Нора Робертс - Имитатор
Ева начала было что-то говорить, но покачала головой и опять посмотрела на Марлин.
– Я собиралась сказать вам, что таков порядок. Но дело в том, миссис Кокс, что теперь мне она тоже не чужая. Так уж я устроена.
Ее телефон засигналил, и она, извинившись, вышла в коридор.
– Пибоди, – сказала Ева, выслушав сообщение, – за мной.
– У нас что-то есть?
– Я поставила наблюдение у дома Ренквиста. Au pair только что взяла такси до музея «Метрополитен». Одна, без ребенка. Я ждала как раз такого случая поговорить с ней с глазу на глаз.
София медленно шла по залу французских импрессионистов. Ева коротко переговорила с наблюдательницей, отпустила ее, а сама подошла к аи рап.
– София Ди Карло. – Ева протянула жетон и отметила, как женщина вздрогнула и побледнела.
– Я ничего не делала.
– Тогда почему у вас такой виноватый вид? Давайте присядем.
– Я не нарушала закон.
– Вот и не начинайте с отказа поговорить с полицейским офицером.
Отказ поговорить с полицейским нельзя было квалифицировать как нарушение закона, но Ева ясно видела, что София этого не знает.
– Миссис Ренквист сказала, что мне нельзя с вами разговаривать. Как вы нашли меня здесь? Я могу потерять работу. Это хорошая работа. Я хорошо работаю с Розой.
– Я в этом не сомневаюсь, а миссис Ренквист вовсе не обязательно знать о нашем разговоре. – Стараясь расположить к себе упирающуюся девушку, Ева взяла ее под руку и усадила на банкетку в середине зала. – Как вы думаете, почему миссис Ренквист против вашего разговора со мной?
– Люди сплетничают. Если членов семьи и прислугу допрашивает полиция, о них обязательно начнут говорить. Ее муж очень важный человек, очень важный. Люди любят сплетничать о важных людях.
Она ломала руки, пока говорила. Еве нечасто приходилось видеть, как люди ломают руки при разговоре. Нервы, решила она. Нервы и страх. Эта женщина была явно напугана.
– София, я вас проверила через Службу иммиграции и натурализации. Вы находитесь здесь на законных основаниях. Почему же вы боитесь поговорить с полицией?
– Я вам сказала. Мистер и миссис Ренквист привезли меня в Америку, они дали мне работу. Если они будут недовольны, они меня прогонят. Я люблю Розу. Я не хочу потерять мою девочку.
– Как долго вы на них работаете?
– Пять лет. Розе был всего годик. Она хорошая девочка.
– А как насчет ее родителей? Легко на них работать?
– Они… они очень щедрые. У меня прекрасная комната и хорошее жалованье. У меня выходной каждую неделю: один полный день и еще полдня. Мне нравится ходить сюда, в музей. Я занимаюсь самообучением.
– А что вы скажете о мистере и миссис Ренквист? Они ладят друг с другом?
– Я не понимаю.
– Они ссорятся?
– Нет.
– Никогда?
Испуг на лице Софии сменился полным отчаянием.
– Они очень приличные люди. Они всегда держатся как надо.
– В это трудно поверить, София. Вы прожили в их доме пять лет и ни разу не видели семейной сцены, ни разу не слыхали, чтобы кто-то из них повысил голос?
– Мне не пристало…
– Пристало. Это я вам говорю. – «Пять лет, – подумала Ева. – Пять лет на всем готовом. За эти годы она могла скопить немалую сумму. Маловероятная перспектива потерять работу могла ее расстроить, но не испугать». – Почему вы их боитесь?
– Не понимаю, о чем вы.
– Прекрасно понимаете. – Теперь страх сосредоточился в ее глазах, его нельзя было не заметить. – Он приходит в вашу комнату по ночам, когда девочка спит, а его жена в другом конце коридора. Так?
Слезы навернулись на глаза Софии и полились по щекам.
– Нет. Нет! Я не буду об этом говорить, я потеряю работу…
– Взгляните на меня. – Ева схватила и сжала беспокойные руки Софии. – Я только что из больницы, где умирает молодая женщина. Вы поговорите со мной и скажете мне правду.
– Вы мне не поверите. Он очень важный человек. Вы скажете, что я лгу, а он меня прогонит.
– Это он сказал, что никто вам не поверит. «Я могу делать все, что захочу, потому что никто тебе не поверит». Он ошибается. Посмотрите на меня, загляните мне в лицо. Я вам поверю.
Слезы затуманивали ей зрение, но, несомненно, она все-таки что-то увидела. И увиденного ей было достаточно, потому что слова полились потоком.
– Он говорит, что я обязана, потому что его жена не соглашается. С тех самых пор, как узнала, что ждет ребенка. У них разные спальни. Это… Он говорит, что это цивилизованные брачные отношения, а я обязана позволять ему… меня трогать.
– Ничего цивилизованного тут нет.
– Он важный человек, а я всего лишь служанка. – София продолжала плакать, но в ее голосе зазвучала холодная решимость. – Если я расскажу, он отошлет меня с позором. Я больше никогда не увижу Розу. Он опозорит и разорит мою семью. Вот он и приходит ко мне в комнату, запирает дверь и выключает свет. Я делаю, что он мне велит, и тогда он уходит. – Он делает вам больно?
– Иногда. – София опустила взгляд на свои руки, и слезы закапали на них. – Когда у него не получается… ну, не получается… тогда он злится. Она знает. – София подняла заплаканные глаза на Еву. – Миссис Ренквист. В доме никто шагу ступить не может, чтобы она не знала. Но она ничего не делает, не говорит ни слова. А я точно знаю в глубине души, что она мне еще больше навредит, чем он, если узнает, что я вам все рассказала.
– Постарайтесь вспомнить ночь в начале сентября. Второго числа, после полуночи. Он был дома?
– Я не знаю. Честное слово, не знаю! – заторопилась София, не дав Еве возразить. – Моя комната в задней части дома, дверь закрыта. Мне не слышно, когда кто-то входит или выходит. У меня интерком с комнатой Розы. Он всегда включен, только… он его выключает, когда приходит. Я никогда не выхожу из комнаты по ночам. Только если Роза позовет.
– Утром в воскресенье на той же неделе.
– Они завтракали всей семьей, как всегда. В десять тридцать. Ровно в десять тридцать. Ни минутой раньше или позже.
– До десяти тридцати. Скажем, в восемь утра. Он был в доме в это время?
– Я не знаю. – София закусила нижнюю губу, пытаясь вспомнить. – Мне кажется, его не было дома. Я была в комнате Розы, помогала ей выбрать платье на этот день. В воскресенье ей полагается надевать парадное платье. Я видела из окна, как мистер Ренквист подъехал к дому. Было около десяти. В воскресенье по утрам он иногда играет в гольф или в теннис. Он говорит, что это часть его работы. Он должен общаться.
– Во что он был одет?
– Я… Простите, я не помню. Кажется, на нем была рубашка для гольфа. Мне так кажется. Не костюм, а спортивная летняя одежда. Они всегда следят за своим видом – они оба. Одеваются как положено.
