Майкл Прескотт - Когда отступит тьма
Сколько прожил там мистер Фернелл? Сколько дней или даже недель?
Это еще хуже, чем он поступил с Шерри. Ее смерть была быстрой. Удар ножом, и ее не стало, а мистер Фернелл изнемогал в ужасе и жажде, в одиночестве и страдании…
Но Роберт тоже познал одиночество, страдание, ужас. Жаждал дружбы и любви. Должно быть, он считал заключение мистера Фернелла надлежащим возмездием.
А разве она сама в какой-то мере не… не…
Эрика отогнала эту мысль, но та вернулась снова.
Разве она не нашла тоже это заключение надлежащим?
— Я тоже ненавидела его, — негромко произнесла Эрика.
Но она не желала ему смерти. Ой ли? Ладно, может быть, и желала, но то была детская злость, не серьезное намерение — и теперь в ее существе нет ни одной частицы, включая и ту, в которой сохранилась страдающая девочка, ни единой частицы, которая была бы… довольна.
Разумеется, нет.
Несколько успокоясь, Эрика подняла голову и огляделась. Все-таки вряд ли она прошла мимо выхода. Эта часть коридора кажется знакомой. Должно быть, она близко к той расселине, которая ведет к лазу. Близко к избавлению и свободе.
Она пошла, дыхание ее стало глубже и размереннее, лампа освещала ей путь.
Ей вспомнился тот день в Риме, когда она узнала, что мистер Фернелл исчез, оставив записку, которую сочли предсмертной. «Пожалуйста, простите меня за то, что я сделал…»
Когда выяснилось присвоение денег, все решили, что он просил прощения за нарушение доверия клиентов. Но так ли это было?
Эти слова его наверняка заставил написать Роберт, ничего не знавший о присвоении денег, на которое ему было бы плевать. Он хотел извинения за кошмар своего детства, публичного извинения, но столь неясного, чтобы никто не понял истинного смысла.
Ну что ж, он добился извинения и мести. Жуткой, нечеловеческой мести.
Эрика ощутила новый позыв к рвоте, но, остановясь, забыла о нем, забыла обо всем не свете.
Меньше чем в ярде впереди в свете лампы мерцала красная стрела, указывая на ведущую к лазу расселину.
Невесть сколько времени Эрика шла по ней, ни о чем не думая, не дыша. Потом с пугающей неожиданностью оказалась на дне лаза, над ней было ночное небо, усеянное звездами, украшенное полумесяцем.
Какое прекрасное зрелище. Эрика обмякла, облегчение и радость лишили ее сил.
Однако торжество длилось всего несколько секунд. Она еще не выбралась. Надо подняться по лазу.
Веревки, как Эрика и ожидала, не было. Она коснулась стены лаза ладонью. Камень неровный, с выступами. Есть за что ухватиться, обо что опереться ногой. И колено сгибается. Она сможет взбираться.
Взбираться на высоту в двенадцать футов? Просто втиснувшись в узкий лаз?
Надо. Иного выхода нет. Взбираться или умирать.
Разве что…
Здесь были полицейские. Возможно, они продолжают поиски.
Эрика осторожно поставила лампу, поднесла руки рупором ко рту, сделала глубокий вдох и отчаянно закричала во всю силу легких:
— Это Эрика Стаффорд, слышите меня?..
Крик унесся вверх и исчез в ночи. Она подождала ответа, но не услышала.
Значит, они уехали. Или слишком далеко, чтобы прийти на помощь.
Эрика потерла ладони, сожалея, что Роберт снял с нее перчатки. Известняк шероховатый, голая кожа будет истерта до крови, пока она вскарабкается наверх. Но это просто-напросто боль, а боль несущественна. Несущественно все, кроме звезд, лунного света и дуновений бодрящего ночного ветерка — спасения из подземелья, возвращения в мир живых.
Она Персефона. И ее пребывание в преисподней почти окончено.
Эрика сделала несколько легких вдохов, напоминая телу о его тренированности, ежедневных четырехмильных пробежках, укреплявших сердце и легкие. Вытянув руки вверх, уцепилась за стены. Медленно подтянулась и стала правой ногой искать опору.
Нашла. Ну вот.
И, дрожа от напряжения, начала медленно подниматься по лазу.
«Хонда» даже не замедлила хода, неслась на безумной скорости, и Коннор на какую-то секунду был уверен, что она врежется в его машину.
Он инстинктивно завертел руль, вильнул в сторону, сирена продолжала свой исступленный вой, голые деревья плясали во вспышках проблескового маяка.
«Хонда» промчалась мимо, едва не сорвав зеркала заднего обзора, оставляя за собой струю искр. И с визгом шин свернула с шоссе в лес.
Коннор быстро развернул «шевроле». Свет фар рассек темноту и осветил лесную дорогу. «Хонда» скрылась среди деревьев. Коннор видел ее удалявшиеся огни уже в миле от шоссе.
Он дал полный газ, «шевроле» помчался по лесной дороге. Она была неровной, ухабистой, заваленной мусором, и машина дрожала, словно от ярости.
«Хонда» впереди виляла, подскакивала. Роберт гнал маленький автомобиль вовсю, но его четырехцилиндровый мотор уступал мощностью восьмицилиндровому полицейской машины. Расстояние между ними сокращалось.
— Приготовьтесь! — крикнул Коннор, перекрыв голосом грохот тряски и рев двигателя.
Он достал свой револьвер, потом увидел, что оружие Элдера наготове.
Дорога сделала внезапный поворот, Коннор бросил машину влево, голые ветви заскребли по ветровому стеклу и крыше.
В свете его фар поблескивал задний бампер «хонды». Он видел пригнувшегося к рулю Роберта, неровные очертания его нестриженой головы и широких плеч.
Стрелка спидометра «шевроле» дрожала на восьмидесяти восьми. Предельная скорость «хонды» на этой дороге была миль на десять меньше. Соперничество было неравным.
Элдер подумал то же самое.
— Сукину сыну надо было угонять что-то более быстроходное! — прокричал он.
Обе машины разделяло уже меньше ста ярдов. «Хонда» петляла из стороны в сторону. Роберт пришел в отчаяние, обезумел или, может быть, едва справлялся с управлением машиной, не рассчитанной на такие нагрузки.
Коннор выключил сирену и включил громкоговоритель.
— Прижмитесь к обочине дороги. Прижмитесь к обочине…
Из окошка «хонды» с водительской стороны появилась рука, Коннор увидел красную вспышку, услышал, как мимо «шевроле» просвистела пуля.
Элдер издал нервозный смешок.
— Похоже, он не очень-то подчиняется указаниям.
Коннор опять включил сирену. Ее завывающий рев звучал оглушительно.
Роберт выстрелил еще раз, пуля ушла далеко влево.
— Фиг тебе, — произнес Коннор.
Он не собирался отставать, не хотел праздновать труса. И дерзко сокращал расстояние между машинами, сознавая, что рискует жизнью Элдера и своей.
Роберт стал вести машину из рук вон плохо. «Хонда» едва удерживалась на дороге. Дергалась, шла юзом, на большом заднем окне осатанело мерцали вспышки проблескового маяка.
