Джулия Фэнтон - «Голубые Орхидеи»
Эти глаза… темно-зеленые, точно такого же цвета, как у и нее.
— Что за черт, — пробормотал Майк за ее спиной, он тоже уловил сходство. Она почти не слышала, как представлял их Петров на плохом английском языке. Ее взор был по-прежнему прикован к высокому темноволосому мужчине, и дрожь пробегала по телу.
— Не могу поверить… — начала она, делая маленький шаг вперед. — Вы не…
Он повернулся и устремился к ней.
— Какого черта, что здесь происходит? — вопрошал Майк.
— Миша! — закричала Валентина и бросилась в объятия брата.
Сначала Валентина была настолько потрясена, что могла только плакать. Она приникла к Михаилу, все ее тело сотрясалось от рыданий.
— Ты здесь, ты жив! Ты не погиб! — сквозь слезы твердила она, откидываясь назад и с восторгом вглядываясь в его лицо.
Боже, у него точно такие же волосы, как у нее, они точно так же растут треугольным выступом на лбу.
— Моя сестренка, — хрипло сказал он. Даже голос Михаила, глубокий, мужественный, казался знакомым, и она поняла, что он очень похож на голос отца. Она снова заплакала. Все старые призраки нахлынули на нее с такой силой, что у нее закружилась голова.
— Давай пойдем прогуляемся, мы должны узнать друг друга, — сказал он по-английски с едва заметным акцентом.
Петров одобрительно кивнул.
Они бродили и разговаривали, разговаривали, и чем больше Михаил знакомил ее со своим прошлым, тем более фантастическим оно казалось Валентине.
— Я не могу поверить в это! Не могу поверить! О Михаил, я так часто видела тебя во сне! — время от времени восклицала Валентина, пока они шли по улицам, вдоль которых вытянулись роскошные дома, в них когда-то жили придворные. Конечно, им следовало пойти на прогулку, запоздало сообразила она. Дом, в котором они встретились, возможно, прослушивается. Только на улице они могли быть наедине.
— Ты тоже снилась мне, — признался Михаил. — Расскажи мне о маме. Ты была с ней, когда она умерла?
Запинаясь, Валентина рассказала об их поездке в Америку, о болезни Нади, ее последних словах, о тех ужасных двух днях, что она провела одна в мотеле.
Грудь Михаила тяжело поднималась и опускалась, потом он заплакал. Слезы его были безмолвными и мучительными.
— Такие пустые, такие бесполезные, — задыхаясь, бормотал он. — Все эти годы. Если бы я только знал, я бы как-нибудь отыскал тебя, приехал бы к тебе. Я бы нашел способ.
— Но еще не поздно! Ты можешь приехать в Соединенные Штаты… ведь правда? Ты сможешь навестить меня! О Миша! Возможно, ты сможешь даже приехать в Америку. Теперь в России это позволено.
— Нет, — пробормотал он. — Я не позволю им использовать нас таким образом.
— Использовать нас, но как? Михаил, я даю сегодня вечером концерт, завтра утром мы улетаем в Хельсинки, а потом — домой. У нас слишком мало времени! Мы не сможем наверстать целую жизнь за такое короткое время. Пожалуйста… пожалуйста… Тебе разрешат навестить меня, я знаю, разрешат. Иначе зачем они позволили нам встретиться?
— Зачем? — язвительно бросил Михаил. — Уверен, что узнаю через несколько дней. Они ничего не делают без причин.
— Вот так история, — заметил Майк на пути назад в гостиницу. — Ты действительно веришь, что этот парень твой брат, Валентина? Откуда тебе знать?
— О Майк… Он помнит все подробности о снежном обвале, даже то, что мы играли в «веревочку», перед тем как это произошло. И он мой близнец, Майк. Я ощущаю физическое притяжение… Я просто знаю — это он.
— Хорошо, хорошо, приму на веру твои слова, но, дорогуша, он один из них, неужели ты не заметила? Он из КГБ! А ты приглашаешь его в старые добрые Соединенные Штаты. Будь реалисткой, милочка. Не случайно, что они представили его тебе, а теперь он намерен навестить тебя в Штатах.
— Идея была моя. Он ни о чем не просил, — горячо возразила Валентина. — Во всяком случае, мне нет дела до его прошлого, он рассказал мне все о том, как его воспитывали — его просто загнали в угол.
— Вэл, детка…
— Я не желаю слушать! Он — член моей семьи и единственный родной по крови человек. И мне нет дела до того, что мы далеко друг от друга, что столько времени прошло с тех пор, как мы виделись в последний раз, — ничто не изменилось в наших отношениях и не изменится никогда.
Медельин, Колумбия
В Медельине в Колумбии шестеро мужчин сидели, развалясь на веранде огромного плантаторского дома, наполовину скрытого в буйной листве. Этому секстету принадлежало более сорока процентов мирового производства кокаина.
На столе стояли высокие бокалы золотистого шотландского виски «Гленливит». Во влажном воздухе с портативного плейера приглушенно звучал хит Тины Тернер «Запотевшие окна».
Хуан Арринда выключил плейер.
Мужчины что-то негромко обсуждали. Это были Фернандо Кинтас, Хорхе Кардона, Аугусто Линарес, Хулио «Эль Гордо» Костас, «Толстяк» и Пабло Салир, юрист из Баготы, специализирующийся на делах, связанных с наркотиками.
— Довольно! Послушайте, — заявил Арринда. — Мы должны решить и решить сегодня же, кто нанесет удар.
— Карлос Наварро! — предложил Линерио.
— Черт, нет, — возразил Арринда. — Он слишком заметный. ФБР и ЦРУ вычислят его через две минуты.
— Васкес не такой заметный. Он может организовать мотоциклетную аварию…
— Нет, нет, нет, — нетерпеливо возразил Арринда. — Вещи такого рода все время происходят на автострадах Америки. Люди могут подумать, что это покушение гангстеров. А мы намерены навести ужас. Мы хотим, чтобы эти отвратительные гринго наложили в портки. Я думаю об Аранье.
— Аранья, — все вздохнули. — Аранья — самый дорогостоящий убийца, с которым они когда-либо имели дело, и самый таинственный, работающий через посредника. Оплата производилась на банковский счет. Ходили слухи, будто пользующийся дурной репутацией убийца-«паук» в действительности красивая женщина знатного происхождения. Другие говорили, что Аранья — сорокалетний мужчина, бывший агент французской секретной службы в отставке, нанимавшийся ради денег. Никто в точности не знал.
— Но Аранья опростоволосился в прошлом месяце в Израиле, — возразил Салир. — Объект остался в живых. Только двойной выигрыш для Бегина.
— Не имеет значения — к носу и члену некого hombre, muy tristo [21] все еще присоединены трубочки, и он превратился в «овощ», — заметил Арринда. — Но довольно! Решено. Я сам позвоню Педро, посреднику, и сделаю это сегодня же.
— Казнь будет публичной?
— Настолько публичной, что вся чертова страна узнает! — закричал Арринда, ударив кулаком по столу. — Девочки! Принесите еще виски! На этом заканчиваем. И включите музыку. Немедленно!
