Екатерина Гринева - Ночной гость, или Бабочка на огонь
Он взял высокий стеклянный кувшин, куда налил горячий чай, две чашки, поставил все это на поднос и пошел наверх.
Через несколько минут спустился и кратко бросил:
– Пойдемте!
– Куда идти-то? В поднебесье?
Он посмотрел на меня с улыбкой, которая, впрочем, почему-то быстро пропала:
– Почти!
Пять лет тому назад…
Последний год учебы в институте запомнился мне тем, что я вдруг оказалась в странном одиночестве, чего никак не ожидала. За плечами была пара пустых романчиков, подруг у меня не было, и вечера я проводила в основном дома. Неожиданно я стала домоседкой – поневоле. Особой душой компании я никогда и не была. Но первые три курса были хотя бы изредка наполнены вечеринками, походами в кино и кафе. Оборвалось все это ближе к четвертому курсу. Многие девчонки повыскакивали замуж или обзавелись постоянными бойфрендами и откололись от студенческой жизни. К пятому курсу я уже осталась фактически одна и проводила вечера дома, играя в компьютерные игры.
Дядя Веня, как я его называла, пожаловал без звонка, без уведомления. Обычно перед приездом он всегда звонил. Примерно раз в месяц он приезжал ко мне и давал краткие наставления насчет моего житья-бытья, попутно интересуясь: чем я живу и что делаю. Я старалась поскорее закончить эти разговоры, так как похвастаться мне было нечем. А выслушивать лишний раз нотации – недосуг.
Поэтому, увидев его в глазок, я обреченно выдохнула:
– Опаньки, – и почему-то пригладила волосы.
Открывать дверь мне не хотелось, но я услышала твердый Венин голос:
– Ева! Открывай!
Я распахнула дверь.
Веня был, как всегда, подтянут и свежевыбрит, от него приятно пахло мужским одеколоном. Ему было сорок пять или сорок шесть лет. Ежик волос, цвет – «соль с перцем» – и умные карие глаза.
– Дрыхла? Непохоже…
– Сидела за компом, – призналась я.
– Глаза усталые, покрасневшие. Не доведут тебя до добра эти посиделки. Чем еще занимаешься? – Дядя Веня бросал эти вопросы отрывистым кратким тоном, раздеваясь на ходу. Он ловким движением сбросил куртку и повесил ее на вешалку. – Еще и неряха. – И он провел пальцем по полочке, на которой стоял телефон. – Развела пылищу! Я бы свою Ларису за такую пылюку за Можай загнал бы.
– Это случайность, – пробормотала я. – Так получилось… Везде убралась. А здесь забыла.
Веня прошел в маленькую кухню и критическим взглядом осмотрел ее, задержавшись на посуде, сваленной в раковину. Посуду я не мыла уже три дня. Сама не знаю, почему: просто складировала тарелки – и все, отодвигая это дело на «завтра». А «завтра» все так и не наступало.
Веня промолчал, только тяжело вздохнул.
– Так и живешь? – подытожил он.
Я кивнула, хотя в горле у меня встал комок и душили слезы. Он мгновенно понял мое состояние и резким рывком привлек меня к себе.
– Ну-ну, маленькая, не надо. Ты знаешь, какой сегодня день?
Я кивнула.
– Думал заехать к тебе, посидеть. Извини за выволочку. Я, кстати, водочку привез.
– У меня тоже есть.
– Выпиваешь?
– Иногда, – вспыхнула я. – Но очень редко.
– А вот этого делать совсем не надо. Женский алкоголизм, как ты знаешь, неизлечим. И нянькаться с тобой по этому поводу я не стану. Выпорю, несмотря на возраст, и все. – Взгляд его стал жестким. – Все поняла? Ладно, давай помянем. Чем гостя кормить-то будешь? Или у тебя есть лишь «классика холостяка»: яичница с колбасой?
Стыдно признаться, но именно этот набор и присутствовал в моем холодильнике. Ну, еще сыр.
– Есть копченая колбаса и сыр.
– И яйца?
– И яйца.
– Тогда голодным я точно не останусь, – улыбнулся Вениамин. – С тобой не пропадешь. – И он заговорщически подмигнул мне.
– Так еду готовить или нет?
– Приготовь. Только немного. Я же много не ем, ты знаешь.
Я кивнула. Несмотря на то, что Веня был скорее плотным, нежели худым, ел он действительно мало, и жена Лариса часто называла его «малоежкой». Он не обижался, только издавал краткий смешок, больше похожий на фырканье.
– Одно яйцо. Половинка ломтика колбасы и бутерброд с сыром, – отрапортовала я. – Сгодится?
– Угу. – Он сел за стол и слегка пристукнул по нему кулаком. – Что ты собираешься делать? – без всякого перехода спросил он.
Я как раз доставала два последних яйца из холодильника. Услышав вопрос, я невольно вздрогнула, и одно яйцо упало на пол, разлившись по нему ярко-оранжевой лужицей.
– Еще и руки из одного места растут, – припечатал он.
Я присела на корточки и посмотрела на него, закусив губу:
– Так получилось!
Но в душе моей зрела обида. И Вениамин, видимо, это почувствовал.
– Ладно. Замнем. Считай, что я неудачно пошутил.
– Очень неудачно!
– Все бывает. А твоя расхлябанность приводит меня в отчаяние. Все-все! Не буду. Перегнул палку.
Примерно раз в месяц Веня появлялся у меня в квартире и устраивал мне очередной разнос. Самое главное, что я никогда не знала, в какой именно день он придет, и поэтому не могла предвидеть его появления и приготовиться к нему заранее. Эти «кавалерийские наскоки» заканчивались моим полным разгромом и апеллированием – с его стороны – к тому факту, что я должна наконец-то стать дисциплинированной и взять себя в руки. Я кивала, соглашалась, и все шло по-прежнему. Ни шатко ни валко. Я тянула лямку учебы в институте, но кем я хочу работать, я просто не представляла себе. Да и, честно говоря, мне было все равно. Ни амбиций, ни планов… Просто работа со средней зарплатой.
Когда яичница из одного яйца была готова, я села за стол и подперла щеку рукой.
– Сидишь, как моя Лариса, – пошутил дядя Веник. – Так же любит – сидеть и смотреть.
Он ел быстро, аккуратно и почти бесшумно.
– Давай выпьем за… твоих. – Он достал из пакета, который принес с собой, бутылку водки.
– Давайте…
Я принесла два стакана, и он налил водки. Себе – половину, и мне – тоже.
– Закусывай, – и он придвинул ко мне тарелку с ломтиками сыра. – Не стесняйся.
– В своем доме я не стесняюсь, – усмехнулась я.
– И то славно. – Вениамин помялся и сказал: – Твои родители… – и замолчал.
Я опустила голову.
– Вечная им память! – закончил он и залпом выпил водку.
Я понюхала, отпила из стакана два глотка – и заплакала.
Веня торопливо погладил меня по голове и пробормотал глухим голосом:
– Ну, не надо. Не надо… Все, давай на этом закончим…
Я вытерла слезы тыльной стороной ладони:
– Все. Не буду больше.
Вениамин резким движением поднялся с табуретки и пошел в комнату. Этого я и боялась больше всего. В комнате я не убиралась уже несколько дней подряд; даже кровать застелила кое-как, и кусок простыни виднелся из-под покрывала. Возле компа на столе стояли три чашки. Мне было лень их мыть, я брала чистую чашку и наливала туда кофе из джезвы. В одной чашке сморщился на донышке засохший пакетик чая. На стуле валялась одежда, сброшенная мною кое-как, второпях…
