
— Но я ее не видел. Лилиан не было в доме. А входная дверь была распахнута.
— Куда она могла отправиться?
— Да куда угодно! Возможно, сразу после нашего ухода. — Усевшись на краешек кровати, Спенсер откладывает тост и по-собачьи преданно заглядывает мне в глаза. — Что нам делать, Салли? Как я должен поступить, чтобы все исправить? Я не думал, что так получится. Я не знаю, я просто… — Тяжкий вздох. — Я не хотел тебя обидеть и поступить неуважительно по отношению к тебе…
Что за бред он несет! Я понимаю, что лучше будет промолчать, иначе я начну орать на него. Неуважительно! Какая чудовищная нелепость! Значит, планируя наш досуг с Лилиан, Спенсер собирался вести себя уважительно? И это при том, что за пять месяцев, что мы вместе, он должен был хорошо меня изучить? Что же придет ему в голову через год?!
— Скажи, можешь ли ты простить меня и дать мне шанс? Если хочешь, мы пойдем к психологу, чтобы решить наши проблемы. Все еще можно исправить. Ведь трещина еще не так глубока.
Если что-то и могло убедить меня простить Спенсера, так это подобный аргумент. Узнав, что он готов обсуждать наши проблемы и пытаться их решить с моим участием, я почти сдаюсь. Почти.
— Я подумаю над этим. — Беру вилку в руку, готовая приступить к завтраку. — Все-таки у нас есть проблемы, ты ведь не станешь это отрицать? — Почему-то по щекам катятся предательские слезы.
Спенсер обнимает меня, целуя в волосы:
— Мы с ними справимся.
И в этот момент я понимаю, что ничего у нас не выйдет. Ничего, черт побери, не получится. Всего пять месяцев вместе — и такая пропасть легла между нами; пропасть столь же глубокая, как между совершенно чужими людьми. Разве я могу объяснить ему, какое отчаяние переполняет меня при мысли о том, как наши отношения оказались похожи на все то, что было у меня прежде. Вся моя жизнь состоит из взлетов и падений, я всегда следовала принципу «все или ничего», и оттого каждое поражение в личной жизни оставляет в памяти горечь потери. Я начинаю плакать сильнее, шмыгая носом и всхлипывая на плече Спенсера. Я оплакиваю наши отношения, которые, как оказалось, не были ничем особенным. На душе снова погано и очень одиноко. До чего я была глупа, думая, что у нас есть шанс!
