Нора Робертс - По образу и подобию
— Сука! Ты меня ранила!
Когда он сделал новый бросок, Ева не стала раздумывать. Вместо того чтобы снова выстрелить, она разбежалась, оттолкнулась и выбросила обе ноги в летящем ударе, который пришелся ему прямо в лицо.
Кровь брызнула у него из носа и изо рта, но он удержался на ногах.
— Не стрелять! — крикнула Ева Рорку и кому-то невидимому, бегом поднимавшемуся по лестнице у нее за спиной. — Ну, держись, гад, — пробормотала она, когда Блу предпринял третью попытку. — Посмотрим, как тебе это понравится.
Она нагнулась, обхватила тяжелое оружие обеими руками и, вложив в удар всю свою силу, заехала ему в пах.
Блу завизжал, и от этого неожиданно тонкого, пронзительного визга сердце у нее запело. Он рухнул на колени, упал на бок и начал кататься по полу от боли.
— Кажется, сработало. Объект обезврежен! Мне нужны «браслеты» диаметром побольше, — проговорила Ева в микрофон-петельку, прижимая оружие к его щеке. — Ты большой мальчик, Блу, большой, сильный мальчик, но если я выстрелю с такого расстояния, ты потеряешь пол-лица. По мне, так даже лучше, но тебе это вряд ли понравится.
— Посмотрим, может, эти подойдут. — Фини шагнул к Блу, который теперь рыдал, как ребенок, заломил ему руки за спину и с трудом заковал их в наручники. — Еле-еле защелкнул. Может, и жмут немного, но что уж тут поделаешь?
— Зачитай ему права и отправь в камеру.
Ева попыталась подняться, но поморщилась от боли и снова присела.
— Помочь, лейтенант?
— Спасибо. — Она схватила протянутую руку Рорка и осторожно распрямилась, стараясь не ступать на левую ногу. — Кажется, я себе что-то потянула в том броске. Все-таки для меня высоковато.
— Отличный был удар, хотя мне больше понравился второй.
— Первый был за Пибоди, а второй…
— Я знаю. За всех. — Рорк понимал, что ее это смутит, но ничего не мог с собой поделать. Он наклонился и поцеловал ее. — Ты моя героиня.
— Пошел вон!
— Лейтенант, — окликнул ее снизу один из членов группы. — Вам надо на это взглянуть. В подвале.
— Иду.
Этот ужас ей не суждено было забыть никогда, хотя она уже многое в жизни повидала, и, вероятно, ей еще многое предстояло увидеть. Подвальный этаж был переделан в целый «муравейник» комнатушек. «Судя по всему, именно здесь располагалось его основное жизненное пространство, — заключила Ева. — Некоторые изменения были внесены совсем недавно».
Рабочий кабинет был обставлен по-деловому — ничего лишнего. Три блока связи и обработки данных, стеллажи с гибкими дисками, занимающие целую стену, мини-холодильник, микроволновка. И слепящий своей яркостью свет. В другом отсеке он оборудовал домашний спортзал с самыми современными снарядами и зеркалами. Здесь тоже резал глаза нестерпимо яркий свет.
К спортзалу примыкала еще одна комната, отделанная зеркалами, многократно отражавшими ослепительно горящие светильники. Это была спальня — мальчишеская спальня с игрушками на полке. Единственная стена, свободная от зеркал, была оклеена фотообоями с изображениями покорителей космоса. Покрывало на узкой, аккуратно заправленной кровати тоже было расшито картинками межпланетных сражений. Здесь же стоял детский стульчик, снабженный самыми настоящими кандалами для рук и ног. К одному из подлокотников был привязан лоскут ярко-красной материи.
«Значит, она запирала его в подвале, — поняла Ева. — И, несмотря на игрушки, обои и покрывало, сумела превратить этот подвал в темницу».
Он все оставил, как было, но внес некоторые изменения. В стену была встроена длинная полка, судя по всему, новая. Начищенные до блеска крепежные скобы сверкали серебром. А на полке стояли прозрачные стеклянные банки, наполненные бледно-голубым раствором. И в этом бледно-голубом растворе плавали пятнадцать пар глаз.
— Пятнадцать, — сказала Ева, усилием воли заставляя себя смотреть и не отворачиваться. — Пятнадцать…
Ева и Рорк стояли за стеной комнаты для допросов и сквозь прозрачное только в одну сторону стекло наблюдали за Джоном Блу, прикованным к столу по рукам и ногам.
Он вопил, как сумасшедший, как ребенок в истерике, пока четверо мужчин втаскивали его в комнату, и немного успокоился, только когда свет по его просьбе включили на полную мощность. Ева полагала, что, если его как следует разозлить, он мог бы оторвать привинченный к полу стол и причинить вред себе и другим.
— Одна ты туда не пойдешь, — отчеканил Рорк не допускающим возражений тоном.
— Я же не дура. Я пойду с Фини в сопровождении двух патрульных, сложенных, как регбисты. Ты уверен, что хочешь на это посмотреть?
— Не пропущу ни за что на свете!
— Я подключу монитор напрямую к палате Пибоди, чтобы они с Макнабом тоже могли посмотреть. Но результат судебного разбирательства могу предсказать уже сейчас: его запрут в клинике для умалишенных. Это будет не та камера, которую выбрала бы для него я, но приходится довольствоваться тем, что есть.
— Заставь его рассказать, где он спрятал тела.
Ева кивнула:
— Он мне скажет.
Бросив последний взгляд через смотровое стекло, она сделала знак Фини и вошла в комнату впереди него и двух охранников.
— Включить запись! — скомандовала Ева, назвала дату и время, после чего с улыбкой обратилась к Блу: — Привет, Джон.
— Я не обязан с тобой разговаривать, сука!
— Верно, ты не обязан со мной разговаривать. — Ева села боком, обхватила спинку стула рукой. — Кстати, для тебя я лейтенант Сука. Значит, не хочешь потолковать? Ладно, мы отошлем тебя обратно в камеру. Ты арестован, Джон. Столько обвинений! Изнасилование, убийство, обезображивание. Мы приперли тебя к стенке, и ты не настолько глуп, чтобы этого не понимать. Может, ты и ненормальный, но ты не глуп.
— Ты не должна называть его ненормальным, Даллас, — заметил Фини.
— Ах да, верно. — Она с улыбкой подмигнула ему. — У него небось припасен целый ворох душещипательных историй. Жестокое обращение, эмоциональные травмы… Промыватели мозгов обожают такие байки, хотя лично мне они по барабану. Ты тонешь в дерьме, Джон! По правде говоря, ты в нем уже по самое «не балуй». Доказательств мы нарыли столько, что хватит на десятерых. В придачу ко всему ты оставил нам глаза. Пятнадцать пар. Кстати, не пойму, в чем тут фишка. Какого хрена ты так зациклился на глазах, Джон?
— Да пошла ты!
—Ты насилуешь женщин, Джон. Это нехорошо. Разве мама тебе в детстве не объяснила, что это нехорошо?
Он вскинулся на стуле, его лицо исказилось от бешенства.
— А ну заткнись насчет моей матери!
«А вот и твой пусковой механизм», — подумала Ева.
— Ты мне рот не затыкай, могу говорить, о чем захочу. Видишь ли, я тут главная. Я начальник. Я женщина, взявшая тебя за яйца и засадившая в тюрьму. Ты избил мою напарницу, Джон, и я не заткнусь, пока ты не начнешь визжать, как поросенок. — Она оперлась ладонями о стол и подалась вперед, приблизив лицо к самому его лицу. — Где они, Джон? Где то, что прилагается к глазам?
