Елена Арсеньева - Мост бриллиантовых грез
– Мадам Вадандон? Большое спасибо, что смогли связаться со мной. У меня тут жизнь внезапно сделалась несколько неупорядоченной, прошу простить. Мсье Хьюртебрайз передал вам контрольку? Пожалуйста, взгляните. Меня интересуют объекты номер 6, 16 и 19.
Одновременно он показывал Эмме фотографии, на которых были запечатлены: напольные часы со сверкающим циферблатом на затейливой резной и позолоченной подставке, картина с веселыми и вроде бы не вполне трезвыми античными божествами, а также перстень с огромным синим камнем, напоминающим сапфир, окруженным множеством более мелких, похожих на бриллианты.
– Нашли? Отлично. А реально будет мне получить все это примерно через полтора часа? Я как раз подъеду… О, спасибо, большое спасибо, мадам Валандон. До скорой встречи!
Он положил трубку и повернулся к Эмме:
– Одевайся, поехали!
– Куда? – спросила она, не отводя глаз от фотографий, которые Илларионов небрежно бросил на стол.
– На достопамятный Лонгшамп, который отныне всегда будет окружен для меня особым сияющим ореолом! – ответил Илларионов, выходя в соседнюю комнату, где находилась его спальня и где стоял циклопических размеров гардероб, наполненный, правда, только наполовину (вторую половину он пообещал отдать под вещи Эммы, а когда она с хохотом сказала, что ее вещичек хватит заполнить только пять процентов предоставляемой площади, Илларионов сообщил, что берется доказать ей, что заполнить это пространство дамскими шмотками можно в течение одного дня). – Там меня ждут новые покупочки, – продолжал Илларионов. Голос его звучал глухо: наверное, он уже забрался в шкаф. – Кольцо – тебе, остальное нам обоим. Ты любишь сапфиры? Про бриллианты не спрашиваю, кто их не любит!
Эмма стояла молча, опустив голову, вонзив ногти в ладони. Потом заговорила:
– Скажи, пожалуйста, а как эта мадам поняла, какие именно вещи тебе нужны? Ты какие-то номера называл, а она…
– Я называл номера фотографий, обозначенные у них на обороте. А она сверялась с контролькой! – выкрикнул Илларионов все еще из шкафа. – Ну, с каждым пакетом фотографий в любой студии, в любом ателье выдают и такой листок, на котором все эти фотографии собраны вместе, правда, они очень маленькие, но существуют же лупы, в конце концов. И если тебе нужна копия какой-то фотографии, ты отмечаешь ее на контрольке, сдаешь в фотоателье негативы и получаешь товар. Ты что, забыла?
Да, она забыла. Забыла, а теперь мучительно старалась кое-что вспомнить…
Вот она срывает со стены в комнате Армана все фотографии, потом находит в фирменном пакете еще несколько отпечатков, и там же лежат пленки. Потом Эмма рвет фотографии на клочки, а пленки кромсает ножницами. Ссыпает мусор в пластиковый пакет с надписью «Monoprix»… Были там маленькие отпечатки на одном листке?
Не было их. Не было! Значит, они остались у Армана. Значит…
– А с этой контрольки можно сделать большие отпечатки? – быстро спросила Эмма.
– Конечно, почему нет, – голос Илларионова зазвучал звонче. Значит, он вылез из шкафа. – Только нужны какие-то компьютерные заморочки – сканировать, увеличивать… Я в этом плохо понимаю, но видел однажды изображение, увеличенное с такой контрольки, качество вполне приличное. Ну так что, тебе нравятся сапфиры?
Он вошел в комнату, и Эмма улыбнулась ему… Ей показалось, что от этой улыбки у нее громко затрещала кожа на лице (так в мороз трещит кора на деревьях), но Илларионов только улыбнулся в ответ и поцеловал ее в деревянные, резиновые, фальшивые, лживые губы.
– Конечно, – сказал она, – кому же не нравятся сапфиры. А бриллианты я вообще обожаю, душу дьяволу за них продам!
– Не надо, – хохотнул Илларионов. – У дьявола такого товара завались. Продай лучше мне свою душеньку!
– Договорились, – легко согласилась Эмма, хотя прекрасно знала, что обманывает Илларионова: как можно продать то, чего нет? – Продам со скидкой… а ты на меня не обижайся, что с тобой на Логншамп не поеду.
– Отдохнуть хочешь? Силы набраться перед второй ночью? – Илларионов смотрел так счастливо, так влюбленно, что Эмма едва не вскричала: «Да ты что, слепой? Не видишь, кто перед тобой стоит?»
Похоже, не видел. Ну да, утверждали же некоторые вроде бы и не глупые люди, будто окружающий мир – не более чем субъективная реальность, созданная нашим воображением!
Но если так – у Илларионова очень богатое, просто богатейшее воображение.
А ей вообще везло на мужчин с богатейшим воображением!
– Я хочу поехать на свою квартиру, – Эмма на миг запнулась, но тотчас поправилась: – В смысле, на квартиру моей подруги, у которой мои вещи хранятся, и кое-что оттуда взять, приготовить к перевозке. Это нужно, ты извини. У меня ведь даже трусиков сменных нет, не могу же я два дня подряд одни и те же носить!
– Уйди, уйди, – воскликнул Илларионов, щурясь и смешно отмахиваясь от Эммы, – не искушай меня такими разговорами! Ехать пора! Давай я тебя подвезу туда, где твоя квартира.
– Да я на метро могу. Там рядом станция «Оберкампф».
– Какое метро, ты что? Забудь про метро! – приказал Илларионов. – Теперь я тебя буду возить куда надо. Или Морис, или Том, или Оливье. Такие у нас, сильных мира сего, понты, и мы должны соблюдать законы стаи. Привезу туда, а потом заберу часа через два, на обратном пути, хорошо?
– Хорошо, – согласилась Эмма, которая уже поняла, что с этим новым мужчиной ее жизни надо во всем соглашаться.
– А тебе хватит двух часов разобраться в своих тряпках?
Эмма не знала, хватит ли ей двух часов, чтобы разобраться, но сказала:
– Конечно, хватит.
Соглашаться так соглашаться!
* * *Уже вставив ключ в замок, Катрин подумала, что надо бы поберечься, не входить сразу в квартиру: вдруг взбешенный Роман подкарауливает ее за дверью, чтобы встретить кулаком? Хотя чего особенно беситься, не так уж долго он и ждал – правда, какой-то час, как и было обещано. Она пулей долетела от дома Лорана до Опер Бастий, схватила готовые фотографии… Ну, тут, конечно, настала небольшая пауза: убедившись, что догадка ее верна, Катрин на некоторое время впала в какой-то клинический ступор, ошарашенная человеческой наглостью и дерзостью. Потом она из ступора все же вышла, снова вскочила в машину и вернулась на Сен-Мишель, домой, благо час пробок еще не настал. Ее прямо-таки разбирало нетерпение, до того хотелось поскорей швырнуть эти фотографии в физиономию Романа, поглядеть, как забегают его лживые глаза!
Катрин даже огорчилась, что он не стоит под дверью, что надо еще сделать несколько шагов в комнату, добежать до дивана, на котором он лежал, и только тут размахнуться – и…
– Ты что, с ума сошла? – спросил он, прикрываясь руками от разноцветного вороха: на всей контрольке Катрин интересовали только четырнадцать кадров, вот она и заказала четырнадцать отпечатков.
