Татьяна Устинова - Большое зло и мелкие пакости
— Кофе и какую-нибудь воду. И лимон, — добавил тот, подумав.
И голос был очень знакомым. Как будто много раз слышанным и почему-то забытым. Кто же это такой?
Потапов выбрался из-за своего столища и пересел за переговорный стол, устроившись рядом с Сидориным и напротив мужика.
— Как жизнь, — спросил он весело, — как семья? У тебя же дочка, правильно я помню?
— Правильно, — согласился Сидорин, — все в порядке, спасибо, Мить.
— А работа? Идет?
Зачем он спрашивает, подумал Владимир стремительно, что ему за дело? Да еще этот мужик? Откуда он его знает? Оперировался у нас, что ли?
— Работы, как всегда, по горло, — ответил он, — а что?
Открылась дверь, впустив немного шума из приемной, секретарша прошла по “неслышному” ковру и красиво расставила перед ними чашки, сверкающие чистотой стаканы и лимон на блюдце. Вода была во вкусно запотевших пузатых бутылочках, чашки слегка дымились, и все это напоминало сцены из фильмов, которые Сидорин иногда смотрел во время ночных дежурств.
Потапов снял очки и хлебнул из чашки, отвинтил золотую крышечку и налил воды из бутылки.
— Вовка, я хотел с тобой поговорить как раз о работе, — заявил он неожиданно, — вернее, не столько я, сколько Андрей Витольдович. Я ему про тебя рассказал немного, и он захотел с тобой встретиться. Специально приехал, — добавил Потапов хвастливо, как бы призывая Владимира оценить его усилия.
Сидорин взглянул на мужика, прихлебывающего кофе, и вспомнил.
Ну конечно!
Андрей Брезас, министр МЧС.
Как он мог его не узнать?! В огромной стране, где самые разные катастрофы случались чуть ли не каждую неделю, Андрей Витольдович Брезас был знаменит и уважаем. За несколько лет из захудалого комитета, ведавшего никому не нужными делами гражданской обороны, основной функцией которого было проведение учений на предприятиях, когда сотрудники унылой толпой, кое-как напялив пыльные противогазы, спускались в подвал, Андрей Брезас создал профессиональную, мобильную, отлично оснащенную структуру, на самом деле занимавшуюся спасением людей. Он везде успевал — на воюющий Кавказ, в замерзающее Приморье, в затопленную рекой Леной Сибирь, на Алтай, где горели леса, в Индию, где грохнуло очередное землетрясение. Его взахлеб показывали журналисты — в форменной спасательной куртке, почти никогда не улыбающегося, с вечной сигаретой в мужицких, вовсе не чиновничьих пальцах. В камеру он всегда смотрел волком, говорил коротко и зло, но как-то так, что ему хотелось верить, заглядывать в глаза и держаться рядом — уж этот-то не подведет, не обманет, не бросит в беде, вывезет, вытащит, укроет одеялом, нальет тарелку горячего супа, добудет лекарств, врачей и палатки. Его “бросали” на самое трудное, и — неизвестно, как у него это получалось, — он никогда не подводил. Свет зажигался, дома потихоньку строились, мобильные госпитали принимали раненых, дядьки в желтых куртках с надписью “МЧС” на спинах раздавали с грузовиков хлеб, бинты и антисептики. Он орал на совещаниях, пересаживался с самолета на вертолет и был на “ты” со всеми, начиная от президента и кончая самым молодым сотрудником его отряда.
В народе его обожали — вещь неслыханная для государственного чиновника и одного из самых молодых в стране генералов.
— Здрасте еще раз, — сказал Сидорину знаменитый министр и поморщился — кофе был слишком горячий, — Потапов сказал, что ты классный хирург. Это правда? Или так, не слишком?
— Правда, — неожиданно для себя подтвердил ошалевший Сидорин, — я всю жизнь хирург, у меня опыт большой, и вообще я… хороший врач.
— А работать привык?
— И работать привык, — согласился он, — в данный момент у меня три работы. И на всех я работаю.
— Я же тебе говорил, — непонятно сказал Потапов, и министр МЧС кивнул.
Сидорин отпил свой чай и со стуком вернул чашку на блюдце, потому что скользкий фарфор вдруг поехал из мокрых от пота пальцев.
Что происходит? О чем они говорят? Почему он задает ему вопросы, этот знаменитый неулыбающийся усталый мужик? Зачем Потапов сказал Брезасу, что он классный хирург?
— А диссертации какие-нибудь? Защищал?
— Одну защитил, — признался Сидорин, как будто в чем-то постыдном, — кандидатскую. Совсем недавно. Долго не мог защититься, — добавил он, вдруг устыдившись своего заискивающего тона.
Он ничего у них не просит. Жизнь сложилась так, что эти двое — знаменитости и вершители судеб народных, а он — никто. Ну и наплевать. Это только его проблемы.
Посторонним вход воспрещен.
— Почему не мог, — спросил Андрей Брезас язвительно, — злопыхатели, как у каждого большого таланта?
— Я не большой талант, — ответил Сидорин, распаляясь, — я обыкновенный практикующий врач. Хороший врач. Защититься не мог, потому что времени не было. У меня семья и три работы.
Министр залпом допил воду из стакана. Потапов улыбался. Сидорин злился.
— Пьешь?
— Что?!
— Водку пьешь?
— Конечно.
— Много?
— Бутылку в день. Если больше, работаю плохо, поэтому от второй стараюсь воздерживаться. Но не всегда получается.
— Андрей, — вмешался Потапов, — у него еще со школы аллергия на алкоголь. Мы однажды пивом из бочки угостились. Все ничего, а его потом в “Скорой помощи” откачивали три дня. Целая история была, на весь район. Он тогда чуть концы не отдал. Это мы сейчас его разозлили, он и выпендривается.
— Я его разозлил, — поправил Брезас, — но это хорошо. Злиться тоже надо уметь. Правильно я говорю?
— Что? — глупо спросил Сидорин.
Брезас усмехнулся.
— Вместо трех ваших работ я предлагаю вам одну, — сказал он Сидорину почему-то на “вы”, — мне нужен главврач в Центроспас. Знаете такое слово?
— Знаю, — пробормотал тот. Он вдруг весь взмок, как во время длинной и трудной операции.
— Работа тяжелая, нервная, добрые мне на ней не нужны. Дай бог злому справиться. Командировки, катастрофы, кровь, трупы, тупоумные местные начальники, постоянные проблемы, ответственности — выше крыши, — он перечислял и странным образом не загибал, а открывал пальцы, желтые от курева и мозолей. Сидорин не мог отвести от них взгляд.
— Базируемся мы в Москве, Жуковском и Ногинске. Машина есть?
Сидорин отрицательно покачал головой.
— Значит, дадим машину. На первых порах водителя тоже дам, а потом научишься сам. Да там и учиться нечего, у нас все джипы — автоматы, и гаишники везде свои. Освоишь. Персонал опытный, у половины за плечами Афган и Чечня. Если согласен, поедем прямо сейчас, пока я в Москве. Если тебе надо думать, тогда звони. Только думай быстрее, у нас на все про все дня три. Ну как?
Сидорин молчал.
