Джоанна Росс - Тайные грехи
– Ли всегда была на моей стороне. Так решили в юридическом отделе.
– По указке Ли.
– Не верю.
– Может, это прояснит ситуацию? – Она порылась в белой атласной сумочке и достала листок бумаги. – Вот – конфиденциальная докладная записка Уильяма Циммермана к Ли с просьбой пересмотреть решение положить «Глаз тигра» под сукно.
Мэтью сосредоточился на записке, пытаясь проникнуть в ее подспудный смысл. Буквы расплывались перед глазами.
– Где ты это взяла?
Она подарила ему разящую наповал улыбку сирены.
– Я не раскрываю свои источники. Но это не подделка. Можешь спросить Ли.
– Именно так я и поступлю.
– Чудно! Но, Мэтью, этого следовало ожидать. Ли ни за что не пошла бы против Джошуа – после всего, что их связывало. К несчастью для тебя – и твоего проекта, – их отношения всегда носили более интимный характер, чем можно было заподозрить.
– Что ты хочешь сказать?
Изумрудно-зеленые глаза Мариссы наблюдали за Мэтью с профессиональной отрешенностью онколога перед лицом безнадежно больного.
– Я хочу сказать, что есть много способов для отца и дочери любить друг друга.
Это убийственное заявление грозно повисло в воздухе Мэтью напомнил себе, что Марисса всегда завидовала Ли Соперничество с сестрой стало ее манией. Вот еще одно проявление адской ненависти!
– Тебе нужно лечиться.
– О да, у одной из сестер Бэрон не все дома, но это не про меня. – Марисса окунула палец в шампанское и очертила линию сурово поджатых губ Мэтью. – Однажды вечером – мне было девять лет – я слышала, как мама с папой ссорились. Орали друг на друга – чего в нашем благополучном доме никогда не случалось. Я от природы любопытна и тихонько подкралась поближе. Отец требовал развода, чтобы жениться на какой-то актрисе, с которой трахался. Тогда-то мама – очевидно, не желая терять свое привилегированное положение миссис Джошуа Бэрон – и пригрозила предать огласке его маленький секрет. А именно – что он трахает собственную дочь. И поверь, Мэтью, – Марисса коварно усмехнулась, – речь шла не о твоей покорной слуге.
– Почему я должен верить тебе на слово? И потом, Ли была девственницей!
Она отреагировала холодным, жестким смешком, резанувшим Мэтью по сердцу.
– Боже, до чего ты наивен! – Она погладила его по щеке. У Мэтью напряглись мышцы лица. – Да какая же девушка не умеет подделывать невинность? Я сама тысячу раз заново становилась девственницей.
Нет, он не верит! Несмотря на определенный дефект, Ли была для него самой чистой и прекрасной девушкой в мире!
– Нет, ты подумай, – искушала Марисса. – Вспомни, как Джошуа на нее смотрел – отнюдь не отеческим взглядом! Как она бросала тебя всякий раз, стоило ему поманить пальцем. А то, что она осталась с ним, хотя он подстроил твой арест?
– Конечно, – ответила она на его невысказанный вопрос, – я и это знаю. Я умная девочка, Мэтью, – себе на уме. Приходится – чтобы выжить. В этом мы с тобой тоже – два сапога пара. – Она приблизила свои губы к его лицу так, что щекотала его теплым дыханием. Запах духов Ли кружил голову хуже наркотика. – Я стараюсь быть в курсе всего, что творится вокруг, и знаю, что Ли с нежно любимым папочкой все эти годы спали друг с другом.
И она поведала Мэтью об интимных пристрастиях Джошуа и о том, как Ли удовлетворяла его желания.
– А сейчас – чем, по-твоему, они занимаются, запершись в доме в Беверли Хиллз? Какой физиотерапией?
В одурманенном алкоголем сознании Мэтью вспыхнуло чудовищное видение: Ли в объятиях отца – в первый же вечер после развода! Это оказалось больше, чем он мог выдержать. Он размахнулся и отвесил Мариссе оплеуху – первый раз в жизни ударил женщину!
– Сука!
Ответ не заставил себя долго ждать.
– Ублюдок!
Марисса тигрицей налетела на Мэтью, расцарапала щеку и укусила за руку, когда он пытался ее оттолкнуть.
– Черт бы тебя побрал! – прорычал Мэтью, заламывая ей руки за спину. Оба фужера полетели на ковер.
– Ты психуешь, потому что твоей драгоценной женушке больше нравится трахаться с собственным отцом, чем с тобой! – У Мариссы ныли плечи; в ухе звенело от затрещины, а от смертоубийственного огня в глазах Мэтью стало влажно в трусиках. – В чем дело, Мэтью? Ты что, де можешь? Не встает у тебя? Поэтому Ли и предпочла папочку?
Вместо ответа он крепко прижал ее к себе, и она застонала от наслаждения. Напрягшийся пенис уперся ей в живот. Мэтью освободил ее руки; она запустила их в его шевелюру и дожала во время жаркого поцелуя, уничтожившего его последние оборонительные укрепления.
Его сбивали с толку ее духи; долго постившееся тело отвечало на ее эротические движения. Он грубо повалил ее на пол.
– Будь проклята за то, что предала меня!
Марисса распалилась, точно сука во время течки: между ног струилась медовая влага; каждая клеточка ее тела обрела невероятную чувствительность и как бы превратилась в еще один хищный рот. Она рванула молнию у Мэтью на брюках и запустила ладонь в промежность.
Он сорвал с нее белую шифоновую юбку и развел в стороны ноги. Темно-розовые губы ее вагины влажно блестели. Мэтью любил вкус Ли – с запахом морских раковин, всякий раз напоминавшим ему об их первой ночи на берегу. Любил серебристые шелковые завитки… Но Джошуа побывал там до него. Ласкал. Пользовался…
– Я же верил тебе! – надрывался Мэтью. – Одной на всем белом свете!
Он ворвался в Мариссу; она издала победный клич и изогнулась на ковре, отвечая на его яростные толчки.
– Только тебе!
И во время свирепого, безрадостного оргазма, все о чем Мэтью мог думать, это о наказании Ли!
Глава 37
Джошуа Бэрон скончался.
«Ньюсуик» назвала его смерть концом эпохи. На обложке «Тайм» появился бьющий в глаза заголовок: «Король умер». «Голливудский репортер» провозгласил, что студия «Бэрон» лишилась своей короны, и поместил фотографию Мариссы, рыдающей над заваленным цветами гробом. Это фото, переданное по телеграфу, облетело весь мир – на что она и рассчитывала. Все ведущие кинематографисты почтили похороны своим присутствием. «Верайэти» назвала вышеупомянутую церемонию событием года для средств массовой информации.
Отцу Тимоти О'Баньону пришлось перекрикивать гул вертолетов.
– «Земля – земле, прах – праху, пыль – пыли; с верой и надеждой в воскресение и вечную жизнь».
Он помахал золотым кадилом и окропил блестящий гроб из слоновой кости святой водой. Когда Ли выступила вперед – бросить горсть земли, переданной ей священником, – ее ослепили солнечные лучи, отразившиеся от белоснежного мраморного ангела – бессменного часового на могиле Сайни.
Глядя прямо перед собой, Ли разжала руку – и содрогнулась, услышав, как комочки земли застучали по крышке гроба. Ее мутило от приторно-сладкого запаха оранжерейных цветов.
