Татьяна Устинова - Хроника гнусных времен
— Она видела, что я доставала книги и смотрела их. Я же должна была найти этот проклятый план! Она-то знала, где он! Все равно ее пришлось бы убить, — добавила она совершенно хладнокровно, — мне же нужно было забрать то, что всегда было моим, а она бы мне помешала. Я не думала, что Настя поселится здесь на следующий же день после ее смерти. Я бы успела все найти и забрать, никому бы в голову ничего не пришло.
— Но ведь вы так ничего и не поняли, — напомнил Кирилл, — вы же зачем-то спрашивали у Сергея, что именно там написано.
— Я не читаю по-арабски, — объяснила Муся охотно, — а там было написано по-арабски.
— Нет, — сказал Кирилл, — не по-арабски. И не написано.
— Что? — помедлив, спросила Муся, и красивые брови дрогнули. — Что вы сказали?
— Вы вернули листы в книгу тогда же, когда заметали следы и строили декорацию нашего с ним совместного пьяного дебоша. Это понятно. Сергей сказал, что ничего не понял и что там нет текста. Вы решили, что в книге есть еще какое-то указание и вам нужно его найти. Уносить книгу с собой вы побоялись. Поначалу вы были уверены, что вас никто и ни в чем не заподозрит, но тут влез я, и вы испугались. Я мог найти Сергея, а он мог прийти в себя и сказать, что накануне ночью разговаривал именно с вами, и вся декорация потеряла бы смысл, потому что он-то точно знал, что не пил со мной водку. Вы сунули листы обратно в книгу, а книгу поставили на полку. Этих книг никто не касался много лет, и вы думали, что они никого не интересуют. Вы собирались забрать ее сегодня, пока Сергей не пришел в себя. И потом сделать еще одну попытку. Правильно?
— Вы сказали, что там ничего не написано, — нетерпеливо перебила Муся, у нее было потрясающее самообладание, — но там же написано! И именно по-арабски!
Кирилл взял со стола газету «Коммерсант», развернул и вынул четыре листа плотной бумаги. Бумага была пожелтевшей, картинки выцветшими, а арабские буквы жирными, черными и казались нарисованными совсем недавно.
— Боже мой, — тоненько проговорила Света.
— Подписи под рисунками — никакой не текст. — Кирилл разложил листы в два ряда. В верхнем ряду были чудесная птица и ханский трон, а в нижнем — вверх ногами — купальщица и паук. В ухо ему сопел очухавшийся Владик, и Кирилл оттолкнул его. — Видите? Если положить их так, получается, что каждая строчка — это сторона четырехугольника. Четырехугольник и есть дом. Буквы внутри четырехугольника — это план. — Он провел пальцем. — Прямые линии в буквах продолжают друг друга. Завитушки добавлены для красивости. Вот здесь, где буква нарисована красным, скорее всего и есть ваш клад.
— Как просто, — пробормотала Муся, не отрывая взгляд от красной вязи, — как все просто…
— Да, — согласился Кирилл, — просто. Она владела собой совершенно. Бледные щеки чуть порозовели, она глубоко вздохнула и сказала холодно:
— Все. Спасибо за внимание. Больше мне здесь делать нечего.
— Гриш, дай мне сигарету, — попросил Кирилл.
— Как — нечего? — Дмитрий Павлович поднялся из-за стола, глаза у него засверкали и сузились, как у тети Александры. — Что значит — нечего?! Мы что же? Так ее и отпустим после всего, что она… наделала?!
Муся на него даже не взглянула.
— Отпустим, — сказал Кирилл, прикурил и сморщился, дешевый крепкий табак обжег небо, слюна стала горькой, — конечно, отпустим. Все, что я рассказал, — никакие не доказательства, Дмитрий Павлович.
— Как — не доказательства? — опешил Настин отец. — Почему не доказательства?
— Разрешите, я пройду, — проговорила Муся.
— Это для нас с вами доказательства, — сказал Кирилл, затягиваясь, — а не для… — он поискал слова, — правоохранительных органов. Никто не станет затевать дело из-за смерти пожилой женщины в ванне. Сергей жив. Если, конечно, вы будете настаивать, заплатите кому-нибудь, дело заведут, Агриппину Тихоновну откопают, проведут экспертизу или что там обычно проводят в таких случаях. Прошло много времени, дело повисит, повисит, и его закроют. Она не зря так хорошо все продумала, ваша Людочка — Милочка — Мила — Муся.
— Да, — сказала Муся, — жаль, что я не успела. Если бы Настя вас не привезла, все получилось бы.
— Получилось бы, — согласился Кирилл. Не торопясь, Муся пошла к крыльцу, и Света крикнула:
— Мама, она уходит!
— Пусть уходит, — процедила сквозь зубы Нина Павловна, — все равно уже ничего не изменишь.
— Дик, пропусти! — приказал Гриша своей собачище.
Муся легко сбежала со ступенек, подхватила свой велосипед и пошла по саду в сторону старого парка. Все смотрели ей вслед и молчали.
Настя приложила ладони к щекам. Соня закрыла глаза, под тяжелым Гришей скрипнуло кресло.
— Это мое! — вдруг прошипела тетя Александра. — Все, что там есть, — мое! Старая карга поплатилась за свою жадность! Теперь все это будет мое!
Она грудью упала на арабские рисунки, сгребла их трясущейся сарделькообразной рукой и обвела семью ненавидящим взглядом.
— Началось, — пробормотал Кирилл и поднялся. Он больше не хотел никого видеть. — Гриш, пойдем покурим.
Он протиснулся между плетеными креслами, сбежал с крыльца, слыша за собой тяжелые прихрамывающие Гришины шаги. Вдвоем они уселись на теплую лавочку в зарослях старой сирени. Кирилл закрыл глаза и откинул голову. Было жарко, и солнце как будто трогало кожу невесомыми горячими лучами. Какая-то птица возилась в зарослях, деловито попискивала. Пес, улегшись неподалеку, коротко дышал, вывалив розовый чистый язык.
— Не переживай, — сказал Гриша и толкнул Кирилла плечом, тот покачнулся, — ты молодец.
— Я молодец, — согласился Кирилл.
— Неужели она и впрямь думала, что уголовник? — сам у себя спросил Гриша с изумлением, и Кирилл усмехнулся, не открывая глаз.
Гриша помолчал и спросил снова:
— Как ты думаешь, она теперь со мной… поговорит или свою мамашу бешеную обхаживать станет?
— Сам разберешься, — сказал Кирилл, — не маленький.
И они опять замолчали.
Так они сидели и молчали, и птаха копошилась в сирени, и солнце лениво пригревало, и пахло травой, смородиной, летом — всем самым лучшим, что только есть в жизни, — и в голове у Кирилла легчало, как будто солнце до дна высвечивало всю черную муть, и она оказалась не такой уж глубокой и страшной.
Быстрые шаги, которые Кирилл уже научился узнавать, зазвучали на дорожке, и Настя сказала:
— Подвиньтесь, пожалуйста, — и протиснулась между ними, сунув сжатый кулачок под ладонь Кирилла.
— Ну что? — спросил он, открыл глаза и увидел ее прямо перед собой, очень близко. — Тетя Александра получила, что хотела?
