Джулия Фэнтон - «Голубые Орхидеи»
На следующее утро Пичис после разговора по телефону с Валентиной, нахмурившись, повесила трубку и повернулась к мужу.
— Они снова поссорились, — сказала она Эдгару, который, растянувшись в постели, пил свой утренний кофе и читал воскресную газету.
— М-м-м, — промычал он.
— Раньше я думала, они ссорятся из-за одержимости Орхидеи стать звездой. А сейчас не знаю. Орхидея провоцирует Валентину, но иногда мне кажется, что Вэл тоже обостряет отношения. Возможно, они слишком зависели друг от друга, — размышляла вслух Пичис. — Может, все эти ссоры происходят оттого, что они взрослеют и становятся личностями.
— И вполне возможно, что я — Питер Пэн, — сказал Эдгар, шурша газетными листами. — Полагаю, сейчас ты опять намерена стать миротворцем. Просто оставь их в покое, хорошо? Они сами уладят свои ссоры.
— Да, к тому времени, когда им исполнится по пятьдесят, — вспыхнула она. — Я не хочу, чтобы так продолжалось еще лет двадцать. Это было бы ужасно. — Она протянула руку к телефону и набрала номер Орхидеи.
— Я не стану мириться с ней, — огрызнулась Орхидея за ленчем в этот день.
— Я не прошу тебя помириться с ней. Просто… пойми, что у тебя есть собственные замечательные качества. — Пичис пустилась в двадцатиминутный диалог, перечисляя все достоинства Орхидеи, но, увидев холодные глаза дочери, поняла, что не достигла цели.
— Ты считаешь, что я просто завидую, не так ли? — побагровев, наконец спросила Орхидея. — Ты считаешь, что у меня принижено чувство собственного достоинства? — усмехнулась она. — У тебя такое мнение, Пичис?
— Я просто хочу, чтобы вы, девочки, покончили с этим смешным ребяческим конфликтом.
— И как, по твоему мнению, я должна закончить его? Лечь ниц перед звездой? Или поцеловать ей задницу? Я не собираюсь…
— Ладно, — сердито сказала Пичис, теряя терпение. — Магазин «Ван Клиф и Арнелис» неподалеку отсюда. Почему бы тебе не пойти и не купить ей что-нибудь красивое, выгравировав свои извинения? Валентина любит ювелирные украшения.
— Извинения? О конечно! О да, я сейчас же сделаю это. Прямо сейчас побегу и куплю булавку с голубыми орхидеями, чтобы увековечить ту низость, которую она совершила по отношению ко мне!
Несколько минут Орхидея смотрела с усмешкой, затем опустила голову и принялась быстро есть. Пичис вздохнула с облегчением. По крайней мере, Орхидея начала слушать.
— И еще одно, — добавила она, — Джул Стайн на следующей неделе дает небольшой званый обед, чтобы показать свою новую двухэтажную квартиру. Он хочет, чтобы и ты пришла вместе с папой Эдгаром и со мной. Мы пробудем в городе несколько недель.
— Обед? — пробормотала Орхидея, набивая рот спагетти. — Джул Стайн? Сто лет его не видела. Не знаю…
— Он пригласил очень интересных гостей, — твердо продолжала Пичис, — и когда ты будешь там, осмотрись повнимательнее. Я хочу, чтобы ты сосчитала все «Тони», «Грэмми» и другие награды, которые он получил. Может, и ты завоюешь одну из таких наград, Орхидея, если «Доктор Живаго» станет…
— Я не хочу говорить об этом сейчас, — сердито проворчала Орхидея. — И мне не с кем пойти.
— А если тебя будет сопровождать Михаил? — предложила Пичис.
— Но я едва его знаю. Он почти не разговаривает со мной.
— Я позвоню ему, — пообещала Пичис.
Орхидея несколько дней мучилась, размышляя, как нарядиться для встречи с Михаилом. Выглядеть ли ей суперсексуально и шикарно? Но он кажется таким консервативным и может счесть ее чрезмерно вульгарной.
Наконец она остановилась на простом серовато-бежевом шелковом платье. Оно облегало ее фигуру, обрисовывая изящные линии. Надела изумительную, золотую с бриллиантом брошь в форме лотоса, которую приобрела на аукционе, и несколько золотых браслетов на запястья.
Час спустя, когда раздался звонок, она бросилась к двери, затем остановилась и повернулась к зеркалу, в последнюю минуту с тревогой осматривая себя.
Снова зазвенел звонок.
— Иду! Иду! — закричала она, с волнением нажимая на кнопку.
— Я не знаю никого из этих людей, — сказал ей Михаил, когда они вышли из такси у Дакоты. Был восхитительный августовский вечер, желтый свет лениво струился между зданий.
— Ваши американские знаменитости. Вы все их знаете, а для нас в России они просто не существуют.
Орхидея испытывала легкое потрясение.
— Давайте… давайте… идем, — дрожащим голосом предложила она, снова ощущая приступ застенчивости. Она мечтала об этом мужчине все дни напролет, а в его присутствии не могла даже поддержать разговор.
В квартире на десятом этаже их приветствовал Джул Стайн у парадной двери. Пичис и Эдгар уже прибыли, у Валентины заболел ребенок, и она не смогла приехать.
Высокая актриса, похожая на Анжелику Хьюстон, отвела Михаила в сторону, предоставив Орхидею самой себе. Ее тотчас же вовлекли в обычную предобеденную болтовню. Она изо всех сил старалась непринужденно говорить о «Докторе Живаго» и планах на будущее, но ее взгляд повсюду следовал за Михаилом.
Орхидея забрела в затемненную музыкальную комнату, где в полумраке поблескивал огромный «Стенвей». На стенах разместились фотографии и сувениры.
Стиснув зубы, смотрела она на награды, увенчавшие удачную карьеру в шоу-бизнесе. Пришла пора посмотреть фактам в лицо. Она яростно пробиралась по жизни, используя мужчин как косметические салфетки и наконец нашла единственного стоящего, но так испугалась, что не в состоянии заставить себя приблизиться к нему, потому что боялась потерпеть неудачу. Может, ей стоит подождать Дня Сэйди Хокинс, когда женщина сама может сделать предложение мужчине.
— У вас очень печальные глаза, — раздался голос Михаила у нее за спиной.
— Вы всегда так пугаете людей?
— Извините. Мне тоже захотелось побыть одному. Поэтому я пришел сюда, но если вы предпочитаете остаться в одиночестве…
— Нет! — воскликнула она, так как он, казалось, уже был готов уйти. — Я только что думала о том, что построила всю свою жизнь на ошибках, а теперь, когда мне так хочется поступать правильно, я, кажется, не знаю, как. Посмотрите туда, — она показала на сверкавшие, словно драгоценные камне, огни Нью-Йорка, — все эти люди вовлечены в свои крошечные миры, и я тоже вовлечена в свой. Мне бы хотелось…
Она в ужасе замолкла. Зачем она говорит все это человеку, которого едва знает?
— Да? — мягко спросил он.
К своему полному замешательству она заплакала.
— Я всегда хотела чего-то. Только иногда не знала, чего именно. Иногда я думала, что должна стать рок-певицей, иногда — кинозвездой, иногда… — слезы грозили перерасти в рыдания. — Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!
