Валентина Мельникова - Камень любви
— Глянь! Перстень явно принадлежал немцу. А вдруг самому Герману Бауэру? Не зря же мы его сегодня вспоминали? — И заглянул ей в глаза. — Нет, что-то с тобой не так. Сейчас прикажу отвезти тебя в лагерь. А мне нужно остаться. С Федором поговорить. Помнишь, мы его на переправе подобрали?
Татьяна кивнула. Разве она могла забыть Федора? Но только и вправду почувствовала себя плохо. И все же нашла в себе силы спросить:
— Как он? Работает?
— Я его бригадиром поставил. Толковый мужик, ответственный!
Анатолий вскочил на ноги, подал ей руку. Заметил смущенно:
— Не обращай внимания, если я ругаюсь или кричу немного. Не поверишь, тут словарь сужается до десятка слов: «начали», «курить», «еще час ударной работы» и «убирайте мусор». Причем после команды «Убирайте мусор!» народ, наплевав на все святое, мигом пытается сбежать. Вот тут бригадир и нужен. Иначе все инструменты побросают как попало и смоются в лагерь или на речку…
И снова посмотрел на нее с беспокойством.
— Что случилось? Такое впечатление, что я говорю, а ты не слышишь! Может, вернешься к Таис? Отдохнешь, соберешься с духом.
— Нет-нет, — отказалась она. — Я лучше здесь останусь. Быстрее привыкну к жаре и лагерной жизни.
— У нас до пяти вечера обеденный перерыв, а потом до девяти — снова в поле. Если хочешь, побудь это время в камералке, посмотри первые находки, которые подняли из раскопа.
— А можно мне зарисовать перстень? — спросила Татьяна. — Очень интересная работа!
— Конечно, — обрадовался Анатолий. — Фотоснимок все равно не передаст деталей. А если сделаешь его в цвете, то тебе цены не будет!
— И получу за это банку сгущенки? — улыбнулась Татьяна.
— Нет, взамен получишь мою любовь и уважение, — Анатолий быстро отвел взгляд, но сердце ее забилось и того быстрее. — Смотри, у него ступенчатая огранка. Она так и называется — изумрудная. В древнейшие времена изумруды в основном добывали в Египте, в копях Клеопатры. Возможно, и этот камешек египетский, привезен из крестовых походов.
Анатолий повертел перстень в руках, словно что-то прикидывая.
— Знаешь, — взгляд его стал задумчивым, — этот камень не терпит лживых и злобных людей — им он приносит несчастье. А еще говорят, что изумруд укрепляет здоровье, продлевает жизнь и вообще нейтрализует любой негатив. Его нужно пристально и подолгу разглядывать, дескать, в нем отражается все тайное и видится будущее. Словом, замечательный камень!
— Ты и в камнях разбираешься? — Татьяна в веселом удивлении всплеснула руками.
— Ровно столько, сколько нужно в моей профессии, — ответно улыбнулся Анатолий и поднес перстень к глазам. — Удивительное дело, что камень вообще сохранился! Очень он нежный на самом деле. А этот пожар пережил, не потускнел, не потрескался.
Он осторожно вернул перстень в пакетик.
— Что ж, с первой значительной находкой нас. Дай бог, не последней!
— Здравствуйте, — раздалось за спиной, — можно посмотреть?
Татьяна вздрогнула и оглянулась. Федор! Легок на помине.
А тот уже опустился на корточки рядом с Анатолием, взял у него пакетик с перстнем. Осмотрел с мрачным видом и покачал головой.
— Знатная находка! Нетипичная!
— Судя по надписи, перстень принадлежал немцу, — сказал Анатолий.
— Не скажите, — усмехнулся Федор. — Многие из окружения Петра Первого носили такие перстни. Тайное Братство Белого Льва. О нем мало что известно, но по своему влиянию оно не уступало масонам.
— Братство Белого Льва! — шлепнул себя по лбу Анатолий. — Как я упустил? Голова льва, надпись… Выходит, перстень принадлежал кому-то из важных особ, близких к Петру? Он ведь тоже был членом Братства?
— Слухи эти ничем не подтверждены, — Федор чиркнул зажигалкой и прикурил сигарету. — Но хозяином перстня, тут я с вами согласен, мог быть кто-то из сподвижников Петра Первого.
— Мирон Бекешев или Герман Бауэр…
— Герман Бауэр?
Татьяне показалось, что Федор насторожился.
— Ну да! Мирон Бекешев, воевода Краснокаменского острога, был некоторое время приказчиком на Абасуге, затем его сменил Бауэр. Оба — люди Петра Первого.
— Вам лучше знать, — усмехнулся Федор и поднялся на ноги. — Я сегодня подежурю на раскопе.
— Я и сам хотел просить вас подежурить ночью, — сказал Анатолий и тоже поднялся на ноги. Пожал широкую ладонь бригадира. — Распоряжусь, чтобы ужин вам доставили на раскоп.
— Вечером не ем, — отрезал Федор, — а чай и сам вскипячу на костре. Есть у меня котелок и заварка.
— Ну смотрите! — пожал плечами Анатолий. И подал руку Татьяне. — Поедем в лагерь?
Федор смерил ее взглядом, усмехнулся.
— Гляжу, с костылями расстались?
— А вам что за дело? — неожиданно рассердилась она. — Рассталась и рассталась! Вас это волнует?
— Абсолютно не волнует! — Федор прищурился. — Простите за бестактность! — и, кивнув, направился в сторону раскопа.
Отчего-то вдруг от этих слов, несмотря на вполне корректный тон, в воздухе вновь повисла тревога. Словно колючий осенний ветер забрался под легкую рубаху и прошелся по телу неприятным ознобом. Татьяна посмотрела на Анатолия и поняла, откуда взялась тревога. Его глаза. Они были холодными и немного грустными.
— Что ты на него взъелась? — Анатолий покачал головой. — Об этом сегодня не один Федор спросит. Таково уж племя человеческое. И всем будешь дерзить?
— Прости, — Татьяна виновато улыбнулась. — Почему-то он меня раздражает! Есть в нем что-то такое… Не знаю, как объяснить…
— Брось! — Анатолий обнял ее за плечи. Взгляд его немного повеселел. — Нормальный он мужик. Толковый! Посмотри, какой у него порядок на раскопе. Муштрует школяров — будь здоров!
— Прости, — повторила Татьяна. — Наверно, я плохо разбираюсь в людях. Тебе виднее.
Помолчала мгновение, оглянулась на раскоп и перевела взгляд на Анатолия.
— Пожалуй, я сегодня точно поработаю в камералке. Зарисую перстень, может, еще на что сгожусь…
Анатолий засмеялся и снова обнял ее за плечи. Похоже, ему это нравилось. Впрочем, она ничего не имела против.
— Правильно ты решила. Ольга Львовна мигом займет тебя работой. Особенно, если узнает, что ты профессиональный художник. Она — женщина строгая, но добрая. Думаю, у тебя получится найти с ней общий язык. Но предупреждаю: это очень и очень непросто!
Татьяна не успела ответить. Над березовой рощей, над рекой, над синими сопками поплыл почти колокольный звон. Это в лагере кто-то принялся методично бить в обрубок железного рельса, висевший рядом с полевой кухней.
И тотчас раскоп огласился радостными криками, ожил, поднялась суета, и в мгновение ока шумная, потная, успевшая загореть до черноты археологическая братия снялась с места и наперегонки бросилась к реке.
