Мария Ветрова - Обретенный май
Сыновья и невестки молча переглянулись. Никто из присутствующих не мог себе представить причины, побудившей Нину Владимировну нарушить более чем тридцатилетнюю традицию — неприкосновенность кабинета генерала Панина. Все действительно полагали, что данная традиция существует, поскольку, как выяснилось гораздо позднее, никто из них не знал хорошо своей матери и свекрови.
— Вздорная и капризная старуха, вот она кто! — злобно проговорила Маша, стоя одна посреди большой и неуютной комнаты, отведенной им с Женей.
— Маня, ты тут? — В комнату зашел Евгений. — Как тебе наметившиеся гости? Понимаешь, мама это делает специально для нас, полагая, что нам просто необходима компания на лето… А мне этот Леонид даже понравился. Приятный мужик, не находишь?
— Не нахожу! — к удивлению Жени Маша выкрикнула это почти истерично. — И вообще, что это за манера решать за всех? Мне, например, ни в какие гости, тем более к абсолютно незнакомому человеку, не хочется… Может, он и не торговец вовсе, а… а какой-нибудь бандит?!
— Бандиты не такие. — Женя примирительно рассмеялся и, подойдя к жене, нежно и сильно обнял ее. — Дурочка… Маленькая глупая дурочка…
Маша издала легкий стон и ткнулась носом в грудь мужа, ощущая, как он зарывается губами в ее волосы на затылке.
— Ты не понимаешь, — пробормотала она, — ты ничего не понимаешь, давай не пойдем в эти дурацкие гости, а?
К своему удивлению, Евгений почувствовал, что Маша вся дрожит.
— Марусь, ты что, с ума сошла? — Женя отстранил жену от себя и крепко взял ее за плечи. — Сама же ноешь, что мы с тобой весь год не вылезаем на люди, а как только такая возможность появляется — так тебе идти не хочется! Нет уж, голубушка, никаких капризов и конфликтов на пустом месте! Кроме того, меня сейчас волнует совсем другое…
— Что именно? — Маша хмуро посмотрела на мужа.
— С чего это мама решила ночевать в кабинете? А вдруг она… ну, чувствует…
Он смущенно отвел взгляд от Маши и отошел.
— Что — чувствует? — не поняла она.
— А что можно чувствовать в ее возрасте?! — Евгений внезапно разозлился на ее недогадливость.
— О Господи… — пробормотала она. — Ну почему я влюбилась в тебя, а не в Володьку, например? Он, по крайней мере, не помешан на своей мамочке, как ты!..
Больше за весь вечер они не сказали друг другу ни слова.
Женя бы, вероятно, очень удивился, услышав, о чем говорят Володя с Эльвирой у себя в комнате. А их разговор так напоминал только что вспыхнувшую ссору Маши и Жени.
— Ну и ну, — устало протянула Эля, укладываясь в постель после горячей ванны. — Нет, все-таки мать — деспот…
— Есть немного, — легко согласился Владимир, вытаскивая с бельевой полки распахнутого шкафа свое любимое желтое полотенце: ванну он принимал всегда последним в доме, чтобы не спешить и не мучиться от мысли, что кто-то ждет-не дождется, когда он ее освободит.
— Хотя она, конечно, уверена, что заботится о нашем же благе, чтоб мы тут со скуки все не перегрызлись за лето… Кстати, как тебе этот Леонид? Мне что-то не очень, чисто интуитивно…
Эля немного помолчала, потом кивнула:
— Пожалуй, и мне не очень… Знаешь, такое чувство, что я его где-то видела раньше… А вспомнить где не могу…
— Надеюсь, не на скамье подсудимых, — фыркнул Владимир, направляясь в ванную.
Эльвира ничего ему не ответила.
4
Как это обычно бывало во время периодически мучивших Нину Владимировну бессонниц, проснулась она, словно от толчка, внезапно и сразу, в полной темноте, с мучительным ощущением потери чувства времени.
Некоторое время генеральша лежала неподвижно, чутко вслушиваясь в глубокую сонную тишину дома, прежде чем слегка шевельнуться на прохладных чистых простынях. Вопрос о том, сколько сейчас времени, почему-то всегда казался ей необыкновенно важным в такие вот ночи. Благодаря тяжелым портьерам, всегда плотно сдвинутым, темнота в кабинете была почти абсолютная в отличие от ее собственной комнаты.
Нина Владимировна и сама не знала, почему ей сегодня вдруг захотелось переночевать здесь — в комнате, где так тщательно сохранялся и оберегался дух ее покойного мужа. В прежние годы она не делала этого никогда. Но в бессонные ночи, подобные нынешней, если они настигали ее здесь, в особняке, она каждый раз, поднявшись, непременно стараясь ступать и двигаться как можно тише, дабы не разбудить Нюсю, спящую в столовой, прокрадывалась сюда, в кабинет — так, словно была не хозяйкой особняка, а злоумышленником, пробравшимся в него с тайной целью…
Выключатель находился сразу у входной двери, она нажимала его, один из рожков пятилепестковой люстры вспыхивал, давая ровно столько света, сколько ей требовалось. Плотные портьеры не позволяли увидеть свет снаружи, поэтому и были по распоряжению генеральши всегда плотно задернутыми. Но сейчас это оказалось совсем некстати, поскольку сориентироваться в полной темноте Нина Владимировна была не в состоянии.
Конечно, можно было медленно и долго пробираться к дверям на ощупь, держась за стены и мебель. Однако диван, на котором ей сегодня постелила Нюся, стоял практически рядом с окном. И Нина Владимировна решила, что куда разумнее раздвинуть портьеру, а уж после, впустив в комнату наверняка достаточно яркий лунный свет, добираться до выключателя.
Она на удивление легко села посреди взбитых подушек, опустила ноги на пол и, поднявшись, лишь успела протянуть руку к портьерам, как вдруг услышала совсем рядом этот протяжный тихий то ли всхлип, то ли вой. Было это до такой степени жутко и неожиданно, что обомлевшая генеральша так и замерла во тьме — с рукой, протянутой в сторону окна. И она не сразу сообразила, что звук раздается все-таки не здесь, в кабинете, а за стеклами, и слышен так ясно и отчетливо потому, что в отличие от аккуратной и ответственной Гали жена поселкового охранника, готовившая дом к их приезду, оставила открытыми огромные тяжелые фрамуги…
Трусихой Нина Владимировна не была никогда, в сверхъестественные явления тоже не верила, поэтому в себя пришла довольно быстро. Только сердце, получившее толчок от первоначального испуга, все еще продолжало биться тяжело, почти с болью, словно стремилось вырваться из хрупкой тесноты ее груди… Кто мог плакать и уж тем более выть глубокой ночью под окнами генеральского кабинета, выходившими на соседский сад?!
Она мельком подумала об издохшем год назад от старости любимом псе, после которого не решалась взять другую собаку, и вся обратилась в слух. Медленно, словно это движение могло быть услышано с другой стороны, она вновь протянула руку в сторону окна и слегка отвела одну из портьер. Как раз в этот момент тишина за окном опять нарушилась. На этот раз говорил мужчина.
