Дженнифер Тейлор - Наедине с тобой
— Пока ты что? Побежишь и расскажешь моему дорогому братцу? — Он холодно улыбнулся. — Ты ведь не можешь этого сделать, не так ли? Потому что Дэвид уехал в Америку и оставил тебя здесь одну.
На лице у нее, должно быть, читался шок, потому что его улыбка сделалась еще шире, и она рефлекторно отступила назад. Он воспользовался моментом, чтобы еще шире раскрыть дверь, и вошел в холл, плотно закрыв за собой дверь, несмотря на ее протесты.
— Что ты делаешь? Убирайся отсюда немедленно или я вызову полицию, и тебя арестуют!
— Ты это сделаешь, Мэгги? Не думаю. Я уверен, что твоей подмоченной репутации тебе хватит до конца жизни. И потом, надо же и о ребенке подумать! Каково ей будет узнать об этом в будущем?
— Я ненавижу тебя, Мэтью Кейн — ненавижу!
— Не больше, чем я тебя, Мэгги.
— Тогда зачем ты это делаешь? Почему ты не оставишь меня в покое? Не может же тебе это нравиться!
Ее слова прозвучали как крик отчаяния, как мольба о пощаде, но он остался равнодушным к ним, на лице у него ничего не было написано, кроме холодной отстраненности, которая буквально леденила ей душу.
Когда он заговорил, его голос звучал уверенно, звонко, отчего у нее мурашки побежали по спине.
— Мне это не нравится, но я вынужден это делать для своего спокойствия. — Он придвинулся ближе, уставившись ей прямо в глаза, и она ощутила холодный взгляд голубых глаз как нечто материальное. — Я старался выбросить из головы мысли о тебе, я делал все возможное, чтобы начать жизнь сначала, но ты всегда там, Мэгги, всегда в моей душе, незаживающая рана. — Он схватил ее за плечи и крепко удерживал, когда она попыталась высвободиться. — Я смогу освободиться от прошлого, только если вернусь в него и переживу все заново, изгоню призраки, которые преследуют меня!
— Нет! — Она покачала головой, сопротивляясь его хватке, отягощенная весом Джейни, которую она по-прежнему крепко держала на руках. — Все кончено. Все кончилось три года назад — нельзя вернуться назад, нельзя ничего изменить сейчас!
Его пальцы впились в ее тело, причиняя боль, но она видела, что он не осознает этого.
— Это никогда не кончится до тех пор, пока я не сотру из памяти то, что ты содеяла. И единственный способ сделать это — заставить тебя страдать, как я страдал!
Она не могла говорить, не могла двигаться, не могла найти в себе силы сделать что-либо, удерживаемая его яростью, горечью и чувством своего поражения. Она всю себя отдала их браку, а оказалось, что этого недостаточно.
Но она не позволит разрушить свою жизнь его безумным желанием мести.
— Нет, Мэтью. Ты ошибаешься. Ты ничего не достигнешь, причинив мне боль. Ты должен принять то, что случилось, и продолжать жизнь, как это пытаюсь делать я. Заставив меня страдать, ты не залечишь рану, ты вскроешь ее вновь! Месть — это не решение.
— Нет? — Его голос смягчился, а глаза смотрели так, что у нее заиграла кровь, но, хоть убей, Мэгги не могла сказать, было ли это от страха или по какой другой причине, куда более грозной для спокойствия ее души. — Может, и не решение, Мэгги, но я хочу убедиться, что я не прав. Можешь отрицать сколько угодно, но ты все еще чувствуешь что-то ко мне, как и я чувствую что-то к тебе, и до тех пор, пока оба от этого не избавимся, мы не будем полностью свободны!
— Нет! — Она вырвалась от него, прижав к себе Джейни так крепко, что та захныкала и попросилась вниз. Мэгги поставила ее на ноги и проследила, как она побежала в гостиную, прежде чем вновь повернуться к Мэтью; лицо ее было бледно, и его искажала боль. — Ты говоришь, я до сих пор что-то чувствую к тебе, что ж, ты прав, но это не любовь! Выкинь ее из головы раз и навсегда!
— А я и не говорил, что это любовь. — Он мягко рассмеялся, и, когда поймал ее за руки и наклонил свою голову, чтобы прижаться губами к ее губам, его намерения ясно читались на лице. Мэгги похолодела, все ее тело оказалось как бы скованным при этом знакомом нежном прикосновении его губ. Она закрыла стаза, борясь с нахлынувшими на нее воспоминаниями и неожиданным пламенем ожившего желания. Мэтью всегда так действовал на нее. Ему стоило только коснуться, чтобы она вся запылала, и ее охватывало единственное желание — ощутить его руки на своей коже, и сейчас она была безоружна против него.
Медленно, деликатно его язык обвел контуры ее губ, дразня, мучая, пробуждая внутри нее прежнее пламя с такой легкостью, что она готова была заплакать от стыда. Неужели она и в самом деле такая безвольная, что может вот так стоять и позволять поступать с ней, как ему вздумается? Неужели она настолько слаба, что позволит чувственности затуманить рассудок?
Она вырывалась, тщетно пытаясь заставить его остановиться, но когда ее руки коснулись сквозь расстегнутый ворот рубашки теплых мускулов его груди, она потеряла контроль над собой, захваченная водоворотом чувств. Ее рот приоткрылся в беспомощном стоне, и он немедленно воспользовался этим, углубив свой поцелуй, его язык стал чувственно исследовать контуры ее губ до тех пор, пока вся она не загорелась от желания. И когда его рука скользнула под свитер и сжала ее грудь, она прильнула к нему в страстном желании ощутить прикосновение его пальцев к своему соску, вновь испытать чудо, которое один он мог сотворить.
— Мамочка… мамочка, смотри!
Детский голос прорезался сквозь пламя желания, возвращая ее к действительности. Она резко высвободилась из рук Мэтью и обернулась, отбрасывая рыжие локоны с лица дрожащими руками. Все тело охватил жар, кровь волновалась, сердце билось так, что она с трудом дышала, и острая боль охватила ее от собственной глупости.
— Посмотри, мамочка.
Джейни стояла в дверном проеме гостиной, держа в руках башню из ярких деталей конструктора фирмы «Лего». Мэгги заставила себя улыбнуться губами, которые неожиданно застыли.
— Прелестно, дорогая. А почему бы тебе не пойти и не попробовать сделать ее еще больше?
Джейни с минуту серьезно посмотрела на нее, затем улыбнулась и вернулась в комнату, мурлыкая что-то себе под нос, явно не понимая того, что происходило в холле. Как Мэгги завидовала ей, как бы она хотела также отбросить от себя то, что произошло несколько минут назад.
Она распрямила плечи и посмотрела на Мэтью с вызовом. Он стоял не шелохнувшись, и на его лице было непривычное выражение глубокой грусти, что удивило ее, но, когда он перехватил ее взгляд, оно изменилось на выражение такого самодовольства, что она похолодела от страха. Он почувствовал, как она отозвалась на его ласки, почувствовал желание, поднимавшееся в ней при его прикосновении, и ей надо было каким-то образом убедить Мэтью — что бы ни случилось, она никогда не полюбит его!