Татьяна Корсакова - Ведьмин клад
Шум наверху стих. Теперь тишину нарушало лишь гулкое биение ее собственного сердца. Для надежности Настя еще немного подождала и только потом отважилась зажечь спичку. В неровном слабом пламени многого разглядеть не удалось. Только холщевую сумку на каменном полу и рядом – медальон, прощальный подарок матушки Василисы. Настя успела поднять медальон за секунду до того, как огонь больно лизнул пальцы.
Думать о том, что же случилось там, наверху, было страшно, но намного страшнее было думать о том, что ждет ее саму. Настя повесила медальон на шею, зажмурилась, зашептала слова молитвы.
Молитва помогла, руки перестали дрожать, а мысли разбегаться. Так, спичек у нее – коробок. С одной стороны, это много. А с другой – сколько горит одна спичка? Секунд двадцать‑тридцать? Надо что‑то придумать, найти что‑то такое, что горело бы подольше, чем спичка. В голову приходил только один вариант – юбка. Если порвать ее на лоскутки и поджигать их по очереди, то, возможно, удастся хотя бы сориентироваться в этом жутком месте.
Из кармана телогрейки Настя достала складной ножик, подарок сестры Таисии. Ножик был тупой, но для ее целей сгодится и такой. Она надрезала подол юбки, с силой дернула за края – ветхая ткань громко затрещала. Через пару минут кропотливой работы от юбки остались только разнокалиберные лоскутки, которые Настя бережно сложила в торбу. Рука нашарила в торбе не то альбом, не то большую книгу, и в голове сразу же родилась крамольная мысль, что бумага тоже горит, но она прогнала мысль прочь. Сестра Василиса просила передать книгу Игнату Морозову, и было совершенно ясно, что вещь эта значит для нее очень много.
– Только в самом крайнем случае, – сказала Настя шепотом и чиркнула спичкой.
Шерсть занялась не хуже бумаги. Ткань горела быстро, но света от нее было все же побольше, чем от спички. Настя подняла голову вверх и тихо застонала. От мысли, что удастся выбраться из подземелья тем же путем, которым она сюда попала, пришлось отказаться. Люк был слишком высоко, метрах в двух над головой – не допрыгнешь. В слабой надежде, что можно подняться по стене, она потрогала каменную кладку. Ни выбоин, ни выступов, ни сколов – ничего такого, за что можно было бы уцепиться. Настя обошла свою темницу по периметру и уже не застонала, а завыла в голос. Выхода не было – кругом только почерневшие от времени и сырости стены. Она оказалась замурованной в гигантском каменном колодце…
Паника накрыла с головой, в одночасье превратила из цивилизованного человека в обезумевшее от страха животное. В кромешной темноте Настя ползала по холодному полу, обламывала ногти о замшелые камни стен и выла… Она уже не боялась, что сверху кто‑то сможет ее услышать, наоборот, желала этого всем сердцем. Пусть услышат, пусть достанут ее отсюда. Что бы ни ждало ее там, наверху, все равно это намного лучше, чем быть заживо погребенной. Настя кричала так, что сорвала голос. Ее никто не услышал…
Истерика лишила последних сил, притупила чувства. Пол в колодце больше не казался таким уж холодным, голова сама склонилась на холщевую торбу.
Ей снилась матушка Василиса. Во сне она выглядела совсем по‑другому – моложе, торжественнее и добрее.
– Настасья, не спи, – сказала она строго. – Ты не должна спать, ты должна идти, исполнить мою последнюю волю.
– Куда идти? – прохрипела Настя, во сне у нее, оказывается, тоже был сорван голос. – Это же западня! Отсюда нет выхода!
– Выход есть всегда, – матушка Василиса улыбнулась, – просто, чтобы отыскать его, нужно приложить силу.
– У меня нет больше сил.
– Есть, вставай! – монахиня погладила ее по щеке. Рука ее была холодной и скользкой. Настя закричала…
Она проснулась от собственного не крика даже, а хрипа, схватилась обеими руками за лицо и в ту же секунду вспомнила про спички.
В неровном пламени горящей тряпицы Настя разглядела жабу, точно такую же, как видела в погребе. Жаба таращила на нее выпученные глаза и нервно раздувала защечные мешки. Настя провела пальцем по скользкой, бородавчатой спине. Сейчас жаба не вызывала у нее никакого омерзения. Еще одна живая душа в этом страшном застенке.
Наверное, жаба думала иначе, она издала громкий булькающий звук и отпрыгнула к стене. Тряпица погасла. Когда Настя зажгла следующую, жабы уже не было, зато в стене, почти у самого пола, обнаружилась дыра. Не слишком большая, но просунуть в нее руку можно было запросто. Из дыры тянуло сыростью, пламя от тряпицы нервно заколебалось. Настя упала на колени, принялась сантиметр за сантиметром обследовать стену.
При ближайшем изучении кладка здесь оказалась не слишком добротной, из швов между камнями, если поскрести ногтем, сыпался песок. А матушка Василиса во сне сказала, что выход есть, надо только приложить силу. Настя нашарила в кармане нож, осторожно просунула лезвие между двумя камнями. Лезвие почти не встретило сопротивления, на пол с тихим шорохом просыпалась горсть песка.
Больше всего сил, времени и бесценного запаса лоскутков ушло на то, чтобы вынуть из кладки самый первый камень, а дальше дело пошло чуть быстрее. Когда Настя закончила с лазом, часы показывали пять утра. Сердце больно сжалось – в это время они с сестрой Таисией уже должны были косить траву для коровы Зорьки, а сестра София с матушкой Василисой собираться в дорогу, увещевать коммунаров.
Чтобы отважиться проползти в дыру в стене, Насте понадобилось все ее мужество: каменный колодец уже был обследован и обжит, а впереди ждала полная неизвестность. И нет никакой гарантии, что из одной ловушки она не попадет в другую.
Неизвестно, сколько бы она просидела перед открывшимся лазом, если бы не жажда. Земляные работы и паника отняли много сил, пить хотелось невыносимо, а из пролома в стене доносился звук капающей воды. Настя решилась. Напоследок проверив, на месте ли весь ее нехитрый скарб, она перекрестилась и нырнула в дыру.
По ту сторону стены был проход, такой узкий, что даже Настя со своими среднестатистическими ста шестьюдесятью сантиметрами больно стукнулась головой о потолок, когда попыталась выпрямиться в полный рост. Ощущение было таким, точно она попала в лисью нору: невидимые в темноте стены давили на психику, вызывая тошнотворные приступы клаустрофобии.
– Ну и что, что нора? – сказала Настя шепотом. – Зато из норы всегда есть выход.
Подземный ход не должен вести далеко. Скорее всего очень скоро она окажется на поверхности, а там – солнце, свежий воздух и открытое пространство.
Эти мысли подстегнули, придали сил. Настя с максимальной в сложившихся обстоятельствах скоростью двинулась вперед. «Максимально быстро» означало не бегом и даже не быстрым шагом. Это означало: осторожными семенящими шажочками, одну руку вытянув вперед, а второй прикрывая лицо, чтобы не удариться о какой‑нибудь выступ в неровном потолке. Время от времени приходилось останавливаться, поджигать тряпицу и осматриваться, а потом, пока тряпица еще горела, ускорять шаг и за несколько секунд преодолевать невероятно большое расстояние в пять‑десять метров, а дальше снова брести в непроглядной темноте, замирая и обливаясь холодным потом от малейшего шороха, взвизгивая и почти теряя сознание, когда рука или, не приведи господь, лицо попадали в липкую паутину.
