Марина Туровская - Серый ангел
— Я была в зоне. — Анна ответила тихо. — Но не заключенной. Можно я пока не буду об этом рассказывать?
Я и сама пожалела, что начала разговор.
— Извини, Анна, была не права. По коням, мальчики. Кирилл, твоя очередь вести машину.
Я подняла руку, приглашая официантку для расчета. Та неожиданно мило улыбнулась, взяла со стойки маленький подносик и подошла к нашему столу. На подносе стояла одинокая рюмка коньяка.
— Это наш хозяин вашей Анне преподносит в знак уважения.
Анна взяла рюмку, улыбнувшись, сделала первый глоток.
— А чего лимончика недодали? — проявил знание этикета Толик.
— Такой коньяк лимоном не портят, — весело ответила Анна и сделала второй глоток.
Интересно, пластиковая посуда в цветочек ей в новинку, а о дорогих коньяках она имеет понятие. Проверив счет, я расплатилась с официанткой, точно высчитав пять процентов чаевых.
— Заезжайте к нам еще раз. Так приятно с интеллигентными людьми пообщаться, — радостно прощалась с нами «девушка».
Это Толик интеллигентный? Моего брата у нас дома зовут Толян-грубиян и льстят. На самом деле он не только грубит, он орет, выясняя отношения, и часто лезет в драку.
Я посмотрела на официантку, но она видела только Анну, допивающую коньяк.
— Спасибо, — сказала Анна бармену и официантке. — Коньяк мягкий, букет изумительный.
Она встала, положила бумажную салфетку около тарелки.
— Я готова ехать.
Когда мы выходили из кафе, нам вслед смотрели все без исключения. И на лицах были улыбки папаш, провожающих дочурку в первый класс. «Дочуркой» была не я.
Наверное, штука — это мало за доставку подобного чуда природы. Может, плюнуть на деньги и попросить любого шофера, едущего в сторону Урала, довезти попутчицу? Ведь никто не откажет…
Поздно… Кирилл смотрел на Анну с видом старшего брата. Но это ладно. Толик держал перед Анной входную дверь! Толик, мой сводный брат, который придерживал дверь только перед моей мамой, надеясь на очередные деньги в долг!
Ой, не к добру этот Версаль. Отказываться надо было утром…
Искомую для ночевки деревню мы смогли обнаружить только в половине двенадцатого ночи.
В сумерках уходящего незакатного лета деревня, всего в семи километрах от основной трассы, отличалась открытостью и размахом. Дома здесь отстояли друг от друга непривычно дальше, чем положено. Сам дом, как мини-крепость — широкий, высокий, часто в два этажа. И длинный, у каждого за дальней стеной пристроен скотный двор, чтобы в зимнюю стужу дом обогревал животных, а они дом. Отдельно стояли баньки и амбары. И никаких ворот и заборов, только огороды огорожены слегами или высокой оградкой от глупых овец или жадных свиней. А чего? Земли вдоволь, какой-нибудь резной столб, а то и дерево служили межой. А попробуйте в снежные зимы откапывать ворота каждый день или по весне разгребать сугробы у заборов, чтобы земля быстрей прогрелась! Здесь этого не надо.
Добудиться до жителей удалось минут через десять. Стучали сразу в два дома, для улучшения результата. В одном испуганный мужичок все время спрашивал через дверь: «Чо, чо, чо случилось?»
В другой избе отворилось окно, женщина в халате и кофте вывалилась наполовину наружу и обложила нас таким матом, что Толик, с ходу могущий перематерить личный состав районного вытрезвителя, куда он регулярно попадает два раза в год на собственный день рождения и на Пасху, восхищенно посмотрел на тетку и попросил повторить. Тетка смягчилась от похвалы и выслушала нас.
Что в одной, что во второй избе нас синхронно послали… на хутор.
В конце деревни, на границе с лесом, раскинулся хутор — огромное хозяйство. Да и здесь забор был редкий.
Хозяйка, крепкая пожилая женщина, как будто ждала нас. Мы подъехали к ограде, когда она вышла из дома и оттащила в сторону створку длинных невысоких ворот. По территории бегали и бесновались две здоровенные овчарки, всласть облаивая нашу машину. Сдерживала их цепь, прикрепленная к толстой проволоке.
— Много вас, — недовольно сказала хозяйка. — Придется по двое в кроватях умещать.
Собаки заливались лаем, соревнуясь между собой в преданности хозяйке.
Толя высунулся из окна.
— Куда машину ставить?
— За дом заезжай, там площадка забетонированная.
Она обернулась к псам.
— Цыть, собачье отродье! Уши от вас позакладывало. Цыть!
Площадка за домом оказалась не просто бетонной, но и с навесом. Здесь приткнулись синие «Жигули», что для глухой деревни равно хорошей иномарке, и мини-трактор. Для моей «табуретки» тоже места отказалось достаточно.
Я выпрыгнула на землю. Яркий фонарь освещал пространство перед домом, все остальное растворялось во мраке. Лес стоял черной стеной. Очень красиво… и жутко.
Сбоку от площадки сушилось белье на веревках. Немного, и в основном женское. Хозяйка, поглядывая на нас, начала снимать белье. Мне стало любопытно, и я, чтобы не кричать в гулкой тишине, подошла к ней ближе.
— Одна живете?
Я рассматривала женщину, она — меня.
— Когда как. Круглый год работники нанимаются. Иногда оставляю кого-нибудь из них, кто понравится, тело потешить.
Женщина говорила не смущаясь. Вот бы мне так.
Хозяйка застегнула на своей теплой кофте пуговицы.
— Холодает к вечеру. Чего не спрашиваешь, сколько за постой возьму?
— Сколько?
— По пятьдесят рублей. Дорого, конечно, но я чистое белье постелю. Ужинать будете?
— Будем.
Оранжевый голос обрадовался: «Пустячок, а приятно. В любом мотеле расценки начинаются с двухсот рублей». «А не нравится — жмись в машине», — добавил зеленый голос номер три.
Я доставала из сумок пиво и продукты, Кирилл перекладывал в сумку оружие. Толя оглядывался и мялся. Хозяйка перехватила его ищущий взгляд.
— Гостевой нужник у меня вон там. — Хозяйка махнула в сторону леса. — Если по-маленькому, то лучше за ограду.
— Далековато.
— А в свой пускать брезгую. Да и нечего по двору ходить, собак моих беспокоить, злые они очень. Вдруг сорвутся и откусят чего-нибудь жизненно важное?
Последней из машины вышла Анна. Хозяйка ойкнула, глядя на нее.
— Вот это да… И откуда взялась такая краля?
Анна тихонько улыбнулась.
— А у вас сеновал есть?
— Есть, конечно.
— Тогда покажите после ужина ребятам, где матрас лежит, пусть на сеновал отнесут, я там спать буду. Можно?
— Можно, если мышей и ужей не боишься.
— Не боюсь.
Ребята на их разговор внимания не обращали. Как-то само собой подразумевалось, что Анна глупостей не скажет и не сделает.