Мэри Стюарт - И девять ждут тебя карет
— Даже тогда, — продолжал он, — я не подозревал, что происходит в действительности. Да и как я мог? Позже я горько упрекал себя за это, но, еще раз повторяю, я не мог подумать... — Он бросил окурок в холодный камин и повернулся, чтобы раздавить его каблуком. Потом устало сказал, словно обращаясь к самому себе: — Может быть, я и подозревал, не знаю. Думаю, я просто старался отогнать от себя все подозрения. — Он посмотрел на своего дядю. — Можешь это понять?
— Да, — тяжело сказал тот. — Могу.
— Так я и думал, — произнес Рауль. — Хорошее воспитание, верно?
Он закурил новую сигарету.
— Но все же ты не зря приехал еще раз, — заметил Ипполит.
Казалось, Рауль обращал внимание только на свою сигарету.
— Я приехал не потому, что у меня были какие-то подозрения. И у меня не было никаких фактов, которые могли бы вызвать такие подозрения, — до пасхального бала, когда я позвонил тебе. Но в ту ночь произошли два события. Мисс Мартин сказала мне, что Филипп снова едва не погиб — каменные перила на балконе западного фасада вдруг за одну ночь расшатались, — и если бы мисс Мартин не заметила этого и не проложила что-то поперек опасного места, Филипп умер бы страшной смертью, напоровшись на острые прутья ограды, которая проходит под самым балконом.
Эти слова заставили Ипполита повернуться и посмотреть на меня. Увидев его лицо, я спросила себя в первый раз, что рассказала обо мне Элоиза, когда они ехали из аэропорта. Судя по его выражению, вряд ли она сказала что-нибудь хорошее. Когда Рауль стал рассказывать о нашем «полуночном пире» с участием Филиппа, лицо Ипполита смягчилось, словно в его сознании возник совершенно новый образ, отличный от того, что нарисовала Элоиза:
— И в ту ночь Элоиза вела себя в высшей степени странно, — сказал Рауль. — Она казалась испуганной, если это слово можно применить к ней, и, кроме того, мисс Мартин рассказала мне о кошмарах Филиппа... но больше всего меня потрясло происшествие с перилами. Рано утром я сразу же позвонил тебе, и мне случайно удалось тебя застать. Мне казалось, что лучше всего нам вместе серьезно поговорить с ним, выяснить, что происходит, и заставить его... и привести его в чувство. Я подумал, что ты мог бы поручить мальчика мне, если тебе снова надо будет уехать. У меня нет никаких прав на мальчика, и я думаю, тебе ясно, почему мне не хотелось обращаться в полицию. — Он бегло и невесело засмеялся, глядя на своего дядю. — Во всяком случае, если бы я и обратился в полицию, у меня не было бы никаких фактов — ведь, собственно, ничего не произошло. Пока что он не совершил никакого преступления. Но я подумал, что, если ты пошлешь телеграмму, что возвращаешься домой, это может повлиять на его планы. Если у него будут какие-нибудь планы, — устало добавил он.
Снова наступило молчание. Ипполит посмотрел на Элоизу. Рауль продолжал:
— Сейчас кажется странным, что я так долго не мог поверить, что он способен на убийство. Мне надо бы знать... но уж так вышло. Я еще раз повторяю, что в это не так-то легко поверить. Вряд ли я мог бы уличить его... и сомневаюсь, что это принесло бы пользу. Если уж во время сегодняшней встречи... — Он замолчал и слегка пожал плечами. — Ну что же, я позвал тебя, сделал все, чтобы успокоить свою совесть, и к тому же знал, что могу надеяться на мисс Мартин. Я много раз называл себя дураком. На следующее утро, после того как я позвонил тебе, я не хотел уезжать из Вальми, но мне позвонили из Парижа, и я должен был уехать. Речь шла о деньгах, которые я старался получить на расходы в Бельвине, и человек, на которого я надеялся, должен был проездом остановиться в Париже. Я не мог его упустить — и уехал. Я хотел остаться в Париже до среды, потом вернуться сюда и встретить тебя в аэропорту, когда ты будешь возвращаться в четверг из Афин, и вместе с тобой вернуться в Вальми. Но не успел я уехать, как стал беспокоиться все больше и больше: как будто чем дальше я был от отца, тем лучше понимал его. Как бы то ни было, мне кажется, я в первый раз понял, что мои подозрения, какими бы нелепыми они ни казались, могут быть верными и Филиппу грозит опасность, непосредственная опасность. Днем я позвонил в Вальми и позвал отца... позвал его к телефону. Я придумал какую-то отговорку — не помню точно — и задал несколько вопросов. Он сказал мне, что получил от тебя телеграмму, и, честное слово, складывалось впечатление, что он даже доволен будущей встречей. Казалось, все нормально, и когда я повесил трубку, то опять был совершенно уверен, что все эти подозрения — полная нелепость. — Он глубже затянулся и выдохнул струю дыма, словно вздохнул. — Но... к вечеру я не мог больше вынести. Я позвонил в аэропорт. Мне повезло. У них оставалось одно место на ночной рейс. Я оставил машину в Женеве и из аэропорта направился прямо в Вальми. Я приехал туда рано утром и узнал, что мисс Мартин и Филипп исчезли.
Он стряхнул пепел с сигареты:
— Просто из любопытства хотелось бы узнать, Элоиза, как ты все это объяснила моему дяде, когда встретила его в Женеве?
Элоиза все еще не сказала ни слова. Она повернула голову и прильнула щекой к спинке стула. Казалось, она почти не слышит его. Лицо ее было мертвенно-бледным, скорее серым. И только пальцы царапали обивку, рвали тонкий золотистый шелк.
Ипполит выглядел таким расстроенным, что я представила себе, каких ужасов наговорила обо мне Элоиза.
— Все это она рассказала не очень связно, — начал он. — Я догадывался...
— Неважно, — прервала я. — Я расскажу вам все по порядку. Во вторник вечером я узнала о планах мсье Леона. Бернар напился на танцах и все рассказал Берте, одной из горничных, а она передала все мне. Я должна была увести Филиппа. Я... я не знала, куда идти. Мы спрятались, потом пришли сюда и стали вас ждать. Вот и все.
Я чувствовала, что Рауль смотрит на меня. Нас разделяла большая неуютная комната, полная привидений в чехлах. Я ничего не прибавила. Если я когда-нибудь доскажу ему остальное, то, во всяком случае, не здесь.
Ипполит снова повернулся к Раулю:
— Продолжай. Ты вернулся и узнал, что они ушли. Наверное, именно тогда ты и взялся за Леона?
— Да. — В его голосе появилась какая-то новая нотка, которая заставила меня неловко подвинуться на стуле и отвести глаза от Рауля. Мне не хотелось видеть его лицо в этот момент, хотя, честное слово, было очень трудно сказать, что оно выражает. Он сказал: — Было высказано несколько... несколько теорий, почему эти двое сбежали, но для меня это могло означать только одно: у мисс Мартин появилось неопровержимое доказательство того, что Филиппу угрожает опасность, и она увела его, чтобы с ним ничего не случилось. Я горько упрекал себя за то, что так легко отмахнулся от подозрений, и набросился на отца.
