Елена Арсеньева - Мост бриллиантовых грез
На некоторое время после таких сеансов отец становился вполне управляем. Он, правда, переехал на отдельную квартиру, но постоянно приходил к Эмме, во всем с ней советовался и содержания семью не лишил, а им, строго говоря, только это и было нужно. Узнать, где именно спрятаны бриллианты, они хотели просто для страховки.
И правильно делали, что страховались. В январе прошлого года у отца снова поехала крыша. Загорелось ему мотаться в Москву, там оставлять деньги в антикварных салонах. А еще он начал играть… В Нижнем по-крупному игра не шла, то есть, может, и шла, но он не хотел в родимой большой деревне светиться, вот и шлялся по клубам в Москве. И Эмма почуяла неладное…
Мать снова принялась за свои фокусы с инсулином, и отец проговорился о двух вещах: во-первых, где именно прячет бриллианты, а во-вторых, что он может однажды поехать в Москву и не вернуться.
Наверное, надо было просто отобрать у него тайник, этот поганый очечник (они потом диву давались, как им в голову не пришло, что камни именно там, но ведь и вправду было нелегко додуматься, что все так просто!). Но они еще не дозрели до примитивного грабежа. А потом, когда дозрели, отец уже жил отдельно и очень берегся. И вообще, ну, отняли бы они камни, а он бы потом их поубивал. От чокнутого всего ждать можно. Нет, надо было действовать похитрее. И вот, когда отец проговорился, что намерен свалить в Москву, они придумали план…
Мать узнала, что существует такое лекарство от гриппа, которое особенно показано диабетикам, потому что резко понижает содержание сахара в организме. В лекарство это входит хлорпропамид, причем в большом количестве. Сам по себе он ничего особенного не представляет, но резко усиливает действие инсулина. Эмма как раз тогда прибаливала, вот она и стала в присутствии отца всем им, Роману и матери, говорить, что лучше этих таблеток ничего на свете нет, а они поддакивали. В день отъезда с утра пораньше Эмма вызвала к себе отца: посидеть над какими-то там налоговыми документами. Он пришел, сели пить чай. Она подлила ему в чай снотворное: немного, чтобы чуть-чуть отключился. И немедленно вызвала Галину. Та провела сеанс инсулиновой терапии. Отец после комы очнулся, поспал немного, встал чуть живой. Боялись даже, что перестарались, что он решит в Москву не ехать, но нет: твердо сказал, что отправляется на вокзал, хоть и очень плохо себя чувствует.
Эмма сказала:
– У тебя грипп. Возьми мои таблетки, я тебя прошу! Это совершенно волшебное средство. И поклянись, что непременно примешь перед сном три штуки.
– Почему так много? – спросил отец.
– Потому что тебе нужна ударная доза. Только я тебя умоляю: запивай чаем без сахара. Иначе смысла в этих таблетках не будет, сахар их силу нейтрализует. Вот я тебе их в упаковочку от но-шпы положу, в пузыречек, чтобы не потерялись.
Романа при этом не было. Накануне они с отцом жутко разругались из-за этих его поездок. Роман говорил, что отец спятил (и это была правда!), что он не имеет права ставить на карту будущее собственного сына. Что на эти бриллианты они могли бы жить припеваючи, а вместо этого вынуждены каждый рубль считать. Отец, конечно, разъярился, стал орать, что он никому ничем не обязан, что в возрасте Романа нельзя быть нахлебником…
Штука вся состояла в том, что ссору Роман нарочно затеял. Отец вообще легко заводился, ну и на сей раз тоже. Разругались вдрызг! Зачем это было сделано?
Еще задолго до ссоры, собравшись ехать в Москву, отец попросил Романа купить ему билет и дал ему свой паспорт. В тот же день Эмма позвонила своему бывшему мужу, Алексею Ломакину, и сказала, что для него есть предложение работы, но надо встретиться и все конкретно обговорить. Ломакина она раз десять уже на работу устраивала, но его отовсюду гнали в три шеи – он ведь запойный был. Предложению Эммы бывший муж страшно обрадовался, она приехала, привезла с собой бутылку… Через пятнадцать минут Ломакин был уже в отключке. Эмма забрала его паспорт и уехала, прекрасно зная, что, проспавшись, Ломакин о ее визите даже не вспомнит.
Этот паспорт был передан Роману, который купил два билета: на имя отца и на имя Ломакина – в одно купе. Отцовский он вернул отцу, а другой припрятал. В тот вечер, когда отец поедет на вокзал, Роман поедет тоже. Сдаст билет Ломакина и немедленно купит билет себе на то же место. Предлог для отца: мать позвонила Роману, рассказала, что отец очень плохо себя чувствует, что боится, как бы не занемог в дороге. А Роману стыдно после той ссоры, и он хочет помириться. Ну а что в купе одном оказались, так тут совершенная случайность. Чего только в жизни не бывает!
Роман не сомневался, что сможет убедить отца в своей правдивости. Эмма сказала, что на него вся надежда!
После того, как Роман окажется в одном купе с отцом, вступал в действие план.
План был такой: отец выпивает на ночь три таблетки «от гриппа». Хлорпропамид должен реактивно усилить действие инсулина, спровоцировать кому… но ночью, когда отец будет спать. Естественно, помощи он никакой не получит, ну и… понятно, короче. Пусть кто-то назовет это убийством, однако Эмма называла это борьбой за существование. Она и Романа, и его мать приучила так думать, объясняла: «Или мы Константинова, или он нас!»
Роман ночью, само собой, спать был не должен. Его задачей было – забрать и спрятать очечник…
Все это было продумано тщательно. И все вылетело в трубу из-за глупейшей случайности!
Неожиданный сбой потянул за собой все другие – смерть матери, исчезновение бриллиантов… Еще хорошо, что Эмма нашла след Илларионова в Нижнем, идя по которому они попали в Париж. Этот след привел Романа в постель сначала Фанни, потом Катрин – в надежде, что не одна, так другая поможет ему попасть в дом Илларионова и как следует там пошарить. И вот теперь сама Эмма угодила в постель самого Илларионова!
Роман прекрасно понимал и знал, как больно Эмме, что он изменяет ей с этими двумя бабами. Но они еще раньше твердо решили между собой: «Все, что мы делаем, мы делаем ради нас. Мы – это мы. Цель оправдывает средства. Всякие мелочи, вроде обычной пошлой ревности, не должны иметь к нам отношения. Мы верны друг другу и будем верны вечно. Мы не можем жить друг без друга, нам нужны эти бриллианты, чтобы мы могли быть вместе навсегда и не зависеть от условностей, установленных обычными людьми».
Решить-то решили, а вот слышать этот скрип кровати… и знать, что скрипит она потому, что твоя любимая раскачивает ее вместе с другим мужчиной…
Роман даже не помнил, как он вообще ушел тогда с улицы Прованс. Еле-еле себя усмирил. Но остался страх: а сможет ли он когда-нибудь забыть тот скрип? Или он будет вечно отдаваться в его ушах? И даже мысль о том, что Эмме внезапно, по какой-то счастливой случайности, удалось то, что не удалось ему, не успокаивала. Конечно, бриллианты… да, конечно… А что, какие слова говорил ей Илларионов? И стонала ли она с ним так же, как стонала с Романом? И губы у нее пересыхали так же, да?
