Джиллиан Стоун - Влюблен и очень опасен
– Выпьете со мной по чашке кофе? Или, может, чего-нибудь покрепче? – Финеас позвонил в колокольчик, вызывая дворецкого. – А пока мы будем закусывать, вы расскажете мне обо всем том, что неизвестно прессе.
Фанни развернула салфетку с ломтиками запеченного мяса.
– Подержи, Гарри, а я пока разломлю булочку.
Она поровну поделила оставшиеся сухофрукты – половину отдала Гарри, а оставшиеся спрятала в карман про запас. Вчера она забрала с собой столько еды, сколько уместилось на блюде, и конвоиры даже позволили ей поделиться съестным с профессором. Хэмиш подмигнул ей, а значит, он не пал духом, и она должна следовать его примеру. Фанни запрещала себе думать о худшем, хотя при сложившихся обстоятельствах сохранять оптимизм было непросто.
Судя по тому, как повел себя Мэллори, когда раздался взрыв, это сработала расставленная им ловушка. Не хотелось даже думать о том, что на мину наступил Рейф. «Не смей хоронить его раньше времени», – приказала себе Фанни. Она обещала Гарри, что вскоре они с отцом окажутся вместе, значит, так тому и быть.
Жуя булку с мясом, Фанни смотрела на Гарри, который, мотая ногами, сидел рядом с ней на скамье, служившей ночью ложем для них обоих. У него никого не было, кроме Рейфа. Господи, не дай ему умереть!
Вернувшись накануне от Мэллори, Фанни застала Гарри в слезах. Он сидел, скорчившись, в углу и дрожал от страха. Укутав его в свое старое платье, как в одеяло, Фанни усадила мальчика на колени и накормила рыбой и сухофруктами. Она долго пела ему колыбельные, и малыш, наконец, уснул. В отличие от нее, Гарри спал крепко. Проснувшись в очередной раз среди ночи, она почувствовала, что он держит ее за руку.
– Ты что-то притих, – сказала Фанни, улыбнувшись мальчику. – Язычок проглотил?
Сосредоточенно жуя мясо, Гарри улыбнулся ей с набитым ртом.
И вдруг жуткий стон, от которого мороз пробежал по коже, донесся из-за стены.
Гарри судорожно сглотнул. Фанни тоже.
Послышалось уже знакомое позвякивание ключей на связке и лязг затвора. Вошли двое – толстяк и карлик. Фанни внутренне подобралась. Толстяк казался еще больше, а карлик еще меньше, чем ей помнилось.
– Мы пришли за мальчиком.
Гарри вздрогнул и медленно повернул к ней голову. От страха его глаза стали огромными.
– Таким, как вы, я ребенка не отдам.
– О, я думаю, отдадите, мисс. – Жирное брюхо сотрясалось от того, что язык не поворачивался назвать человеческим смехом.
Фанни обняла мальчика и прижала к себе.
– Боюсь, что Мэллори будет весьма недоволен. Видите ли, вчера вечером мы заключили с ним соглашение весьма личного свойства. Если он желает, чтобы я выполнила то, что обещала, то мне надо с ним поговорить. Будь я на вашем месте, – с угрозой в голосе сказала она, – я бы, не мешкая, пригласила его сюда.
Толстяк покраснел как рак, а гном перестал мотать перед ее носом ключами. Уроды вышли, заперев за собой дверь.
Фанни подмигнула своему маленькому другу.
– Ну вот, уже скоро, Гарри, – сказала она и поцеловала детскую макушку. Фанни ждала, казалось, целую вечность – в этой тесной и темной каморке время текло как-то странно. Но вот в коридоре послышался знакомый металлический звон.
Дверь широко распахнулась, и в камеру вошел Мэллори. Он встал перед ними в величественной позе – широко расставив ноги и скрестив руки на груди.
– Вы оторвали меня от важных дел.
– Я помешала вам убивать? – выпалила Фанни и тут же прикусила губу, немедленно пожалев о сказанном. Впрочем, она не стала тушеваться и опускать глаза.
Мэллори прищурился и склонил голову набок.
– К вопросу о нашей договоренности, – сказал он и шагнул к ней, – чем я могу быть полезен?
Фанни судорожно сглотнула.
– Вы должны доставить мальчика в Скотленд-Ярд.
Мэллори изумленно на нее уставился.
– Я не курьер, – сдержанно сообщил он.
– А я не доверяю вашим людям. Вместо того чтобы доставить мальчика отцу, они запросто швырнут его в Темзу с Вестминстерского моста и посчитают свою миссию выполненной. – Фанни с шумом втянула воздух. – Я доверяю вам, и только вам. Если вы возьметесь вернуть мальчика отцу, то вы это сделаете, и я могу быть за него спокойна.
Мэллори, великий и ужасный, выглядел огорошенным.
– Но почему?
Фанни отвела взгляд, ей надо было собраться с мыслями.
– Вы страдали, много страдали. Судьба была к вам чудовищно несправедлива. И несмотря на то, что вы обратили свой гнев не на тех, кто стал виновником ваших страданий, в вашей преданности тому, что вы называете делом своей жизни, есть нечто, вызывающее уважение. Если среди противников прогресса еще остались порядочность и честь, то эти качества я вижу в вас, и только в вас.
Фанни посмотрела ему в глаза и, собрав волю в кулак, заставила себя не отводить взгляд все то время, пока черные уголья его глаз прожигали ее насквозь.
Мэллори наклонился и поднял Гарри на руки. Мальчик тихо всхлипывал.
Фанни погладила его по щеке.
– Будь умницей, – тихо сказала она мальчику.
Мэллори с брезгливой недоверчивостью смотрел на мальчика, которого держал на руках.
– Ты сможешь ехать верхом, если я посажу тебя в седло перед собой?
Гарри вопросительно посмотрел на Фанни, и та, улыбнувшись ему, кивнула:
– Все будет хорошо, Гарри.
Финн рассматривал камень через увеличительное стекло. Рейф стоял рядом.
– Колесо в колесе – любой мало-мальски сведущий в своем деле ювелир способен сделать такую заколку, – задумчиво протянул Финн и, перевернув заколку, с довольным видом сообщил: – А, вот и девиз. На ободе большего колеса гравировка на латыни Actus Reus. Весьма, кстати, искусно выполненная.
– Преступное деяние, – хором воскликнули Зено и Рейф, переводя изречение.
– Похоже, мы все здесь получили классическое образование, – насмешливо протянул Финн. – Понятия «преступное деяние» и «преступный умысел» – альфа и омега английского законодательства, – продолжил он, процитировав на латыни фразу, перекочевавшую из римского права в современность.
Рейф кивнул.
– Деяние не делает человека виновным, если у него не было при этом преступного умысла, – перефразировав латынь, сказал Рейф.
– Для признания виновности в суде необходимо доказать как преступность деяния, так и преступность умысла, – добавил Зено и, откинувшись на спинку стула, достал сигару из внутреннего кармана пиджака. – Вы не возражаете, если я закурю?