Анна Дубчак - Рыжая легкого поведения
Сара была в черном. Вечно молодая, с движениями кошки и взглядом хищницы, красивая и все еще соблазнительная, она прекрасно знала себе цену и, быть может, поэтому последний год сторонилась мужчин вообще. «Не могу найти себе подходящего партнера», – каждый раз при встрече жаловалась она Наталии. Ее тщательно накрашенное лицо с алыми губами и глазами, изменчивыми как александрит, напоминало Наталии маску: настолько неестественна была ее красота. И только волосы, живые и блестящие, темно-каштанового цвета, уложенные в крупные кольца, напрочь отметали всяческие подозрения относительно парика – они были ее гордостью.
– Ты что-нибудь хочешь?
– Минеральной воды, желательно без газа. – Сара села в кресло и достала из сумочки еще одну ампулу с розовым маслом. – Как же погибла твоя подруга?
– Она упала с крыши, где ужинала со своим приятелем… Вернее даже, женихом по фамилии Гуров. Его нашли с простреленной грудью на крыше. Предполагают, что его убила Полина, потому что на пистолете обнаружены отпечатки ее пальцев. Все выглядит так, словно она выстрелила в него на крыше в тот момент, когда находилась на самом ее краю. Полину отбросило выстрелом назад, она оступилась и сорвалась. Ужасная смерть…
– Не расстраивайся, она умерла, не долетев до земли…
– Откуда ты знаешь?
– Ниоткуда. Просто чувствую.
– А что это за ампула?
– У меня нашлась еще одна, и я хотела отдать ее ей. Она мне очень понравилась. Сильная и волевая женщина, которая знает, что хочет от жизни. Но я не позавидовала бы ее жизни…
– Ты что-нибудь знаешь о ней?
– Мне кое-кто рассказал, чем она занималась в Москве.
– И кто же этот «кое-кто»? – разозлилась Наталия. Она терпеть не могла сплетен.
– Не нервничай. Просто они работали на пару. Ты ее не знаешь. Она была у меня всего однажды и как раз тогда, когда вы с Полиной нежились в солярии. Она просто удивилась, увидев ее здесь, поскольку сама оказалась в нашем городе случайно – сопровождала своего клиента и еле вырвалась из гостиницы, чтобы привести себя в божеский вид. Ведь мужчины по большей части скоты. Это надо признать.
– Я не поняла, кто с кем работал в паре?
– Она с Полиной. В «Метрополе», в Москве.
– Но зачем ей было говорить об этом с тобой?
– Разве ты не знаешь, что людям нравится со мной разговаривать? Я умею слушать, а это тоже дар.
– Кажется, по телефону ты сказала, что можешь что-то рассказать про Полину. Что именно?
– Я видела ее с молодым мужчиной. Он был божественно красив. Ты знаешь, как я стала относиться к мужчинам, но этот – просто сказка. Породистый, царских кровей…
– А что он делал в твоем салоне?
– Ничего. Ровным счетом ничего, просто приехал за Полиной и увез ее.
Я, если честно, подумала тогда, что красивые мужчины почему-то предпочитают некрасивых женщин. Впрочем, этому можно найти элементарное объяснение: они видят мир через призму собственного эго. То есть судят по себе: если ты, скажем, красив и изменяешь своей жене или любовнице благодаря своей внешности, то, значит, и красивая жена будет пользоваться бешеным успехом у мужчин и, естественно, будет тебе изменять. Поэтому ради спокойствия они выбирают дурнушек.
– Ты хочешь сказать, что Полина была дурнушкой?!
– Нет, конечно. Она была уродиной, но потрясающей уродиной, шикарной… Ее, как ни странно, не портили широко посаженные глаза и большой, как у лягушки, рот.
– Прекрати! Я не могу тебя слушать. Ты, наверное, забыла, что эта самая Полина лежит сейчас в морге… – Наталия схватилась за сигарету: она всегда взрывалась, когда чувствовала, что планка Сариного цинизма превосходит допустимый уровень. А этот самый уровень она чувствовала инстинктивно, до боли в сердце.
– Прости. Но я просто стараюсь быть объективной.
– Неправда, ты позавидовала Полине в тот вечер, когда увидела ее в обществе роскошного, как ты говоришь, «породистого» мужика. А ведь она действительно в то время переживала свои самые счастливые минуты. Она собиралась за него замуж.
– Но почему-то убила. Значит, было за что.
– Я тоже так думаю. Не иначе как он ей что-то сказал. Или, но это уже из категории абсурда, на крышу поднялся кто-то третий. Ну да чего гадать… Надо действовать. Ты мне лучше расскажи про мазь.
– «Флоретин», как сказал Фиалковский, – мазь, способствующая заживлению ран.
– Огнестрельных? – сорвалось с языка Наталии.
– Просто ран. Я не специалист. Ты просила, я узнала и приехала к тебе, чтобы это сказать. Но мазь очень дорогая, ею пользуются в основном в военных госпиталях, правильно, для скорейшего заживления огнестрельных и резаных ран и после операций…
«Военные госпитали… Огнестрельные раны… Значит, Гуров смазывал этой мазью свою рану… Ну и что дальше?…»
Глава 4
НОЧНОЙ ЗВОНОК С БАХМЕТЬЕВСКОЙ
Главное – вовремя вернуться домой. До мужа.
Вера стояла в парке возле условленной скамейки и старалась незаметно посматривать по сторонам. Мысли в ее голове спутались, как нити разных клубков, и в конечном счете завязались в тугой узел противоречий. Если бы ей неделю тому назад кто-нибудь сказал о том, что к ней подойдет этот мужчина, она бы горько усмехнулась: и возраст не тот, и внешность, да и прикид. Но он подошел, оценил ее редкую красоту («русскую красоту», как говорил ее муж), ее длинную русую косу, ладную женственную фигуру и новое итальянское шелковое платье. Подошел и сказал такое, от чего она моментально покраснела. Муж не говорил ей такие вещи никогда в жизни, он был еще более закомплексованным, чем она. Особенно в таких вопросах. А ведь ей уже тридцать пять, и возраст берет свое. Вернее, не может взять свое в силу определенных обстоятельств. Во-первых, однокомнатная квартира, в которой кроме супружеской кровати стоят две детские, во-вторых, муж, которого ничего, кроме его научных разработок в области сортов твердой пшеницы, не интересует…
Мужчину звали Михаилом. Он подошел к ней на остановке, недалеко от ее дома, и долго смотрел на нее, пока она не спросила, что ему надо. Но она спросила мягко, с естественным для этой ситуации недоумением в голосе и даже улыбнулась при этом, в то время как у мужчины взгляд был очень жесткий и властный. Это был взгляд настоящего мужчины. И он покорил Веру, проник в самое сердце, которое учащенно билось; кровь прилила к щекам и забурлила по всему телу, смутно вызывая желание. Как давно она не испытывала ничего подобного…
Она даже не могла вспомнить, о чем они говорили. Ни о чем. Затем подъехал ее автобус, они расстались, но он успел назначить встречу.
И вот теперь она стояла у скамейки под старой липой и смотрела, как минутная стрелка ее позолоченных часиков приближается к двенадцати: скоро семь. Что они будут делать, когда встретятся? Куда пойдут? О чем станут говорить?
